2018 год

Летопись Санкт-Петербургского международного криминологического клуба за 2018 год

 

27 апреля 2018 года беседа по криминологии закона «К единому праву противодействия преступности». С докладом «Криминологический кодекс Российской Федерации: концепция, структура и основные положения» выступил В.Н. Орлов – д.ю.н., доцент, главный редактор журнала «Российский криминологический взгляд», профессор кафедры криминологии и уголовно-исполнительного права Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА) (Москва, Россия).

Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов. На неё собрались криминологи из Гомеля (Республика Беларусь), Калининграда (Россия), Костаная (Республика Казахстан), Минска (Республика Беларусь), Москвы (Россия), Санкт-Петербурга (Россия). Состав участников беседы:

50 студентов вузов (Северо-Западный институт управления РАНХиГС: А.А. Алексеева, А.А. Анохин, Т.В. Бадмаева, Д.А. Бондаренко, М.В. Булдык, С.А. Вишняков, А.А. Гонина, А.Н. Занкина, А.В. Зорина, М.С. Исакова, С.Н. Крикоров, В.В. Леснов, А.В. Лубенец, А.А. Малышев, В.С. Машок, К.А. Милинова, К.К. Михайлова, И.Ю. Моторина, Б.А. Насиров, Я.А. Прохорчук, Е.Г. Пригоровская, А.В. Салмина, А.Ф. Салимова, А.М. Смирнов, Ф.А. Смирнов, О.В. Соломахин, А.И. Сорокина, Ю.А. Стащук, А.В. Трошев, К.А. Халикова, Е.В. Хочунская, Э.Л. Цобдаева, Д.П. Черников, А.С. Щевцова, А.С. Яковлева; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: С.П. Андреева, А.А. Григорьева, А.А. Дудник, М.А. Иванова, Д.В. Мешанкина; БФУ им. И. Канта: Д.В. Евсюкова; Российский государственный университет правосудия. Северо-Западный филиал: В.О. Клевитова, Д.А. Чубарова; Санкт-Петербургский государственный морской технический университет: О.Л. Захарова, А.В. Иванова, С.Г. Исмаилов, В.И. Короткевич, К.С. Нурлыбаев, М.М.-Б. Полонкеева; Российский государственный университет правосудия. Северо-Западный филиал: Е.А. Васик);

1 курсант (Санкт-Петербургский университет МВД России: С.З. Музафаров);

2 гостей (И.В. Игнатенко, военнослужащий А.Н. Евсюков);

1 аспирант (РГПУ им. А.И. Герцена: М.А. Пахомова);

2 адъюнкта (Санкт-Петербургский университет МВД России: О.Н. Гончаренко, А.Д. Рубан);

2 преподавателя (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Л. Лебедь; Санкт-Петербургский государственный морской технический университет: С.В. Игнатенко);

9 кандидатов юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: А.П. Данилов, М.С. Дикаева; Северо-Западный институт управления РАНХиГС: Н.И. Пишикина; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: К.Б. Кораев, Н.А. Крайнова; Санкт-Петербургский университет МВД России: А.В. Никуленко, В.С. Харламов; Центр социальной помощи семье и детям Невского района Санкт-Петербурга: А.А. Бакин; Белорусский торгово-экономический университет потребительской кооперации: Т.П. Афонченко; Российский государственный университет правосудия. Северо-Западный филиал: В.Н. Сафонов);

1 доктор медицинских наук (Государственный университет морского и речного флота имени адмирала С.О. Макарова: Л.Н. Галанкин);

1 доктор физико-математических наук (Костанайский социально-технический университет: К.К. Джаманбалин);

6 докторов юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: Л.Б. Смирнов; Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина: В.Н. Орлов; Костанайский социально-технический университет: С.М. Жалыбин, НПЦ Генеральной прокуратуры Республики Беларусь: В.М. Хомич; БФУ им. И. Канта: Д.А. Назаренко), среди которых 1 заслуженный деятель науки РФ (РГПУ им. А.И. Герцена: Д.А. Шестаков).

В обсуждении доклада участвовали: Н.А. Крайнова, В.С. Харламов, В.М. Хомич, Д.А. Шестаков.

В.Н. Орлов (Москва, Россия). Криминологический кодекс Российской Федерации: концепция, структура и основные положения.

Кратко сформулируем основные положения, позволяющие говорить не только о необходимости принятия Криминологического кодекса РФ (далее также – КК РФ), но и определяющие таковую процедуру.

Во-первых, процедура обсуждения КК РФ должна отличаться от традиционного обсуждения каких-либо отраслевых кодексов. Ей следует быть открытой, всенародной, учитывающей взгляды не только работников правового управления Президента РФ или узко заинтересованных ведомств, но и мнения различных профессиональных, прежде всего, научных коллективов, общественных организаций, учёных.

При Генеральной Прокуратуре РФ (Президенте РФ или Правительстве РФ) необходимо создать рабочую группу по принятию КК, включающую работников заинтересованных ведомств, видных учёных, представителей общественности, средств массовой информации, различных международных организаций. Нужен специальный сайт этой группы, на котором бы обсуждались представленные проекты КК РФ, указывались их минусы и плюсы. КК должен быть современным, эффективным, качественным, учитывающим развивающуюся в рамках криминологии закона российскую теорию криминологического законодательства [28; 29; 31, c. 147–149], международные, национальные стандарты и достижения в сфере противодействия преступности, т.е. Криминологический кодекс XXI века.

Во-вторых, в Общей части КК РФ должны регламентироваться концептуальные положения, касающиеся противодействия преступлениям всех видов. В частности: 1) основные понятия (как, например, в ст. 1 ФЗ РФ «О противодействии экстремистской деятельности» или ст. 3 ФЗ РФ «О противодействии терроризму», «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путём, и финансированию терроризма»); 2) цели, задачи и принципы противодействия преступности; 3) система и виды мер предупредительного воздействия; 4) принципы, основания, организационно-правовые основы, субъекты, субъективная сторона, объекты и объективная сторона назначения, исполнения и отбывания мер предупредительного воздействия; 5) международное сотрудничество в области противодействия преступности; 6) основы криминологической экспертизы; 7) прогрессивная система исполнения и отбывания мер предупредительного воздействия; 8) основы (особенности) профилактики преступлений определённой группы или вида.

В-третьих, в Особенной части КК РФ следует закрепить главы (нормы), регламентирующие особенности противодействия преступлениям конкретных видов: 1) террористических; 2) экстремистских; 3) связанных с незаконным оборотом наркотиков; 4) коррупционных и др. В соответствующих главах регламентируются особенности предупреждения конкретных видов антиобщественного поведения, преступлений или видов преступности. В результате, многочисленные дублирующие нормативные акты на федеральном и местном уровнях могут утратить силу, что, безусловно, будет способствовать более эффективной организации противодействия преступности.

В-четвёртых, в Особенной части КК РФ могут быть закреплены основы (особенности) противодействия преступности в определённых субъектах РФ, например, в городах федерального значения (Москва, Санкт-Петербург, Севастополь) или зонах свободной экономической торговли.

В-пятых, в КК РФ необходимо чётко определить права, обязанности, законные интересы и правовые ограничения субъектов назначающих, исполняющих, отбывающих меры предупредительного воздействия. Целесообразно закрепить соответствующие нормы в Общей и Особенной частях КК.

В-шестых, в КК РФ необходимо подробно регламентировать предупредительную деятельность, т.е. процедуру, предусматривающую условия лишения, ограничения, замены и дополнения прав, обязанностей, законных интересов и правовых ограничений лиц, а также ожидаемые результаты этой деятельности. В настоящее время указанная процедура фактически не регламентируется или частично определяется в других Федеральных законах или Кодексах (например, в УИК РФ и др.).

В-седьмых, часть видов мер предупредительного воздействия должны исполнять субъекты одного ведомства. Только в этом случае удастся чётко координировать порядок исполнения и отбывания мер предупредительного воздействия. На наш взгляд, этим ведомством должна стать Федеральная служба исполнения мер принуждения. В неё будут входить учреждения, органы, исполняющие все уголовно-процессуальные меры пресечения, уголовные наказания и иные меры уголовно-правового характера. Один субъект, чёткая координация процедуры, целенаправленное финансирование. В перспективе это ведомство должно исполнять и меры административного наказания. Соответствующие нормы могут быть закреплены в Общей и Особенной частях КК РФ.

В-восьмых, в действующем законодательстве не регламентируются вопросы, связанные с субъективной стороной исполнения, отбывания мер предупредительного воздействия. В КК РФ данный пробел должен быть восполнен. При этом необходимо регламентировать понятие, элементы, критерии и степени оценки субъективного отношения к исполнению, отбыванию той или иной меры предупредительного воздействия.

В-девятых, в КК РФ порядок, условия исполнения и отбывания мер предупредительного воздействия необходимо чётко определить во времени, т.е. указать минимальный и максимальный сроки, в течение которых осуществляются предупредительные действия. Бессрочная процедура, на наш взгляд, не позволяет спланировать процесс изучения личности, эффективно применить к ней меры предупредительного воздействия. В КК РФ процедура исполнения, отбывания каждой меры предупредительного воздействия должна быть только срочной. Минимальный срок не может быть менее двух месяцев. Установленные (в том числе, детализирующие) нормы могут быть закреплены в Общей и Особенной частях КК РФ.

Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия). О проекте Кодекса предупреждения преступлений и мер безопасности.

От теории к практике. От имени невско-волжской школы преступных подсистем я поприветствую труд Владислава Николаевича над проектом с рабочим названием «Криминологический кодекс».[1]

При подготовке Кодекса о предупреждении преступлений необходимо нашу российскую – пока единственную в своём роде – идею права противодействия преступности (ППП) соотнести и, по возможности, увязать с законодательством о мерах безопасности. Теоретически это нами уже осуществлено. Дело за преломлением учения о криминологическом законодательстве в законотворчество. Предварительно нужно хорошо понять это учение, пока я не вижу должного понимания, и глубоко его осмыслить. При этом будем иметь в виду разгоревшиеся в Западной Европе споры в области так называемого «права безопасности» [11].

Три в одном или три вместо одного? В модель единого законодательства о противодействии преступности в недавнем прошлом я включал объединённый Кодекс предупреждения преступлений и мер безопасности. Теперь же склоняюсь к тому, чтобы разделить его на два кодекса: «О предупреждении преступлений» и «О мерах безопасности».

Кодекс предупреждения преступлений должен будет регулировать социальную, образовательную, воспитательную, психологическую, информационную стороны противодействия преступности, криминологическую экспертизу. В нём надо определить также порядок отслеживания и совершенствования политики противодействия преступности.

Кодекс мер безопасности призван управлять ограничительными, запретительными мерами и – самое главное – действиями, связанными с вмешательством в личную жизнь, с вынужденным применением физического и материального вреда. Чаще всего эти меры привязаны к пресечению преступлений. В пользу разъединения кодексов говорит то, что нормы безопасности и предупредительные нормы исполняются совершенно разными субъектами. Для норм безопасности в качестве субъектов выступают, прежде всего, силовые учреждения, вплоть до Вооружённых Сил.

Не следует забывать, что рассматриваемая модель наряду с Кодексом предупреждения преступлений и Кодексом мер безопасности включает в себя Кодекс об ответственности и ресоциализации несовершеннолетних. Весьма вероятно, что законотворчески идея ППП получит первоначальную обкатку именно в направлении единого регулирования ответственности и ресоциализации несовершеннолетних правонарушителей. В невско-волжской школе этими вопросами занимаются А.В. Комарницкий [13], О.В. Лукичёв [16] и др.

М.Г. Миненок (Калининград, Россия), М.М. Миненок (Калининград, Россия). Тема доклада В.Н. Орлова актуальна, имеет весьма содержательные, выразительные и практически значимые аспекты.

Термин «криминологическое законодательство» был введён в научный оборот Д.А. Шестаковым в 1996 году. Криминологическое законодательство, как понятие, применялось им в широком и узком смысле слова. Широкий смысл включает в себя два раздела – уголовно-правовой (нормы материального, процессуального и исполнительного права), а также собственно криминологический, который складывается из нормативных актов, не связанных с применением уголовной репрессии.

В последующем идея криминологического законодательства привела к выдвижению Д.А. Шестаковым положений о едином праве противодействия преступности. Это предложение имеет, несмотря на сложности в реализации, хорошие и очень важные перспективы.

Многие идеи В.Н. Орлова заслуживают поддержки, включая и процедурные вопросы принятия Кодекса. Однако думается, что включение в перечень участников обсуждения проекта Криминологического кодекса представителей общественности, средств массовой информации, различных зарубежных организаций не должно быть обязательным.

Следует также учесть, что нормы Общей и Особенной частей, которые автор предлагает включить в Кодекс, могут быть подвержены частым изменениям, а это скажется на стабильности законодательства.

Криминологическое право и соответствующий Кодекс необходимы не только сами по себе, но и как важнейшие предпосылки укрепления и развития права противодействия преступности с последующим принятием Кодекса предупреждения преступлений.

А. Лепс (Таллин, Эстония). В Эстонии эта тематика не актуальна, так как страна маленькая. В Российской Федерации дела обстоят иначе. Было бы разумно соединить действующие сегодня в России кодексы в один под общим названием «Криминологический кодекс Российской Федерации».

П.А. Кабанов (Нижний Новгород, Россия). О кодификации российского криминологического законодательства: рассуждения по случаю.

Кодификация криминологического законодательства как высшая форма его систематизации требует значительного объёма научно-исследовательской работы. О её необходимости отечественными специалистами говорится уже давно.

В Российской Империи такое законодательство существовало [23]. В последующем вопросы о необходимости принятия федерального криминологического законодательства поднимались отечественными криминологами неоднократно, в том числе Д.А. Шестаковым, который и ввёл в научный оборот категорию «криминологическое законодательство» [6].

Этот термин, получивший научную поддержку, сейчас активно используется российскими и зарубежными специалистами. Хотя отдельные исследователи именуют его «законодательством о предупреждении преступлений», «предупредительным законодательством», «законодательством о противодействии преступности».

Выполненная отечественными криминологами работа принесла свои плоды: летом 2016 года был принят Федеральный закон «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации», который является базовым для всего российского криминологического законодательства. Проект этого закона длительное время публично обсуждался, в том числе и криминологами, высказывались обоснованные замечания и предложения по его совершенствованию.

Следует отметить, что принятие базового федерального криминологического закона не повлияло на действующее федеральное специальное или отраслевое криминологическое законодательство о противодействии отдельным видам противоправного поведения (терроризму, экстремизму, коррупции, отмыванию преступных доходов, преступлениям несовершеннолетних и других).

Н.А. Крайнова (Санкт-Петербург, Россия). О принципах единого права противодействия преступности. Формирование единого права противодействия преступности в соответствии с выработанной государством чёткой генеральной линией противодействия преступности (уголовной политикой) должно иметь продуманную логическую составляющую, основанную на правовых принципах. Таковые, как представляется, будут едины и для Кодекса предупреждения преступлений, и для Кодекса мер безопасности.

Говоря о принципах права противодействия преступности, следует определиться с понятийным аппаратом. Необходимо придерживаться традиционного подхода к определению принципов, как руководящих начал, основополагающих идей правового регулирования отношений, возникающих в сфере противодействия преступности.

Принципы справедливости, законности, гуманизма, комплексности, приоритета прав человека, системности совершенно логично и естественно лежат в основе правового регулирования отношений в рамках противодействия преступности.

Формулируя специфические для единого права противодействия преступности принципы, следует учитывать особенности состава регулируемых отношений, прежде всего, особенности субъектов воздействия, так как в отношении предмета регулирования можно констатировать некое единообразие в понимании.

К принципам права противодействия преступности следует отнести также принципы приоритета профилактики преступлений, экономии принудительных мер, как соответствующие качественно новому уровню развития государственности, демократическим основам построения отношений общества и государства.

А.В. Никуленко (Санкт-Петербург, Россия). О задачах Криминологического кодекса.

Прежде чем приступать к созданию принципиально новой законодательной базы, на наш взгляд, необходимо ответить на множество вопросов, в том числе на такой: «Какие задачи призвана решить предлагаемая новация?».

Очевидно, В.Н. Орлов предлагает принять концептуальный кодекс, направленный на противодействие преступности, объединив в нём ряд законов, направленных на противодействие терроризму, экстремистской деятельности, наркотизму, коррупции, легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путём.

В этот перечень можно добавить и полицейское законодательство – Федеральный закон «О полиции», а также Федеральный закон № 120-ФЗ «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних».

Не согласны с предложением В.Н. Орлова о создании нового органа (ведомства, федеральной службы, департамента, главного управления и т.п.), осуществляющего меры предупредительного воздействия. Скорее всего, следует разграничить полномочия между уже имеющимися министерствами и федеральными службами, при этом наделив их соответствующими полномочиями. В противном случае, мы будем лишь постфактум констатировать неудачи в профилактике преступлений.

Мы солидарны с мнением Д.А. Шестакова, определившим предлагаемый В.Н. Орловым Криминологический кодекс как Кодекс мер безопасности. Не вполне понятно, какие задачи будет решать предлагаемый Владиславом Николаевичем акт.

На наш взгляд, следует уделить внимание самой системе мер профилактического воздействия, органам, его осуществляющего, их ответственности, криминологической экспертизе [26, с. 50] действующего и вновь принимаемого законодательства.

Не сделав этого, законы продолжат «штамповать» без какого-либо научного обоснования, а лишь для обеспечения немедленной реакции законодателя на громкие публикации в СМИ. Так было со статьями УК РФ о половых преступлениях против несовершеннолетних, экономических преступлениях и, наконец, нормах о доведении до самоубийства.

Т.П. Афонченко (Гомель, Республика Беларусь). О задачах Криминологического кодекса.

Одним из значимых направлений развития правовой системы Республики Беларусь является кодификация законодательства. В числе 26 кодексов, действующих на данный момент в республике, присутствуют как сравнительно недавно принятые – Кодекс о судоустройстве и статусе судей (2006 г.), Кодекс Республики Беларусь об образовании (2011 г.), Кодекс Республики Беларусь о культуре (2016 г.), не имеющие аналогов в советском периоде развития белорусской государственности, так и традиционные, существующие в любом государстве континентальной системы права – Кодекс о браке и семье, Гражданский, Гражданско-процессуальный, Трудовой и другие.

Первый кодифицированный нормативный акт, действовавший на значительной части территории современной Республики Беларусь, – Статут Великого княжества Литовского 1529 года. К триаде отраслей так называемого криминального цикла относятся уголовное, уголовно-процессуальное, уголовно-исполнительное право. Нормы данных отраслей закреплены соответственно в Уголовном, Уголовно-процессуальном и Уголовно-исполнительном кодексах Республики Беларусь.

Сегодня в рамках динамично развивающегося научного знания не просто предлагается совершенствовать действующие кодексы, но и аргументируется глобальное реформирование уголовно-правовых отраслей. Так, В.Н. Орловым на протяжении 2017–2018 годов последовательно обосновывается идея принятия Уголовно-исполнительного процессуального кодекса.

К числу важных предложений, способных видоизменить «лицо» современного преступностиведения, безусловно, следует отнести идею создания Криминологического кодекса Российской Федерации, за которой также стоит В.Н. Орлов. Данная концепция основана на положениях криминологического законодательства, понятие которого введено в научный оборот Д.А. Шестаковым. В целом мы оцениваем предложение по разработке Криминологического кодекса РФ крайне положительно.

25 мая 2018 года международная беседа «Преступность миграционных процессов». С докладом «Беженцы в Германии. Исследование ситуации и вытекающих из неё последствий» выступил Х. Кури – профессор, доктор психологии, профессор университета им. Альбрехта-Людвига (Фрайбург, ФРГ).

Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов. На неё собрались криминологи из Екатеринбурга (Россия), Москвы (Россия), Санкт-Петербурга (Россия), Фрайбурга (ФРГ). Состав участников беседы:

43 студента вузов (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Ю. Зайцева, Д.А. Мухин, П.А. Самородская – все 1-й курс, О.М. Байрамов, В.С. Васильев, А.Е. Вдовица, Н.П. Галишев, М.Г. Гончаров, У.В. Докукина, Ю.О. Задирако, Д.А. Замятин, И.Р. Кесаева, Т.О. Козырева, Е.Г. Ковалёва, С.С. Котар, С.А. Лекапшиева, П.А. Малыгин, Ю.А. Миронова, Е.А. Михайлова, Д.Д. Полецкая,  В.А. Филимончук, В.А. Шибалова – все 2-й курс, Л.В. Крутова, М.В. Лихобабина, Л.В. Маевский, О.В. Митрахович – все 3-й курс, А.Ю. Сапожичкова, О.А. Стадникова – 4-й курс, Р.С. Власов, Северо-Западный институт управления РАНХиГС: А.А. Гонина, В.В. Леснов, А.В. Лубенец, К.З. Мамов, С.С. Митрохин, Б.А. Насиров, П.В. Севостьянов, А.С. Тихонов, К.А. Халикова, Е.В. Хочунская, Д.П. Черников – все 3-й курс; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: А.А. Григорьева, Санкт-Петербургский юридический институт (филиал) Университета прокуратуры РФ: А.И. Пашкин – 2-й курс, Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина: Я.Н. Шишкин – 2-й курс);

4 гостя (писатель Н.В. Кофырин, переводчик Н.Л. Баконова, старший юрисконсульт ФКУ «ГСЦП МВД России» И.А. Носкова; старший лаборант кафедры прокурорской деятельности Уральского государственного юридического университета Е.С. Кривицкая);

1 аспирант (РГПУ им. А.И. Герцена: М.А. Пахомова);

3 адъюнкта (Санкт-Петербургский университет МВД России: О.Н. Гончаренко, Е.С. Кетенчиева, А.Д. Рубан);

1 преподаватель (Санкт-Петербургский государственный морской технический университет: С.В. Игнатенко);

8 кандидатов юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Л. Гуринская, А.П. Данилов, М.С. Дикаева; Северо-Западный институт управления РАНХиГС: Н.И. Пишикина; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: Н.А. Крайнова; Санкт-Петербургский университет МВД России: А.В. Никуленко, В.С. Харламов; Уральский государственный юридический университет: Я.С. Дикусар);

1 доктор психологии (Университет им. Альбрехта-Людвига: Х. Кури);

6 докторов юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: С.Ф. Милюков; Санкт-Петербургский университет МВД России: С.У. Дикаев; Московский университет МВД России: С.Я. Лебедев, В.Н. Фадеев; Российский государственный университет правосудия. Северо-Западный филиал: М.Х. Гельдибаев), среди которых 1 заслуженный деятель науки РФ (РГПУ им. А.И. Герцена: Д.А. Шестаков).

В обсуждении доклада участвовали: А.П. Данилов, С.У. Дикаев, Е.С. Кетенчиева, С.Я. Лебедев, С.Ф. Милюков, В.Н. Фадеев, В.С. Харламов, Д.А. Шестаков.

Х. Кури (Фрайбург, ФРГ). Беженцы в Германии. Исследование ситуации и вытекающих из неё последствий.

Проблема беженцев в Германии и других индустриальных западных странах, начиная приблизительно с 2015 года, выросла до центральной политической и практической. В 2014 году в Германии было подано 202 834 ходатайства о предоставлении убежища, в 2015 году – уже 476 649. Основной страной, «поставляющей» беженцев, является Сирия.

31 августа 2015 года Федеральный канцлер Германии Ангела Меркель выступила с посланием «Мы сделаем это», обращённым к Федеральной пресс-конференции, в связи с кризисом вокруг беженцев в Европе и приёмом их в Германию. Меркель приветствовала приток беженцев, заявляя, что Правительство ФРГ способно решить все возникающие в связи с этим проблемы.

Большая часть беженцев – молодые мужчины, которые, как известно, являются наиболее активными, в том числе в преступном плане. Совершению ими преступлений способствуют неблагополучные условия жизни в приютах, отсутствие работы, плохая интеграция в европейское пространство, неопределённый статус пребывания, угроза быть отосланными назад.

Снова и снова возникают подозрения, что среди беженцев есть исламистские террористы. Опросом 825 беженцев во Фрайбурге, Мюнхене и Берлине мы, в соответствии со стандартизованной шкалой, установили, что у 34,8 % опрошенных наблюдалось посттравматическое стрессовое расстройство, причём, этот показатель у детей был выше, чем у взрослых. Приблизительно треть опрошенных не имеет профессионального образования. 72 % беженцев чувствуют себя в Германии хорошо принятыми, это, прежде всего, женщины. 37 % – планируют после окончания войны на Родине возвратиться домой.

Следует отметить нарастающую критику политики, приветствующей приём беженцев. Успех правой партии AfD (Альтернатива для Германии) во многом обусловлен именно ей.

Для предупреждения преступлений беженцев важно, прежде всего, обеспечить их работой, нормальным жильём, предоставить несовершеннолетним возможность получить школьное образование, предлагать им интеграционные курсы обучения, ускорить принятие решений о статусе их нахождения на территории Германии.

Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия). Преступность сферы миграции.

Оседлые и неоседлые чужане в свете преступностиведения. Постановка в преступностиведении вопроса о переселенцах (мигрантах) является составной частью проблематики чужан.[2] Наименование «чужанин» охватывает недавно прибывших на местность, несколько поколений появившихся давно, но не ставших своими, однако, оно включает в себя также и являющихся гражданами страны космополитов, которые, ненавидя её, намеренно способствуют её разрушению. Это понятие позволяет охватить достаточно широкий круг преступноведчески значимых проблем, вытекающих из взаимоотношений жителей страны, одни из которых относятся к ней, как к отечеству, другие – как к чужбине.

В соответствии с концепцией многоуровневого строения преступности (воронка преступности) [33] возникает задача определить долю и роль чужан, применительно ко всем девяти уровням (слоям) преступности – от обыденного до планетарного «олигархического». Данную головоломку не решишь в один приём, потребуется некоторое время.

Переселенцы – это та часть чужан, которые сравнительно недавно приехали для временного или постоянного проживания в страну. Здесь речь пойдёт в основном о «трудовых переселенцах», которые приезжают в Россию на заработки, а не о вернувшихся соотечественниках на историческую родину (репатриационная модель миграции).

Экономическая сторона вопроса. В России наиболее прибыльная часть экономики управляется воробогачами (нуворишами, «олигархами»), которые заинтересованы в дешёвой рабочей силе переселенцев (7-й уровень воронки преступности) [33; 36, с. 402]. Можно сказать, что нувориши больны стяжательством с выраженной корыстной манией. Судьба России им, мягко говоря, безразлична. Ради собственной выгоды они поддерживают сохранение в стране множества недорого оплачиваемых работников, тем более что наличие таковых способствует удержанию в целом зарплаты трудящихся на низком уровне. Так Центром стратегических разработок (некоммерческая организация, ключевую роль в которой играет А.Л. Кудрин) подготовлен доклад «Миграционная политика: диагностика, вызовы, предложения». В нём изыскиваются доводы о необходимости дополнительных мер по привлечению мигрантов, приток которых, согласно некоторым прогнозам, после 2024 г. может ослабнуть. Авторы доклада по существу выступают за целенаправленное склонение общественного мнения в пользу сохранения большого числа прибывающих в страну переселенцев, причём предлагается проведение соответствующей «работы» со СМИ [18].

Ю. Алхаз полагает, что экономические последствия миграции не менее опасны, нежели расползающаяся по стране этническая преступная деятельность «гастарбайтеров» [3]. Иноземцы в России – это не просто разрозненная рабочая сила, они уже объединены в сплочённые кланы, существование которых не может не сопровождаться мздоимными врастаниями («метастазами») в полицию, миграционную службу, исполнительную власть. Возникновение иноземных кланов, вместо естественного взаимополезного вживания приезжих в местное общество порой превращает их в самодовлеющую вредоносную силу, а в некоторых областях хозяйства, таких как торговля, даже уже в хозяев положения, которые держат его, в том числе не оправданно высокие цены на товары, под своим контролем [3]. (Ст. 178 УК РФ «Ограничение конкуренции»).

С.Ф. Милюков (Санкт-Петербург, Россия). Миграционная составляющая терроризма и экстремизма.

Сложившаяся к настоящему времени ситуация с проявлениями террористического характера может быть однозначно охарактеризована как исключительно острая, неблагоприятная. Об этом свидетельствуют кровавый террористический акт в петербургском метро (3 апреля 2017 г.) и последующие дерзкие нападения на сотрудников силовых ведомств, гражданское население, включая попытку захвата православного храма в Грозном (19 мая 2018 г.).

Действующие Стратегия противодействия экстремизму в РФ до 2025 года, утверждённая Указом Президента страны от 28 ноября 2014 г., и Стратегия национальной безопасности РФ, утверждённая Указом Президента России 31 декабря 2015 г., другие руководящие директивы умалчивают главное: «Каким образом Россия может гарантировать себе сохранение территориальной целостности и государственного суверенитета в условиях перманентного нарастания внешних и внутренних угроз (среди которых, хотя и не главное место, занимает глобальная миграция, причём не только незаконная)?».

На наш взгляд, гарантия есть, хотя её достижение многим покажется утопичным. Это восстановление могучей евразийской державы в границах 1945 года, а, может быть и 1914 года. В противном случае оставшаяся часть России рано или поздно будет полностью измотана непрерывными конфликтами с псевдонезависимыми государствами, образовавшимися на территориях бывших союзных республик. Нельзя исключить и широкомасштабной агрессии стран НАТО с территорий этих образований (прежде всего, Прибалтики, Украины, среднеазиатских республик).

Воссоздание союза веками населявших Россию народов вызовет, без всякого сомнения, бешеную злобу наших геополитических противников. Но они и так уже обвиняют нынешнюю российскую власть в подобном реваншизме. Поэтому лучше заявить об этой цели открыто. Это может обеспечить всенародную поддержку такому курсу, сплотит народные массы, погасит социальные, национальные раздоры, решит в целом рассматриваемую проблему хотя бы за счёт того, что миграционные потоки из внешних превратятся во внутренние, гораздо более контролируемые.

Смеем утверждать, что в России нет дефицита рабочей силы, во всяком случае, острого. Конечно, официальный уровень безработицы мизерен: на 21 февраля 2018 г. в органах службы занятости состояло на учёте всего 991 тыс. человек. Однако по признанной методике МОТ сейчас в Российской Федерации не менее 4 млн (!) безработных, а всего не имеют официального трудоустройства свыше 25 % экономически активного населения – не менее 20 млн человек! Конечно, среди этих двух десятков миллионов не только безработные, но и лица, занятые в так называемой «теневой» экономике. Надо вывести эти многомиллионные массы из пресловутой «тени», обязать их самих и работодателей платить налоги в государственную казну.

Почему капиталисты (их у нас стыдливо именуют «бизнесменами») так охотно прибегают к труду таджиков, узбеков, киргизов, молдаван и украинцев? Ответ известен и неспециалистам. Им выгоден такой труд ввиду возможности платить по минимуму и пользоваться бесправием большинства мигрантов, некоторые из которых фактически обращены в рабство. Свидетельством тому факты гибели некоторых из них при пожарах и других несчастных случаях в местах их концентрации в Москве и других городах.

С.М. Иншаков (Москва, Россия). Стратегемы миграционной безопасности.

Передвижение людей по планете, освоение ими новых ареалов, вытеснение сильными слабых, и захват сильными территорий, обеспечивающих наиболее комфортную и безопасную жизнь, – в этом заключается один из сущностных аспектов глобализационных процессов, которые начали развиваться практически одновременно с появлением человечества. Тысячелетия культурного развития, накопление цивилизационного опыта несколько облагородили форму, но практически не изменили её содержания.

Миграционные процессы оказывают серьёзное воздействие на культуру. Практически во всех общинах отношение к пришельцам имеет негативную коннотацию: в интервале от настороженности и тревоги до неприязни и открытой агрессии. Причём, чем больше число пришельцев, тем негативнее реакция аборигенов. У многих народов есть традиция с радушием встречать любого гостя. Но она носит скорее обязывающий характер, а внутренний импульс более точно раскрывает поговорка: «Незваный гость хуже татарина» (и более жёсткая её транскрипция: «Дорогие гости, а не надоели ли вам хозяева?»).

В рамках современной культуры толерантности и гуманизма такое отношение к мигрантам оценивается исключительно отрицательно. Однако реальная социальная практика даёт немало оснований для устойчивости таких стереотипов: албанцы, гостеприимно принятые сербами в Косово, уже отторгли этот край от Сербии и почти полностью изгнали оттуда сербское население. Во Франции некоторые районы и кварталы городов остаются французскими лишь де-юре. Де-факто лицам неарабской национальности там лучше не появляться – безопасность не гарантируется.

Миграционная безопасность – это сфера обеспечения национальной безопасности посредством корректного отношения к пришельцам. В ходе тысячелетней практики международного общения выкристаллизовались стратегемы обеспечения миграционной безопасности.

Не все народы могут позитивно взаимодействовать. Существует межнациональная некомплементарность, препятствующая этому. Она может быть односторонней или обоюдной. При наличии такой некомплементарности миграционные процессы, в более или менее отдалённой перспективе, чреваты серьёзными негативными последствиями. Миграционные процессы в таком контексте можно рассматривать как фактор, отрицающий национальную безопасность.

Не все народы могут ассимилироваться. Народы могут позитивно взаимодействовать – феномен некомплементарности не просматривается. Но культура народа, представители которого в качестве мигрантов прибывают в определённую страну, настолько развита и самобытна, что мигранты не могут и не хотят от неё отказаться, не могут интегрировать её в культуру страны пребывания. Представители этих народов живут замкнуто (диаспорами, анклавами, национальными кварталами). Среди них могут быть ценные специалисты. Представители этих народов могут в чём-то даже служить образцом для коренных жителей. Но страну пребывания они практически никогда не называют «моя страна», национальные интересы принявшего их народа и их интересы не совпадают, а могут находиться и в противоречии. В критические моменты истории эти мигранты воспринимаются как угроза национальной безопасности. В США, например, во время Второй мировой войны несколько сот тысяч японцев, имевших американское гражданство, были изолированы в специальных лагерях (американский вариант концентрационных лагерей).

Большие народы терпимы к малым. Народы, находящиеся на высоких ступенях цивилизационного развития, лояльны по отношению к менее развитым. В этих стереотипах кроются ловушки.

П.А. Кабанов (Набережные Челны, Россия). Криминальная виктимность мигрантов в современном российском обществе: краткий обзор официальной статистики за 2014–2017 годы.

Беседа «Преступность миграционных процессов», состоявшаяся в Санкт-Петербургском международном криминологическом клубе 25 мая 2018 года, была предметно направлена на поиск взаимосвязей преступности с миграционными процессами. Таковые, на первый взгляд, могут показаться довольно простыми: нахождение крупных групп людей с собственными традициями на территории иностранного государства, не знающими правовых основ и традиций принимающей стороны, создаёт конфликтную обстановку между гражданами этого государства и мигрантами. Она приводит как к преступлениям мигрантов в отношении граждан принявшей их страны, так и к ответным преступлениям коренных жителей в отношении мигрантов.

О криминогенности миграционных процессов часто заявляют представители миграционных служб различных государств, столкнувшихся с массовым неконтролируемым «наплывом» мигрантов. Таким образом, вопросы исследования криминогенности миграционных процессов становятся важнейшей частью ведомственной криминологической науки.

Отметим, что российские криминологи больше исследуют преступления мигрантов [4; 5], нежели негативные последствия преступности на жизнь этих лиц.

В.Н. Фадеев (Москва, Россия). Радикальный исламизм и миграционные процессы.

Радикальные исламистские организации типа ИГИЛ (организация запрещена в РФ) представляют собой наёмную «армию» зомбированных бандитов. Они создаются и финансируются «мировой закулисой» для провоцирования и поддержания ситуации «управляемого хаоса» во всём мире.

Радикальный исламизм выступает, в том числе, в лице так называемого «Исламского государства». В составе различных радикальных исламистских организаций, действующих сегодня в Ираке и Сирии, находится большое число россиян. Они, в случае возвращения домой, могут выступить в качестве дестабилизирующего фактора.

Особое место в распространении радикального исламизма занимают миграционные процессы. По оценкам ООН, количество мигрантов быстро растёт: в 2017 году их число достигло 258 миллионов против 173 миллионов в 2000 году и 153 миллионов в 1990 году [42].

Проблема радикализации населения особенно остро стоит в среднеазиатских республиках бывшего СССР. По данным ФМС России в нашей стране находится около 11 миллионов иностранных граждан, причём только за 10 месяцев 2017 года им было выдано более миллиона разрешений на работу. Эти цифры, учитывая и нелегальных мигрантов, количество которых сама ФМС оценивает в 3,7 миллиона человек, можно смело увеличить вдвое. При этом денежные переводы трудовых мигрантов в Среднюю Азию из России составляют львиную долю ВВП стран региона. В 2014 году для Киргизии это около трети ВВП, Узбекистана – четверть, Таджикистана – почти половина ВВП республики [17].

Н.И. Пишикина (Санкт-Петербург, Россия). Проблема беженцев является актуальной не только для Европы. Не исключено, что по мере нарастания вооружённых конфликтов в мире и принятия ограничений в приёме беженцев европейскими странами она встанет и перед Россией.

В этой связи особую боль и тревогу вызывает положение детей, вынужденных вместе со взрослыми покидать свою страну. Специфика психологии и сознания детей накладывает отпечаток на восприимчивость несовершеннолетними изменяющихся условий жизни. Поэтому они, в отличие от взрослых, более остро ощущают отрыв от родной земли, потерю родственных связей.

Известно, что многие несовершеннолетние, особенно женского пола, на территориях вооружённых конфликтов подвергаются различного рода насилию, в том числе и сексуальному. Масштаб данных преступлений обусловил принятие Организацией Объединённых Наций определённых решений. В частности, 19 июня 2015 года Генеральная Ассамблея ООН объявила 19 июня Международным днём борьбы с сексуальным насилием в условиях конфликта.

В Южном Судане насилуют и кастрируют малолетних детей, на Ближнем Востоке используют женщин как сексуальных рабынь боевиков. Во многих конфликтах противоборствующие стороны подвергают сексуальным надругательствам женщин и девочек из общин своего «противника». «Изнасилование как средство ведения войны необходимо остановить. Мы должны привлечь к ответственности исполнителей этих преступлений и их начальников, которые оправдывают такие действия, и защитить их жертв», – заявил Председатель 69-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Сэм Кутеса. Он призвал всех в мире не закрывать глаза на страдания жертв сексуального насилия в условиях конфликта [8].

В.С. Харламов (Санкт-Петербург, Россия). Преступное насилие в семьях мигрантов.

Состояние миграционной преступности в России относительно стабильно. Последние 5 лет ежегодное количество криминальных посягательств, совершённых мигрантами, не превышает 7,0 % от общего числа ежегодно регистрируемых в стране преступлений. Судебная практика свидетельствует, что большая часть преступлений мигрантов, в том числе в сфере семейных отношений, совершается на бытовой почве.

Преступления в миграционной сфере нередко носят резонансный характер, вызывая всплеск ксенофобских и националистических настроений, давая повод для разного рода пропагандистских атак на Российскую Федерацию.

Также данные преступления характеризуются высокой латентностью. Жертвы внутрисемейных преступлений не стремятся обращаться за помощью в правоохранительные органы. Среди причин такого поведения следует указать недоверие к полиции, страх перед земляками, недостаточная адаптация мигрантов: слабое знание российских законов, русского языка.

В период 2013–2017 годов основная часть внутрисемейных преступлений мигрантов – преступления в отношении братьев и сожителей. В семьях мигрантов женщины являлись жертвами семейного насилия в 30 % случаев, мужчины – в 70 %.

А.П. Данилов (Санкт-Петербург, Россия). Преступное глобальное управление переселением народов.

Ничто не ново под луной. Переселение народов – явление хорошо известное мировой истории. Великое переселение народов (IVVII века) стало одной из главных причин распада Римской империи – сильнейшего государственного образования того времени. Современное переселение больших людских масс только получает своё развитие, но уже наводит на мысль: «А уцелеет ли в результате него западноевропейская цивилизация?».

Если ранее на разрушение за счёт «вливания чуждого» уходили столетия, сегодня, при невероятном ускорении всех социальных процессов, для этого потребуется лишь несколько десятков лет.

Противодействие инородному влиянию. Терпимость к переселенцам должна быть умеренной, позволяющей коренным жителям, их обществу развиваться [9]. Отвечать на удары глобальной олигархии необходимо на государственном и международном уровнях.

Российским специалистам, следуя предложению Д.А. Шестакова, надлежит разработать методику количественно-качественного определения критического, в том числе в свете преступностиведения, числа переселенцев и, на её основе установить законодательный запрет на его превышение [34].

Требуется провести криминологическую экспертизу Концепции государственной миграционной политики Российской Федерации на период до 2025 года, в том числе, на предмет её соответствия требованиям о критическом числе переселенцев, и на её основе выстраивать отношения с ними.

Иные страны, если они желают сохранить свою государственность, также должны опираться в своей миграционной политике на вышеобозначенную методику.

 

На основании Решения Совета Клуба № 1/18 от 04.05.2018 года Хельмуту Кури присвоено звание почётного профессора Санкт-Петербургского международного криминологического клуба.

 

14 сентября 2018 года беседа «Преступность сфер науки и образования». С докладом «Проблема качества криминологических исследований (истоки и симптомы болезни)» выступил В.Е. Квашис д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки РФ (Москва, Россия).

Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов. На неё собрались криминологи из Калининграда (Россия), Москвы (Россия), Санкт-Петербурга (Россия). Состав участников беседы:

14 студентов вузов (РГПУ им. А.И. Герцена: А.А. Деткова, Н.Г. Дуйшоева, А.Ю. Зайцева, Э.Р. Зиганшина, Е.А. Калинина, А.В. Слинько, Д.А. Мухин – все 2-й курс, С.М. Баранов, У.В. Емельянова, Д.Д. Искандарова, М.В. Лихобабина, Н.О. Осадчий, В.Э. Трофимова, Д.Л. Хачатрян – 4-й курс).

4 гостя (писатель Н.В. Кофырин; секретарь деканата очного отделения РГПУ им. А.И. Герцена З.М. Оруджева; секретарь кафедры уголовного права РГПУ им. А.И. Герцена: Л.С. Яндиева; В.А. Водяницкий);

1 аспирант (РГПУ им. А.И. Герцена: Ю.А. Витченко);

4 адъюнкта (Санкт-Петербургский университет МВД России: Е.В. Буряковская, О.Н. Гончаренко, С.З. Музафаров, А.Д. Рубан);

1 соискатель (РГПУ им. А.И. Герцена: О.В. Козьма);

1 преподаватель (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Л. Лебедь);

10 кандидатов юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Л. Гуринская, А.П. Данилов, М.С. Дикаева, А.В. Комарницкий; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: О.А. Чабукиани; Санкт-Петербургский университет МВД России: Н.И. Кузнецова, А.В. Никуленко, В.С. Харламов; Санкт-Петербургский университет МВД России (Калининградский филиал): Ю.А. Случевская; Санкт-Петербургский военный институт войск национальной гвардии Российской Федерации: Н.А. Петухов);

4 доктора юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: С.Ф. Милюков; Санкт-Петербургский университет МВД России: С.У. Дикаев), среди которых 2 заслуженных деятеля науки РФ (РГПУ им. А.И. Герцена: Д.А. Шестаков; В.Е. Квашис).

В обсуждении доклада участвовали: А.Л. Гуринская, А.П. Данилов, В.С. Комарницкий, С.Ф. Милюков, В.С. Харламов, Д.А. Шестаков.

В.Е. Квашис (Москва, Россия). Проблема качества криминологических исследований (истоки и симптомы болезни).

Значение криминологической науки в современной жизни объективно возрастает, что обусловлено, главным образом, растущей криминализацией общественных отношений и процессов, происходящих практически во всех сферах общественной жизни. Она неизбежно ведёт к стагнации в экономике, деградации культуры, образования и науки, росту общего абсурда происходящего. С другой стороны, технологическое развитие общества стремительно ускоряется, оно уже живёт в условиях новой, цифровой реальности. Криминология призвана создать методологические основы для ответов на сложные вызовы. Отсюда растёт потребность в объективности и достоверности научного знания, без которых наполнение криминологической информации интеллектуальным содержанием невозможно.

Развитие криминологии, как и любой науки, предполагает владение навыками и приёмами анализа, основами методологии и современными методиками исследований. Успешно ли справляются с этими задачами те, кто проводит криминологические исследования? Анализ таких исследований в научном и прикладном аспектах не позволяет ответить на этот вопрос положительно. Общее негативное состояние современной криминологической мысли обусловлено комплексом взаимосвязанных причин. Трансформации и мутации качества многих исследований находятся в русле негативных изменений в общественной жизни. Они соответствуют общему тренду к застою и деградации, дилетантизму и снижению качества любой, в том числе, и научной продукции.

Указанный тренд во многом обусловлен абсурдной бюрократизацией управления отечественным образованием и наукой, в том числе, разрушительными установками на количественный рост публикаций, учёт их формализованных показателей (в качестве критериев оценки научной продукции), которые породили погоню за числом публикаций, индексами цитирования и т.п., во многом вынужденные девиации в сфере научного творчества.

В этих условиях особенно заметными стали поверхностность анализа и некомпетентность «специалистов», наукообразие, непонимание сложного характера взаимосвязей между явлениями и процессами в обществе, а отсюда – формулирование банальных, зачастую юридически неграмотных выводов и рекомендаций, дискредитирующих криминологию как науку, снижающих её востребованность практикой. Сказанное об уровне публикаций, разумеется, полностью относится и к снижению качества многих, в том числе, докторских диссертаций. Криминологическая литература сегодня сильно инфицирована. Задача учёных – противостоять профанации криминологической науки и остановить поток наводнившей литературу контрафактной продукции.

Истоки идиотизма ситуации и в том, что ценность гуманитарного знания в России оказалась вытесненной на периферию общественного спроса. Причины этого явления связаны не столько с усилиями управленцев-технократов, сколько с общей деградацией и деградацией культуры.

Поразивший страну «симптом культурного иммунодефицита», разумеется, не мог обойти стороной и криминологическую науку. Одно из его проявлений – отсутствие культуры исследований и этики публикаций. Во многом они связаны и с «провинциальностью», усугубляющей названные негативные процессы. Важно отметить, что в нашем понимании, провинциальность исследований и исследователей вовсе не является понятием географическим. Наоборот, развитие криминологии вовсе не является прерогативой столиц. Более того, актуальные проблемы этой науки сегодня наиболее интенсивно разрабатываются именно на периферии страны, куда смещаются центры криминологической мысли (Н. Новгород, Екатеринбург, Омск, Владивосток). Провинциальность – это не только отсутствие научной базы и научной культуры; это и наукообразность, и пренебрежение к терминологическому аппарату, графомания и назойливый самопиар, отсутствие чувства меры, вкуса и самоиронии, порой порождающие манию величия. Не случайно в литературе последних лет накопилось так много «шумов и спама».

На этом общем фоне обращает на себя внимание терминологическая пестрота и разобщённость исследований. Между тем терминология определяет понимание предмета и реакцию на него. Выбор терминологии и её единство крайне важны и потому, что за терминологическими различиями, как показывает практика, нередко стоят расхождения концептуальные.

Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия). О рынке диссертаций, синдроме пчелиной матки и не только.

Виталием Ефимовичем Квашисом была высвечена связь неблагополучных проявлений преступностиведения (криминологии) в сегодняшней России с, по меньшей мере, пренебрежительным отношением наших властей к конкретно гуманитарному знанию. Отсюда возникает вопрос: «Заинтересованы ли нынешние российские власти в углублении гуманитарного криминологического знания?».

Участники беседы справедливо говорили о необходимости остановить нарастающий поток торговли диссертациями. Ныне об этом много пишут. Вот и известный преступностивед А.И. Долгова называет уродливыми распространившееся «списывание» или изготовление по заказу курсовых, дипломных работ, а также диссертаций, их активное продвижение [12, с. 541]. А я бы ещё раз коснулся вопроса о «низком качестве услуг» на рынке диссертаций.

Сведения в тесных сообществах, в том числе научных, быстро распространяются. Все обо всех всё знают – закон всеобщей осведомлённости. Если, например, в небольшой деревне совершено убийство, то безотносительно к тому, раскрыто ли оно полицией, односельчанам обычно бывает известно, кто убил. Так и в области науки, многие работники не только понимают, но достоверно знают, если кто-либо купил, а не сам написал диссертацию. Знают, и какое из «творческих сообществ», торгующих диссертациями (их немного), написало, обеспечило защиту, протащило диссертацию через ВАК. Не составляют тайны имена непосредственно написавших, нередко те же люди выступают в качестве оппонентов, что увеличивает извлекаемую прибыль.

Казалось бы, кому какое дело? Спрос порождает предложение. Сейчас такое торговое время, продаётся всё, что покупается! Говорят также, дескать, творческие люди безымянно делают науку, и не надо им мешать зарабатывать своим трудом на хлеб.

Как бы не так… Ведь качество написанных не для себя, а на продажу диссертаций другое, оно совсем-совсем никудышное. Рыночная диссертация представляет собой смесь компиляции и плагиата, нечто вроде борща из позапрошлогодней свёклы со свежей украденной сметаной. Борщ этот непременно щедро «наперчивается» ссылками на публикации самих продавцов. Торговля диссертациями засоряет науку, вводит в заблуждение, «заблуждает» молодое поколение в её, увы, не всегда чистых дебрях.

По ходу беседы были высвечены трудности, которые возникают при внедрении в жизнь предложений, исходящих из отраслевой криминологии.

Так, В.С. Харламов очень кстати показал некоторые из проблем в области законодательной регламентации противодействия внутрисемейным насильственным преступлениям [25, с. 112]. А.В. Комарницкий в русле темы беседы говорил о продвижении в России идеи ювенальной юстиции [13, с. 87–108].

Зашла речь на беседе и о терминологическом многообразии. А.П. Данилов логично и убедительно высказался о необходимом сопровождении развития науки сопутствующим понятийным аппаратом. Таковое, вопреки всем трудностям, в России наблюдается как в общей преступностиведческой теории, так и в отраслевом преступностиведении. Убедительны его доводы и в пользу предпочтительного употребления в науке русскоязычных терминов [10].

Наука естественно влечёт вместе с собой развитие языка, не только какого-то условного латинизированного, но и национального. Например, после того как преступностиведение осознало, что преступность – это не сумма преступлений, а некий общественный процесс (может быть, свойство общества воспроизводить множество преступлений), нелепо говорить о её «предупреждении». Упредить можно преступление, но как можно предотвратить то, что уже существует? Сегодня несуразно звучит и словосочетание «организованная преступность».

Русский язык – наше оружие, в том числе в области политического преступностиведения. Надо заботиться о его самобытном развитии, о его заточке.

С.Ф. Милюков (Санкт-Петербург, Россия). От криминопедагогики к криминологии науки.

Всецело разделяю мнение основного докладчика, видного отечественного криминолога В.Е. Квашиса о том, что в современной России возрастает криминализация всех сфер общественной жизни, в том числе деградирующих образования и науки. Нам неоднократно приходилось высказываться на этот счёт на беседах в нашем Клубе, предлагая направить усилия криминологов на формирование криминопедагогики – новой отрасли отечественной криминологии (преступностиведения) [15, с. 90–91; 20].

Происходящие в нашем школьном просвещении процессы, увы, не дают оснований даже для осторожного оптимизма. Делаются энергичные усилия по дальнейшей дискредитации учителей как самостоятельных и определяющих фигур учебного процесса, превращая их в рутинных операторов разного рода ЭВМ, загружая составлением бесчисленных программ, отчётов, прочих никому в сущности (кроме проверяющих) не нужных методических документов. В старших классах идёт откровенное натаскивание учеников на сдачу пресловутого ЕГЭ. Бумажные книги заменяются электронными, хотя авторитетные исследователи указывают, что запоминание прочитанного при пользовании бумажными носителями не менее чем на 7% выше, чем то, что ученик видит на мерцающем экране.

Эти же злокачественные процессы продолжаются и в высшей школе. Удручает то обстоятельство, что студенты не знают порой элементарных вещей по истории России и зарубежных стран, не ориентируются на этих пространствах географически, не знают многих классических произведений литературы, живописи, музыки, не осведомлены о событиях внутри страны и внешнеполитической жизни.

Под маркой обновления библиотечных фондов уничтожаются книги (не только учебники, но и монографии, сборники материалов научно-практических конференций) и журналы, на их приобретение выделяется всё меньше средств, мнение кафедр и отдельных преподавателей о качестве приобретаемых новинок игнорируется.

Производятся даже, что называется, ритуальные действия – новейшие методические директивы запрещают (!) употреблять сам термин «студент».

Массивное давление происходит и на науку, в том числе юридическую. Её роль стремятся низвести до роли служанки законодателя и высших звеньев правоохранительной системы (прежде всего судов). Хорошо известен расцвет плагиата при массовом изготовлении кандидатских и докторских диссертаций. Большинство таких подделок изготавливается компьютерным способом и не влечёт приращения научного знания. Если 40–50 лет назад (при отсутствии возможности дистанционного ознакомления с текстами) успевающие студенты знали имена практически всех докторов юридических наук, названия их основных произведений и главные научные идеи, то сейчас вузовским педагогам мало что говорят фамилии ряда докторов наук, даже если они имеют высокие рейтинговые показатели (индекс Хирша и др.).

Следует согласиться с докладчиком в том, что обрисованные и иные негативные процессы должны изучаться криминологией, которая призвана дать надёжные рецепты излечения этих социальных болезней. Поэтому формирование криминологии науки как новой отрасли преступностиведения представляется нам вполне обоснованной и продуктивной мерой реагирования на искусственно моделируемый кризис вузовской и вневузовской наук.

В.Н. Фадеев (Москва, Россия). Развитие криминологии будущего.

В ходе либеральных реформ в России 1990-х годов различные социальные институты общества пересмотрели своё отношение к науке. Следствие этого – общесистемный кризис в науке, особенно гуманитарной, предметом которой является человек.

В последние десятилетия свёрнуты многие криминологические исследования, снижается их качество. Минимизирована роль очной формы подготовки научно-педагогических кадров, практически до нуля опустили роль докторантуры, «…фактически угробили аспирантуру в академических институтах…» (академик РАН В.С. Кашин).

Криминологию «отодвинули» от поиска и выявления субъектов, ответственных за развитие преступности, дали возможность поделить её на «научные делянки», «деляночки» и совсем «узкие полоски». Из-за этого мы получаем массу пустых диссертаций, вал наукообразных, но никчёмных публикаций, надуманных исследований. В результате – всё попросту в «никуда» или в бездонную «чёрную дыру», полная безответственность за то, что делается в криминологии, происходит со страной и народом!

А.П. Данилов (Санкт-Петербург, Россия). Словарный запас преступностиведения: засорение или необходимое развитие?

Виталий Ефимович в своём докладе о проблемах качества криминологических исследований обозначил видимые ему трудности современной науки. Остановлюсь на одном из намеченных им направлений – терминологической пестроте, причина которой, по его мнению, – «провинциальность» науки.

Под «провинциальностью» он понимает – отсутствие научной базы и научной культуры, наукообразность и пренебрежение к терминологическому аппарату. На этом общем фоне, замечает В.Е. Квашис, «обращает на себя внимание терминологическая пестрота и разобщённость исследований. Между тем терминология определяет понимание предмета и реакцию на него. Выбор терминологии и её единство крайне важны и потому, что за терминологическими различиями, как показывает практика, нередко стоят расхождения концептуальные» [1].

Соглашусь с докладчиком в том, что пренебрегать терминологическим аппаратом не следует. Тем не менее, терминологическая пестрота, критикуемая им, является, по моему мнению, в том числе признаком развития науки, движения её вперёд. Изучая свойство общества воспроизводить преступления [31], расширяя границы познания, исследователи предлагают новые определения, тем самым теоретически обогащают криминологию. В дальнейшем из множества терминов, описывающих одно и то же явление, в употреблении останется лишь несколько, а, может быть, и одно, наиболее точно подходящее к изучаемому объекту (явлению и т.п.).

В не меньшей степени важно и то, что отдельные российские учёные используют родной язык, успешно обходясь без тяжеловесных, трудно воспринимаемых англоязычных слов. Употребляют для облегчения понимания читающих образы из русской литературы. Чего только стоит взятый С.Ф. Милюковым для описания криминогенных явлений в сфере здравоохранения чеховский образ «Ионыча» [19], к сожалению, в ущерб нам ныне незаслуженно забываемый.

Подчеркну: отмеченное В.Е. Квашисом «вытеснение гуманитарного знания в России на периферию общественного спроса, связанное с общей деградацией и деградацией культуры», можно преодолеть, вернувшись к своим истокам, в том числе языковым. Не зря у одного из народов России есть ёмкая пословица: «Забудешь родной язык – забудешь мать родную».

«Преступностиведение», «воробогачи» и многие другие термины – это не засорение, а развитие науки о преступности, способствующее возрождению российской культуры в целом.

О.В. Караченцев (Калининград, Россия). Криминологические аспекты качества среднего образования.

Так как я являюсь представителем педагогического сообщества – преподавателем средней школы, мне хорошо известны проблемы общей деградации молодёжи.

В.Е. Квашис справедливо отмечает, что криминализация всех сфер общественной жизни неизбежно ведёт к деградации культуры, образования и науки [1]. Фактически государство поддерживает маргинальные социальные общности и уклоняется от помощи талантливой молодёжи и её родителей.

Как замечает Д.А. Шестаков, «преподаватели, включая профессуру, задавлены небывалым опущением заработной платы с одновременным взваливанием на их плечи никому не нужных заданий по формализации учёбы: бесконечно меняющиеся поколения «учебно-методических комплексов» и т.п. При этом происходит увеличение нагрузки до такого уровня, когда не остаётся времени для подготовки к лекциям и занятиям, для совершенствования их содержания» [35, с. 16]. Добавлю, что это проблема не только высшей, но и средней школы, где, кроме того, отмечается острый дефицит детей, способных по её окончанию поступить в высшие учебные заведения. Лишь 15–20 % выпускников 9-х классов идут в 10-й класс.

На фоне этой тенденции наблюдается уменьшение числа преступлений несовершеннолетних. Однако в трёх субъектах РФ (Иркутской, Челябинской, Свердловской областях) данный показатель из года в год имеет тенденцию к росту. Обратившись к статистическим данным о численности населения в возрасте от 14 до 18 лет, можно заметить, что количество данных лиц вплоть до 2016 года неуклонно сокращалось [2]. Резонно предположить, что в связи с этим уменьшается и число преступлений, совершаемых ими.

12 октября 2018 года международная беседа по криминологии закона: «Криминология – уголовное право – право безопасности: схватка или единение?».

С докладами выступили: Д.А. Шестаков – д.ю.н., профессор (Санкт-Петербург, Россия), тема доклада: «На пути от "права безопасности" к единому законодательству о противодействии преступности», Х.-Й. Альбрехт доктор права, профессор, директор Института зарубежного и международного уголовного права им М. Планка (Фрайбург, ФРГ), тема доклада: «Криминология безопасности и опасности», Й. Арнольд – доктор права, профессор, руководитель исследовательской группы Института зарубежного и международного уголовного права им. М. Планка (Фрайбург, ФРГ), тема доклада: «К соотношению (уголовного) права, безопасности и свободы в виду преобразований безопасности, понимания «угрозы», а также судебной практики Федерального конституционного суда».

Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов. На неё собрались криминологи из Баку (Республика Азербайджан), Санкт-Петербурга (Россия), Фрайбурга (ФРГ). Состав участников беседы:

28 студентов вузов (РГПУ им. А.И. Герцена: О.А. Стадникова – 1-й курс, А.Ю. Зайцева, Д.А. Мухин, А.В. Слинько – все 2-й курс, К.Р. Шурмалёва – 3-й курс, У.В. Емельянова, М.В. Лихобабина, Е.А. Смолина, Д.Л. Хачатрян – 4-й курс, З.М. Оруджева – 5-й курс; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: В.И. Бурячек, Г.Р. Гаджиев, А.С. Гнедова, М.Ю. Жантуев, С.Х. Салманов, А.А. Киршина, С.А. Кожин, Е.О. Коршачек, Е.А. Корякин, Л.Р. Малышева, В.О. Мартынова, Ю.С. Матвеева, Е.Г. Осадчук, М.И. Савичев, Д.В. Скалкин, В.У. Фролова – все 4-й курс, Е.В. Сазонов – 5-й курс, Северо-Западный филиал Российского государственного университета правосудия: А.Н. Лысенко);

7 гостей (писатель Н.В. Кофырин, переводчики А. Батаев, Е. Ушакова, ассистент кафедры уголовного права и уголовного процесса юридического факультета Санкт-Петербургского государственного экономического университета А.А. Григорьева, секретарь кафедры уголовного права юридического факультета РГПУ им. А.И. Герцена Д.Д. Искандарова, адвокат В.В. Станкевич, И.С. Мордвин);

4 аспиранта (РГПУ им. А.И. Герцена: Л.К. Деркач, М.А. Пахомова, Н.А. Седок, Д.В. Семерич);

2 адъюнкта (Санкт-Петербургский университет МВД России: О.Н. Гончаренко, А.Д. Рубан);

11 кандидатов юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Л. Гуринская, А.П. Данилов, М.С. Дикаева, А.В. Комарницкий; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: Н.А. Крайнова; Санкт-Петербургский государственный университет: Г.В. Зазулин; Санкт-Петербургский университет МВД России: Н.В. Кузнецова, Н.В. Лантух, А.В. Никуленко, В.С. Харламов, М.В. Шкеле);

1 доктор медицинских наук (Государственный университет морского и речного флота имени адмирала С.О. Макарова: Л.Н. Галанкин);

7 докторов юридических наук (Институт зарубежного и международного уголовного права им. М. Планка (Фрайбург, ФРГ): Х.-Й. Альбрехт, Й. Арнольд; Центр правовых исследований (Баку, Азербайджанcкая Республика): Х.Д. Аликперов); РГПУ им. А.И. Герцена: Л.Б. Смирнов; Санкт-Петербургский университет МВД России: С.У. Дикаев, С.Д. Шестакова, среди которых 1 заслуженный деятель науки РФ (РГПУ им. А.И. Герцена: Д.А. Шестаков).

Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия). От «права безопасности» к единому законодательству о противодействии преступности.

В российском преступностиведении проблемой мер безопасности занимаются уже свыше 20 лет [38; 39]. В моём понимании мера безопасности – это причинение чрезвычайного вреда (лишение жизни, здоровья, свободы, разрушение имущества), не основанное на установленном судом совершении преступления, но решающее задачу устранения угрозы, нависшей над государствами, государством, обществом либо над отдельными людьми.

На сей день видятся нижеследующие разновидности мер безопасности: 1. Меры безопасности против международной агрессии; 2. Уничтожение предполагаемых особо опасных преступников, чьё преступное поведение не установлено судом; 3. Правила лишения жизни невиновных людей «заодно» с опасными преступниками; 4. Лишение жизни либо здоровья людей, попросту неугодных государству; 5. Пытки; 6. Всеобъемлющее нарушение  тайны общения; 7. Причинение от имени государства вреда преступникам, назначаемое судом на основании отрицательных их личностных особенностей, а не совершённого ими преступления; 8. Запрет на посещение места жительства поссорившемуся супругу; 9. Меры безопасности, «освобождённые» по уголовному законодательству от ответственности.

Не все меры безопасности, даже если они установлены законом, по существу являются правовыми. Вот почему на сей день рано ещё говорить о сформировавшемся праве безопасности (Sicherheitsrecht). Меры безопасности всё более заметно теснят уголовное право извне и внутри него, размывая ценности правового государства. В этом процессе находит отражение заземлённая, «обывательская» готовность дать безопасности предпочтение перед свободой.

Потребность в качественно новом международном уголовном суде. В связи с мерами безопасности против международной агрессии нужен новый международный уголовный суд, задачей которого стала бы выдача заключений о соответствии нормативных актов и иных решений государственных властей, а также международных соглашений, с одной стороны, утвердившимся нормам и принципам международного уголовного права, с другой стороны.

Ещё раз о праве противодействия преступности (ППП). В качестве средства безопасности против мер безопасности мною предлагается модель единого законодательства о противодействии преступности. Согласно этой модели, в рамочном законе «Основы законодательства о противодействии преступности» устанавливаются общие положения и принципы. В соответствии с Основами принимаются новые кодексы: Кодекс предупреждения преступлений и ресоциализации; Кодекс мер безопасности, Кодекс уголовной ответственности молодёжи (несовершеннолетних?) и восстановления её положения в обществе. Соответственно Основам должно произойти взаимопроникновение установлений новых кодексов с прежними: Уголовным, Уголовно-процессуальным, Уголовно-исполнительным.

Задачи единого законодательства о противодействии преступности (ЕЗПП). Объединение принципов, целей и задач ЕЗПП обеспечило бы его единство. Основы должны определить направление совершенствования этого пласта законодательства, не позволяя его подотраслям ни разойтись в стороны, ни разрешить им себе слишком многое.

Основы позволят выстроить лестницу значимости: некарательное предупреждение преступлений; наказание; обеспечение безопасности при чрезвычайных обстоятельствах. Таким образом будет исключено первенство уголовно-правовых мер и тем более мер безопасности в деле противодействия преступности.

В Основах должна быть записана неприемлемость призыва к «двунаправленности» мер против преступности. Суть этого призыва, как известно, такова: тех, кто поопаснее, кто потрясает устои, очень надолго лишить свободы, с другими же преступниками пускай разбирается не государство, а сам народ.

Основы должны очертить пределы дозволенного собственно государству – не только в назначении уголовного наказания, но и во всех прочих разновидностях противодействия преступности. В них надо установить запрет на уничтожение захваченного воздушного или водного судна, если на судне имеются иные, кроме захватчиков, люди.

От Основ ожидается выставление заслона принятию преступных, в том числе криминогенных законов [31, с. 22].

К принципам ЕЗПП. Пока в первом приближении назову следующие принципы:

1) Взаимоувязка, взаимодополнение и взаимопроникновение[3] подотраслей (5 кодексов) ЕЗПП;

2) Минимизация репрессии;

3) Под страхом уголовной ответственности запрет на причинение мерами безопасности третьим лицам смерти, вреда здоровью, иного невосполнимого вреда;

4) Сопровождение ряда уголовно-правовых установлений и мер безопасности сопутствующей им социальной, образовательной, психологической, педагогической, медицинской поддержкой лиц, совершивших преступление, а также потерпевших от преступления или третьих лиц, пострадавших от применения меры безопасности. Эта сопутствующая помощь регламентируется в Кодексе предупреждения преступлений и ресоциализации.

Й. Арнольд (Фрайбург, ФРГ). К соотношению (уголовного) права, безопасности и свободы в виду преобразований безопасности, понимания «угрозы», а также судебной практики Федерального конституционного суда.

Размышлениям о взаимосвязи (уголовного) права, безопасности и свободы предпошлю некоторые замечания автобиографического характера. Моя начальная юридическая социализация (учёба, работа в сферах уголовной юстиции, а также уголовно-правовой науки) проходила в ГДР – в округе Дрезден – и в Берлине. В возрасте 34 лет я перешёл в знаменитый Институт зарубежного и международного уголовного права им. Макса Планка (Фрайбург, ФРГ). Это изменение в моей личной жизни совпало по времени с изменением немецкой политической системы: крахом ГДР и её объединением с ФРГ.

Сначала данное объединение воспринималось или, лучше сказать, представлялось, как смена государства-безопасности – ГДР – на демократическое, либеральное правовое государство – ФРГ.

В ГДР безопасность, в определённом смысле, стояла выше права. Деятельность государства по обеспечению безопасности была направлена, прежде всего, на защиту населения от преступлений, защиту государства от вражеских нападений как внутренних, так и внешних и, не в последнюю очередь, на обеспечение социальной безопасности. Такое государственное представление безопасности в основном совпадало со связанными с безопасностью представлениями и ощущениями населения. Право в ГДР было ориентировано именно на это представление.

Право не являлось гражданским правом буржуазно-демократического правового государства, поскольку ГДР и декларативно, и фактически таким государством не было. В Конституции ГДР слово «безопасность» мы находим только в словосочетании «правовая безопасность». Что касается прав личности, Конституция подчёркивает социальные права, а не права политические, права на свободу. Это соответствовало образу человека в государственном социализме ГДР, исходившему из понимания человека, как «коллективного существа», развивающегося как часть государства всеобщего благосостояния.

В таком контексте развития политическим правам и правам на свободу личности гарантированного места в жизни общества не было. В системно-имманентной логике права на свободу личности могли бы стать помехой для социалистического общества. Намного важнее политических прав и прав на свободу личности была безопасность государства. Если она была обеспечена, то – такова логика – можно было гарантировать и социальную безопасность граждан в рамках обязательств государства-безопасности по достижению всеобщего благосостояния.

Лишь после 1985 года стали созревать более либеральные взгляды. Это было связано с ведущейся дискуссией относительно причин преступности при социализме. Толчок обсуждению дал вопрос: «Не имеет ли преступность в ГДР, помимо влияния ФРГ, и существенных собственных причин: внутренних, присущих социалистической системе?». Не в последнюю очередь дискуссия о причинах преступности в ГДР возникла также и в связи с появившимися под влиянием гласности и перестройки размышлениями о возможности перестроить на основе более либерального и гуманного социализма общественные отношения в ГДР.

Но вот уже 28 лет существует Германия как объединённое государство, а ГДР больше нет. С этим я связываю и процессы моей личностной трансформации, обучения, не в последнюю очередь также и в юридическом плане.

Новый внутриполитический импульс дебатам о безопасности дало нападение террористов на Всемирный торговый центр в США 11 сентября 2001 года. С этого времени понятия «безопасность» и «терроризм» конкурируют между собой по частоте их использования. Следует признать, отрицать террористическую угрозу – пусть смешанную и разделённую – нельзя. Но нельзя и закрывать глаза на то, что она играет роль троянского коня в демонтаже правового государства – причём в общеевропейском измерении. Это, так или иначе, признаётся в немецкой науке. 

Н.В. Щедрин (Красноярск, Россия). Тезисы о праве безопасности.

Человеческая история – это драма, в которой средства защиты превращаются в источники опасности, для защиты от которых создаются новые средства, которые вновь становятся опасными. Один из парадоксов современности состоит в том, что никогда ещё человечество не имело столько разнообразных и мощных средств защиты и никогда еще не стояло так близко у порога, за которым уже ничто не спасёт. Мы просто обязаны осознать, что «наступила новая фаза развития цивилизации, в которой первой и главной целью людей должно стать уже не столько удовлетворение непрерывно растущих материальных потребностей, как было всегда до сих пор, сколько всестороннее обеспечение безопасности своей жизнедеятельности» [22, с. 6].

Этот глобальный вызов обращён и к юридическим наукам. Моя рабочая гипотеза состоит в том, что право в целом является правом безопасности, что вовсе не исключает большей значимости в этом деле отдельных отраслей (уголовное право) и межотраслевых институтов (меры безопасности).

Правовое обеспечение безопасности осуществляется посредством нормирования. Правовая норма состоит из гипотезы, диспозиции и санкции. В диспозициях сформулированы правила поведения, которые подразделяются на технологические правила и правила безопасности [24, с. 24]. К последним относятся правила, которые установлены по поводу защиты объектов охраны и обращения с источниками опасности.

Конечная цель уголовно-правового регулирования – антикриминальная безопасность, то есть поддержание состояния защищённости провозглашённых Конституцией РФ ценностей (объектов особой охраны) от наиболее опасных посягательств (источники особой опасности). Для этого в диспозициях статей Особенной части УК РФ устанавливаются правила особой безопасности, а к нарушителям применяются уголовные санкции наказания (Strafe), безопасности (Sicherungsmassnahmen) и восстановления (Wiedergutmachung) [39]. В уголовном праве, как, впрочем, и в других отраслях, меры безопасности представлены в виде правил и санкций безопасности.

Все отрасли и институты права – это сложная система «сообщающихся сосудов». Признано, что значительная часть (я полагаю, что практически все) диспозиций уголовно-правовых норм являются бланкетными. Иными словами, при решении вопроса о том, имело ли место нарушение правил особой безопасности, криминалисты вынуждены обращаться к нормам иных отраслей права, где предписаны соответствующие правила безопасности – бытовые, производственные, антикоррупционные, антитеррористические, миграционные и т.п. В институтах необходимой обороны, крайней необходимости, задержания преступника сформулированы общеправовые правила безопасности. Соблюдающих указанные правила следует поощрять (в т.ч. освобождением от наказания), и, наоборот, нарушители должны преследоваться. Категоричное требование уничтожать захваченное воздушное или водное судно без учёта правил крайней необходимости является неправомерным.

Обществу навязывается догматическая дилемма – «или безопасность, или свобода». Правильная постановка задачи диалектична – «и безопасность, и свобода». Вряд ли можно признать безопасным государство, где попираются права и свободы граждан. Устойчивой, а значит безопасной, следует считать только такую социальную систему, в которой обеспечен баланс индивидуальных, групповых, национальных и общечеловеческих интересов.

Свобода не абсолютна. Ещё Цицерон говорил: «Мы должны быть рабами закона, чтобы стать свободными» [7, с. 240].  Более благоприятные условия для обеспечения безопасности через минимально необходимые ограничения прав и свобод существуют в правовом государстве. Меры безопасности хороши в меру, которая должна быть чётко обозначена в праве. Вред, причиняемый ограничениями безопасности, должен быть меньше, чем вред предотвращаемый. В этой связи чрезвычайно актуальной становится разработка пределов мер безопасности во времени, в пространстве и по кругу лиц, а также оснований и процедур их применения [41].

Нормы безопасности (правила и санкции) содержат отрасли как частного, так и публичного права. В гражданском праве к ним относятся, например, институты дееспособности, неосновательного обогащения, в административном праве – специальные режимы оборота оружия, чрезвычайных ситуаций, досмотра авиапассажиров и багажа, пограничных зон, закрытых административно-территориальных образований, в трудовом и служебном праве – производственная безопасность, антикоррупционные запреты и обязанности.

Не стоит ломать исторически сложившуюся специализацию институтов и отраслей права. Необходима лишь более мощная их артикуляция на обеспечение безопасности. Для этого нужно двигаться сразу в двух направлениях: а) более жёсткая защита объектов особой охраны, которые закреплены в Конституции РФ и ратифицированных Россией международных правовых актах (права и свободы граждан, народовластие, разделение властей…); б) отказ от приоритетной защиты интересов несоразмерно трудовому вкладу богатеющей элиты. Вопиющее неравенство людей, социальных групп и государств опасно, так как оно усиливает неравновесность социальных систем и чревато социальными катаклизмами: войны, революции, перевороты, массовые миграции. 

Правила безопасности – главная составляющая публичного международного права. Наряду с совершенствованием материально-правовой основы международной безопасности, чрезвычайно актуальна задача создания процедурных и исполнительных механизмов реализации международно-правовых мер безопасности. Но такое движение возможно только в случае преодоления национально-эгоистических настроений, которые провоцируются в интересах провластных элит. Рано или поздно это придётся сделать, иначе человеческая цивилизация прекратит своё существование уже в XXI веке.

Поскольку меры безопасности имеют ярко выраженный криминально-предупредительный эффект, а их чрезмерное использование общественно опасно, исследование этого межотраслевого института – одна из основных задач криминологии. Именно криминология призвана разрабатывать рекомендации для криминализации, то есть для особой защиты подлинных устоев современной цивилизации, а также для декриминализации деяний, которые необоснованно возведены в ранг преступных. Надеюсь, что именно криминологи первыми откликнутся на социальный заказ и создадут алгоритм соразмерения причиняемого и предотвращаемого мерами безопасности вреда.

А.П. Данилов (Санкт-Петербург, Россия). «Право безопасности» против уголовного права.

Нет суверенных государств. Миром правят представители глобальной олигархической власти (ГОВ). В одних странах они занимают сильные, в других – очень сильные позиции. Для обеспечения контроля над государствами ГОВ изменяет социальные институты так, как того требует ситуация. Не является исключением и уголовное право, которое всё более вступает в коллизию с «правом безопасности».

Не существует объективных оснований (угрожающих ситуаций) для перехода от традиционного уголовного права к так называемому террористическому уголовному праву. Обеспечение безопасности не может выступать в качестве основания для смещения акцента в уголовном процессе от судебного разбирательства к расследованию c применением скрытых методов такового, развития террористического уголовного права, превентивных войн (войн возмездия), нарушающих международное право.

Обоснование расширения границ уголовного права – эффективное противодействие терроризму, преступлениям мигрантов – выдумано ГОВ и внедрено в сознание людей, фактически оно навязано населению. Сама ГОВ создаёт и управляет угрожающими ситуациями (международным терроризмом, глобальным переселением народов и др.). Ей необходимы и положения о «лице, представляющем опасность».

Так, Ассоциацией руководителей Федерального и Земельных управлений уголовной полиции ФРГ в 2004 году было сформулировано определение «лицо, представляющее опасность». В соответствии с ним, лицо является таковым в том случае, если определённые связанные с ним факты оправдывают предположение о возможности совершения им политически мотивированных, уголовно наказуемых преступлений высокой степени значимости, в частности, в смысле § 100a Уголовно-процессуального кодекса ФРГ.

Категория «лицо, представляющее опасность» находится за пределами традиционного уголовного права, вступает в противоречие с его основополагающим принципом – принципом вины. По-видимому, ГОВ, влияя на законодателей, будет стремиться назвать «лицом, представляющим опасность» тех, кто потенциально угрожает её порядку. Как следствие, видя всё укрепляющиеся позиции ГОВ, стоит ожидать дальнейшего развития норм о данном лице.

Считаю, что в качестве важной меры, противодействующей угрожающим ситуациям, укрепляющей традиционное уголовное право, ослабляющей позиции ГОВ, выступает предложенное Д.А. Шестаковым единое законодательство о противодействии преступности (ЕЗПП). Оно состоит из рамочного закона «Основы законодательства о противодействии преступности» и группы новых кодексов: «Кодекс о предупреждении преступлений и ресоциализации», «Кодекс мер безопасности», «Кодекс уголовной ответственности и ресоциализации молодёжи (несовершеннолетних) и восстановлении её положения в обществе» [30, с. 50].

В Основах законодательства о противодействии преступности предполагается предусмотреть его принципы. Один из них точечно устраняет угрозу традиционному уголовному праву со стороны «права безопасности». Это принцип соразмерности меры воздействия и предотвращаемой ею угрозы.

Как российским, так и немецким законодателям, придерживающимся государственнических, а не глобалистских убеждений, понимающим факторы возникновения угрожающих ситуаций, было бы целесообразно присмотреться к модели ЕЗПП и претворить её в жизнь. Странам требуется не право безопасности, а ЕЗПП. Но его можно принять только в правовом государстве – государстве, в котором власть принадлежит народу, а не глобальной олигархической власти.

Н.А. Крайнова (Санкт-Петербург, Россия). Место ресоциализации в системе единого законодательства о противодействия преступности.

Идея реализации мер безопасности, как элемента уголовной политики, в российской уголовно-правовой доктрине ненова. Наиболее известны в данной области труды Н.В. Щедрина и Д.А. Шестакова. Н.В. Щедрин в своих последних работах отмечает наличие концептуального кризиса в понимании идей классической школы уголовного права и необходимости их корректировки. Д.А. Шестаков привлёк внимание к рассмотрению данной проблемы в свете так называемого права безопасности и впервые в российском преступностиведении поставил вопрос о конфликте мер безопасности с основами правого государства, в частности, с уголовным правом [27]. Важной вехой в правовом осмыслении проблем угроз и безопасности стала состоявшаяся 1 ноября 2013 г. в Санкт-Петербургском международном криминологическом клубе беседа «Право безопасности» [37].

В качестве средства безопасности против мер безопасности [32] Д.А. Шестаков предлагает модель единого законодательства о противодействии преступности, определённое место в которой занимает Кодекс предупреждения преступлений и ресоциализации. Поддерживая в целом идею предложенной концепции, необходимо определить в системе единого законодательства о противодействии преступности место норм о ресоциализации осуждённых.

Модель единого законодательства о противодействии преступности, предложенная Д.А. Шестаковым, основана, прежде всего, на принципе взаимопроникновения, взаимоувязки составляющих его подотраслей, позволяющем в то же время «выстроить лестницу значимости: некарательное предупреждение преступлений; наказание; обеспечение безопасности при чрезвычайных обстоятельствах. Таким образом будет исключено первенство уголовно-правовых мер и, тем более, мер безопасности в деле противодействия преступности» [32].

Ресоциализация осуждённых относится, безусловно, к некарательному аспекту противодействия преступности. Несмотря на то, что в настоящий момент существует законодательно закреплённое определение «ресоциализация осуждённых», предусмотренное ст. 25 ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» от 23.06.2016 № 182-ФЗ, сколько-нибудь существенного практического эффекта данная норма не имеет.

Определяя ресоциализацию осуждённых как комплекс мер, законодатель неверно расставил акценты, что в случае возможности реального действия закона привело бы к чрезмерному сужению сферы применения данной нормы. Ресоциализацию осуждённых логично рассматривать в качестве процесса, протяжённого во времени, имеющего чётко обозначенные цели: отправной и конечный пункты. А комплекс мер следует именовать средствами ресоциализирующего воздействия (или средствами ресоциализации).

А.В. Никуленко (Санкт-Петербург, Россия). Право безопасности в системе обстоятельств, исключающих преступность деяния.

Долгое время в отечественном уголовном законодательстве были закреплены лишь два обстоятельства, исключающие общественную опасность и противоправность деяния, – необходимая оборона и крайняя необходимость. В современном УК РФ их список расширен.

На сегодняшний день, с учётом всё нарастающих угроз со стороны различных террористических и экстремистских организаций, на первый план выходит концепция, получившая название «право безопасности».

Понятие «мера безопасности» дано Д.А. Шестаковым [27]. Кроме него вопросами о мерах безопасности на протяжении длительного времени активно занимается Н.В. Щедрин [40]. Право безопасности в некоторых случаях рассматривается в качестве возможности причинения любого вреда для обеспечения общественной безопасности и личной безопасности причинителя вреда.

Существующие законодательные ограничения на применение силы сводят на нет возможную силовую инициативу полицейских, которые в ущерб собственной безопасности и так избегают случаев применения оружия.

Правоприменительная практика складывается таким образом, что формальное соответствие фактов причинения вреда «силовиками» Уголовным кодексом РФ даже не рассматривается. Устанавливается лишь правомерность применения силы с точки зрения «ведомственного» законодательства. Остальное (имеется в виду соответствие нормам УК) незначимо!

Однако эта вопиющая несправедливость, когда уголовное законодательство становится вторичным по отношению к «ведомственному», находит поддержку среди отдельных учёных, утверждающих, что уголовное законодательство распространяется лишь на случаи применения силы и оружия обычными гражданами. Сотрудники правоохранительных органов должны действовать в соответствии с требованиями нормативных правовых актов, непосредственно регулирующих их профессиональную (служебную) деятельность [21, с. 157–160].

 

 

Список источников

 

1.     14 сентября 2018 года беседа «Преступность сфер науки и образования». URL: http://www.criminologyclub.ru/the-last-sessions/343-2018-09-15-08-51-39.html (дата обращения: 15.09.2018).

2.     Аликова О.П. Анализ динамики и тенденций состояния преступности несовершеннолетних // Электронный научно-практический журнал «Молодёжный научный вестник». Апрель 2017 года.

3.     Алхаз Ю. Гастарбайтеры убьют Россию в течение 15 лет! URL: https://echo.msk.ru/blog/jurialhaz/986092-echo/ (дата обращения: 17.05.2018).

4.     Антонов-Романовский Г.В., Чирков Д.К., Литвинов А.А. Преступность мигрантов-иностранцев и её особенности // Актуальные проблемы экономики и права. 2013. № 2. С. 219–224.

5.     Буняева А.В., Буняева М.В., Серёгина Е.В. Преступность мигрантов: виды и специфика причинности, меры противодействия на неё. М., 2017.

6.     Бурлаков В.Н., Гилинский Я.И., Шестаков Д.А. Преподавание криминологии в современных условиях // Вестник СПбГУ. 1996. Сер. 6, вып. 3. С. 12–25.

7.     Ванян А.Б. Афоризмы о юриспруденции. М., 1999.

8.     Генеральная Ассамблея ООН объявила 19 июня Международным днём борьбы с сексуальным насилием в условиях конфликта. URL: http://www.un.org/russian/news/story.asp?NewsID=23960 (дата обращения: 30.03.2018).

9.     Данилов А.П. Преступностиведческое положение о терпимости (криминологическая теория толерантности) // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2015. № 4 (39). С. 27–30.

10.  Данилов А.П. Словарный запас преступностиведения: засорение или необходимое развитие? // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2018. № 3 (50). С. 39–41.

11.  Дикаев С.У. Право безопасности и доктрина информационной безопасности России // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2017. № 1 (44). С. 37–39.

12.  Долгова А.И. Преступность, её организованность и криминальное общество. М.: Российская криминологическая ассоциация. 2003.

13.  Комарницкий А.В. Основы ювенального права. СПб.: Санкт-Петербургский институт внешнеэкономических связей, экономики и права, 2011.

14.  Концептуально-теоретические основы правового регулирования и применения мер безопасности: монография / под науч. ред. Н.В. Щедрина. Красноярск: Сиб. федер. ун-т. 2010.

15.  Летопись Санкт-Петербургского международного криминологического клуба. Год 2011 // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. № 1 (24). С. 76–101.

16.  Лукичёв О.В. Некоторые проблемы социальной патологии современной семьи, детства и молодёжи // Преступность и профилактика девиантного поведения молодёжи: материалы межвузовской научно-практической конференции / под ред. П.П. Баранова, Д.А. Корецкого, В.Н. Королёвой, В.Н. Перекрёстова. Ростов-на-Дону, 1996.

17.  Медников А. Азиатское эхо Крыма. URL: lenta.ru/articles/2014/11/19/ca (дата обращения: 28.03.2018).

18.  Миграционные процессы в России: кто, куда и зачем? URL: https://www.csr.ru/issledovaniya/migratsionnye-protsessy-v-rossii-kto-kuda-i-zachem (дата обращения: 17.05.2018).

19.  Милюков С.Ф. Врачи-отравители или нашествие «Ионычей»: сможем ли устоять перед ним? // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2016. № 3 (42). С. 58–60.

20.  Милюков С.Ф. Правовое невежество как злокачественная угроза национальной безопасности // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2016. № 4 (43). С. 29–32.

21.  Михайлов В.И. Уголовное право. Общая часть. Преступление. Академический курс. В 10 т. Т. X. М.: Юрлитинформ, 2016.

22.  Панарин С. Безопасность и этническая миграция в России // Pro et Contra. Т. 3. № 4. 1998.

23.  Свод Уставов о предупреждении и пресечении преступлений // Свод законов Российской Империи. 1885. Ч. 2. Т. 14.

24.  Тер-Акопов А.А. Ответственность за нарушение специальных правил поведения. М.: Юрид лит., 1995.

25.  Харламов В.С. Противодействие внутрисемейным насильственным преступлениям (на материалах Санкт-Петербурга). СПб.: Санкт-Петербургский университет МВД России, 2007.

26.  Шестаков Д.А. Введение в криминологию закона. СПб.: Юридический центр Пресс, 2011. 75 с.

27.  Шестаков Д.А. Ещё раз о праве безопасности в связи с правом противодействия преступности // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2014. № 1 (32). С. 13–22.

28.  Шестаков Д.А. Законодательное регулирование контроля преступности: критика российского опыта // Теоретическое и правовое обеспечение реформы в сфере борьбы с преступностью в Республике Беларусь. Материалы международной научно-практической конференции. Минск, 1999. С. 159–162.

29.  Шестаков Д.А. Контроль преступности и криминологическое законодательство // Организованная преступность, уголовно-правовые и криминологические проблемы. Отв. ред. М.Г. Миненок. Калининград, 1999. С. 11–23.

30.  Шестаков Д.А. Криминологическое законодательство и право противодействия преступности // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2013. № 1 (28). С. 47–50.

31.  Шестаков Д.А. Криминология: преступность как свойство общества. Краткий курс. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского госуниверситета, «Лань», 2001. 264 с.

32.  Шестаков Д.А. О проекте Кодекса предупреждения преступлений и мер безопасности // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2018. № 1 (48). С. 13–20.

33.  Шестаков Д.А. Обусловленность качества профилактической деятельности милиции // «Криминология: вчера, сегодня, завтра». 2006 № 2 (11). С. 9–16.

34.  Шестаков Д.А. Преступность сферы миграции // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2018. № 2 (49). С. 13–18.

35.  Шестаков Д.А. Разрушение науки и образования как толчок для преступностиведческой теории // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2017. № 4 (47). С. 13–18.

36.  Шестаков Д.А. Теория преступности и основы отраслевой криминологии. Избранное. Санкт-Петербург: Издательство «Юридический центр», 2015. 432 с.

37.  Шестаков Д.А., Дикаев С.У., Данилов А.П. Летопись Санкт-Петербургского международного криминологического клуба. Год 2014 // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2015. № 1 (36). С. 72–95.

38.  Щедрин Н.В. Введение в правовую теорию мер безопасности: монография. Красноярск: Краснояр. гос. ун-т, 1999.

39.  Щедрин Н.В. Концептуально-теоретические основы мер безопасности // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2013. № 4 (31). С. 26–35.

40.  Щедрин Н.В. Меры безопасности как средство предупреждения преступности: дис. … докт. юрид. наук. Екатеринбург, 2001.

41.  Щедрин Н.В. Пределы предупредительной деятельности // Lex Russica. 2018. № (142). С. 39–53.

42.  Щербакова Е. По оценке ООН число международных мигрантов возросло в 2017 году до 258 миллионов. URL: http://www.demoscope.ru/weekly/2017/0753/barom01.php (дата обращения: 29.03.2018).



[1] Нельзя не отметить допущенные В.Н. Орловым досадные неточности в описании постановки теоретического вопроса о криминологическом законодательстве. См.:  Криминология, учебник для аспирантов / под ред. И.М. Мацкевича. М.: Норма, ИНФРА-М, 2017. С. 1129. Надеюсь, что в последующих изданиях они будут исправлены.

[2] Чужанин, в просторечии «чужак» – человек, ощущающий и ведущий себя по отношению к обществу, в котором живёт, как посторонний, инородный, зачастую недоброжелательно. (Прим. автора).

[3] Например, обстоятельства, исключающие ответственность по уголовному законодательству.