7 июня 2024 г. криминологическая лаборатория РГПУ им. А. И. Герцена при участии Санкт-Петербургского международного криминологического клуба и Севастопольского государственного университета провела беседу «Философия преступности и противодействия ей»
С докладом «К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения)» выступил Дмитрий Анатольевич Шестаков – д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, соучредитель и президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий криминологической лабораторией РГПУ им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия)
Беседу вёл заместитель президента Санкт-Петербургского международного криминологического клуба А. П. Данилов. Мероприятие прошло в онлайн-формате.
На беседу собрались криминологи Екатеринбурга (Россия), Казани (Россия), Махачкалы (Россия), Минска (Республика Беларусь), Могилёва (Республика Беларусь), Москвы (Россия), Набережных Челнов (Россия), Санкт-Петербурга (Россия), Севастополя (Россия), Якутска (Россия):
3 гостя (В. О. Дронов; Казанский инновационный университета им. В. Г. Тимирясова: Л. Р. Хайрутдинова; Якутский государственный университет им. М. К. Аммосова: М. П. Ефимова);
10 кандидатов юридических наук (Б. Б. Тангиев; Дагестанский государственный университет народного хозяйства: Д. М. Гаджиев; Могилёвский институт Министерства внутренних дел Республики Беларусь: Т. И. Вишневская; Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова: А. А. Матвеева; ООО «Многопрофильное предприятие «ЭЛСИС»: Г. В. Зазулин; РГПУ им. А. И. Герцена: А. П. Данилов; Санкт-Петербургский университет МВД России: Н. И. Кузнецова; Севастопольский государственный университет: Н. А. Крайнова; Уральский государственный университет им. В. Ф. Яковлева: Е. В. Ильюк, эксперт Общественного уполномоченного по защите семьи А. В. Швабауэр);
8 докторов юридических наук (С. Д. Шестакова; Белорусский государственный экономический университет: В. М. Хомич; Нижегородская академия МВД России: П. А. Кабанов; РГПУ им. А. И. Герцена: С. У. Дикаев, С. Ф. Милюков; Санкт-Петербургский университет МВД России: В. С. Харламов; Санкт-Петербургский юридический институт (филиал) Университета прокуратуры Российской Федерации: Л. В. Готчина; Уральский государственный университет им. В. Ф. Яковлева: Д. Ю. Гончаров);
В обсуждении доклада участвовали: Л. В. Готчина, Г. В. Зазулин, Н. А. Крайнова, Б. Б. Тангиев, В. С. Харламов, А. В. Швабауэр.
Свои отклики прислали коллеги из Арзамаса (Россия), Баку (Азербайджанская Республика), Берна (Швейцария), Владивостока (Россия), Махачкалы (Россия), Могилёва (Республика Беларусь), Нижнего Новгорода (Россия), Омска (Россия), Санкт-Петербурга (Россия), Севастополя (Россия), Уфы (Россия), Фрайбурга (ФРГ).
Основной доклад (выжимка из доклада публикуется на немецком языке)
Д. А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия)[1]
К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения)
Философия преступности в конечном счёте сводится к двум вопросам:
о происхождении зла и пределах наказания за него.
Вселенский разум как идематерия. Говоря о философии преступности, мы следуем гегелевской традиции, ибо Георг Вильгельм Фридрих Гегель разработал в качестве составного звена философии некую науку о праве. По его мнению, в философском познании права главным является необходимость понятий, их развития[2]. Науку о преступности следует приблизить – и это понемногу уже делается – к миропониманию в целом. Видение преступности должно быть увязано с общими закономерностями бытия. Надо попытаться узреть преступность и ответы общества на неё сквозь лупу философских понятий и приёмов. Философия преступности в качестве грядущего раздела преступностиведения представляет некое мировоззренческое знание, вытекающее из обобщения наиболее значимых понятий и положений прочих отраслей этой науки. Данный раздел появляется не изначально, но как определённый итог развития мысли.
Прежде всего – основополагающий вопрос, вопрос о Боге. Почему я не верю в естественное мироразвитие? Хотя бы потому что, поражаясь устройству мозга, в особенности сверхсовершенного мозга человеческого, заключаю без каких-либо сомнений: оно не могло возникнуть в итоге саморазвития («эволюции»). Нужен был толчок извне, свыше.
Вообразить себе Создателя во всём Его величии – задача для смертного, разумеется, непосильная. На человеческом же уровне, если стремиться к абсолютному обобщению, Он предстаёт мне безвременным знаком бесконечности. (Без серединного пересечения?) Пространственно видится вселенский разум как идематерия, а именно как единство всего сущего. К подобному пониманию в своё время пришёл и Д.С. Мережковский: «И Ты открылся мне: Ты – мир. Ты – всё»[3].
Сущее сотворено и направляется волей Всевышнего. В Библии сказано: «И увидел Бог, всё, что он создал, и вот, хорошо весьма». (Быт. 1:31). Для преступностиведа, однако, важно осознать, что в само мироустройство заложены зло и страдания в виде борьбы за существование. Ф. М. Достоевский устами князя Мышкина приходит к заключению: «Страдание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества»[4]. Выходит, зло и, в частности, крайние («преступные») его проявления есть непременная (необходимая?) составляющая воспроизводящегося миропорядка.
От осознания зла к смягчению ответственности. Преступностиведению, т.е. науке о зле в крайних его проявлениях, надо бы приблизиться к определению зла как такого. Задача непростая. Но без этого ключевого понятия получается, что она есть наука о том, сама не знает, о чём.
Владимир Сергеевич Соловьёв усматривал во зле общее свойство всей природы, связывая его с напряжённым самоутверждением и отрицанием всего другого[5]. Он писал: «первоначальное происхождение зла может иметь место лишь в области вечного доприродного мира»[6]. Николай Александрович Бердяев, со своей стороны, считал зло абсолютно иррациональным, безосновным и потому вообще рационально не постижимым, необъяснимым[7]. В его понимании Бог, единственный источник бытия, однако, не может быть источником зла. По Бердяеву, основа зла – в безосновной бездне, которая есть небытие, ничто, но, вместе с тем, потенциально содержит все возможности бытия. Небытие же «есть предел скуки, пустоты, бессилия»[8]. Такое видение представляется противоречивым. Ведь раз зло в бытие, единственным источником которого является Бог, присутствует, то стало быть и оно, зло, потребовавшееся вселенной (возможно, на ограниченное время?), создано тоже Всевышним.
Притяжение, как и отталкивание (возникающее при взрыве либо при вращении), наверное, имеют определённое предназначение. Эти свойства сущего заложены в природу, во-первых, для распределения космических тел в возможно большем пространстве, для «освоения» его, во-вторых, для их удержания в рамках определённых космических систем. Благодаря им в космосе возникает природное равновесие, которое обеспечивается «неведомо откуда взявшимися» законами притяжения и центробежной силы. Гибель и преобразование прекрасных тел неживой природы, в том числе планет и неохватно громадных звёзд, служит для её, природы, развития и совершенствования; подготавливает возникновение мира живого.
При разрушительно-созидательных столкновениях, ведущих к сокрушению прежнего и возникновению нового, а также при внутренних взрывах звёзд повреждаются или безвозвратно гибнут замечательные природные тела. Такие события, происходившее в космосе задолго до появления живых существ, в качестве зла едва ли могут расцениваться. Объективное зло появляется вместе с возникновением жизни. Впрочем, рассуждая идеалистически, можно солидарно процитированным выше философам предположить существование (задолго до появления жизни) идеи и замыслов разрушительных событий.
Растительно-животный мир основан на борьбе за существование, в нём происходит смертоносное вытеснение и, у животных, пожирание одних особей другими. Зверями – а возможно и растениями – агрессивность вооружившейся против них части окружающего мира воспринимается как нечто нежелательное, опасное. Им не дано обобщённо осуждать эти угрозы и нападения со стороны себе подобных. Враждебность окружающего мира ощущается ими как данность. Но объективно смертельная борьба за выживание – это уже зло, потому что привносит во вселенную страдание.
Человек в своём развитии начинает с того, что уже имелось у зверей, но со временем начинает расценивать недобрые проявления по отношению к нему и его общественному слою как нечто единое, деятельно враждебное, вредоносное, т.е. как зло. Так, собственно, представление о зле приходит и становится одной из значимых составляющих человеческого сознания. По всей видимости, представление у людей о зле[9] возникло прежде представления о добре, которое стало отслеживаться в качестве противоположности злу. Соотношение зла и уравновешивающего его добра подобно соотношению сил отталкивания и притяжения.
Преступностиведение работает с людскими поступками. В его рамках под злом мы понимаем деятельность людей, которая причиняет вред природе, выделившемуся из неё человеку, народу, человечеству. Особо подчеркну вред человеку, человеку как таковому (per se), не всегда и не во всём хорошему, даже преступнику. Вот оно – в отличие от бытового разговора, преступностиведческое философствование.
Первоначально зло расценивалось людьми эгоцентрично и группоцентрично: вред лично мне и вред связанным со мной людям. Назовём такое восприятие диким. Оно существует да, пожалуй, и преобладает даже в современном мире. Его используют узкие объединения влиятельных людей – тех, кто в своих интересах затевает войны. Ныне в планетарном измерении таким объединением выступает ГОВ (глобальная олигархическая власть).
Да будет мне позволено высказать нижеследующее предположение. Всевышний по мере развития вселенной счёл, что мироустройство, основанное на смертельной войне между живущими, следует применительно к человечеству смягчить. В Новом Завете сказано: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». (Иоанн 3:16). Божественно освящённая нравственность призвана влиять, разумеется, не только на человека, удерживая его от греха («не убей, не укради…», но и на уголовное право: «не убей», смягчи гнев свой).
Совершенствуя сотворённый им мир, Спаситель привнёс на Землю новое стремление, стремление не к группоцентричному, но к абсолютному добру. С тех пор в человечестве наряду с тёмным тяготением наличествует тяготение просветлённое. Как зло, которое необходимо шаг за шагом ограничивать, трактуется автором настоящих строк не только преступление (2006), но и жестокие крайности противодействия ему. Как сказал Ф. Ницше, «кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем»[10].
Философско-преступностиведческая триада. В последние четыре с лишним десятилетия происходило углубление некоторых из основополагающих понятий. Осмысление этих понятиями в связи с другими понятиями за пределами сферы преступности и противодействия ей, например, в связи со злом в широком временном и пространственном его понимании, на мой взгляд, придаёт данным понятиям философское звучание. Конечно, прав Ильгам Мамедгасанович Рагимов, полагающий, что понятия «преступление» и «наказание» следует отнести к категориям философским, «поскольку право, правовые науки, в частности уголовное право и криминология, не в состоянии ответить на интересующие нас вопросы»[11]. К таковым имеющим философское звучание понятиям относятся из предложенных лично мной семантическое понятие преступности (1981)[12], понятия многослойной воронки (кратера) преступности (2006) и преступной глобальной олигархической власти (2013).
Эта философско-преступностиведческая триада взаимосвязанных понятий известна добросовестно работающим преступностиведам. Поэтому нет нужды её здесь вновь подробно разбирать. Возражений по поводу сематического понятия преступности и в целом против её вертикального строения мне пока неизвестно. Некоторые сомнения по поводу глубинного уровня воронки (глобальная олигархическая преступность) были приведены мне в переписке коллегой из дальнего зарубежья.
Признавая агрессивность западной политики, он высказал тем не менее сомнение в том, что такая политика направляется узким кругом влиятельных людей. По его мнению, эта внешнеполитическая агрессивность исходит скорее от военно-промышленного комплекса и тех западных политиков, которые стремятся сдерживать мировое влияние России и Китая в качестве великих держав. «На переднем плане, – пишет он, – я вижу военные и политические интересы, а не отдельных участников этих интересов». Наряду с многолюдными комплексами военной промышленности и политическими силами, разжигающими страсти, коллега всё же – пусть и не на авансцене русоненавистнического наступления – усматривает роль «отдельных» её участников.
В общем, меня можно было бы обвинить в бездоказательности существования ГОВ и, соответственно, глобальной олигархической преступности, поскольку бесспорных фактов пока нет. Предположение, а затем убеждённость у меня возникли из понимания того, что сверхбогатые люди – а их не так уж много – обсуждают между собой, как сберечь и приумножить свои деньги. Я про это писал в моей книге «Преступность политики». Доверительные разговоры столь деловых людей, полагаю, не умозрительны, но порождают достаточно сплочённую деятельность, задачи и механизмы которой держатся в тайне. Поэтому, по всей видимости, всё же существующие, а не воображаемые сообщества богатейших из олигархов[13] скрыты и неизвестно, учреждено ли так называемое мировое правительство. Но в поле зрения находятся Большая восьмёрка (G 8), Бильдербергская группа, Всемирный экономический форум (ВЭФ) в швейцарском Давосе, Совет по международным отношениям США и т.д. и т.п. Названные сборища служат согласованию интересов сверхбогатеев, выработке ими преступных планов (в том числе направленных на разжигание войн) наступательного управления планетой.
Повторю сказанное мною раньше. Глобальная олигархическая власть – это не парламенты и даже не «военно-промышленный комплекс», но самая сущность (quinta essentia) корыстного мирового зла. Выпирающая за пределы одного лишь преступностиведения проблема ГОВ должна стать предметом философского осмысления нарастающей мировой драмы в интересах всего человечества.
Бездуховность в причинном сплаве преступностиведения. Противодействие преступности следует по пятам её воспроизводства. А ядро учения о воспроизводстве преступности образует представление об общественных противоречиях как о причинах, вызывающих совершение преступлений. В своё время (2012) мною были названы три основных относящиеся к областям сознания и бытия противоречия, порождающие преступления. Вадим Вячеславович Колесников дополнил учение о воспроизводстве преступности, указав на криминогенные противоречия сферы экономки[14]. Здесь уместно отметить извечность основных из воспроизводящих преступность причинных противоречий, их вплетённость в само существо мироустройства, в его сердцевину. И вместе с тем преступность далеко не полностью осмысляется рационально. Любопытны слова Геннадия Николаевича Горшенкова о постижении начал преступного зла в связи с метафизическим, антидиалектическим воздействием Луны, происходящем в отрыве от физики реального мира[15]. И. М. Рагимов замечает: «В преступном деянии всегда остаётся нечто загадочное и таинственное, пребывающее на глубинных уровнях, непроницаемых для криминологического анализа»[16]. Ханлар Джафарович Аликперов усматривает во многих видах индивидуального преступного поведения исторически обусловленную объективную закономерность, утвердившуюся на Земле задолго до возникновения государства и права[17].
Поскольку здесь мы приблизили науку о преступности ни много ни мало к мироустройству, к сердцевине мироздания, постольку из трёх основополагающих причин преступности выделю ту, которая связана с противостоянием духовности. Ведь духовность не от мира сего, она возвышается над земным миром. Противоречие между потребительством и духовностью проявляется и в ослаблении национальной идеи. Обращу внимание на нынешнее торгашеское состояние общества, состояние, в которое по примеру капиталистических стран впала тоже капитализировавшаяся Россия. Отмечу также нарастание коррупции, обусловленное возросшей покупаемостью власти. Выскажусь крамольно: власть общества, построенного на одном лишь стремлении чего-нибудь побольше продать безотносительно к качеству товара, не может не быть поражена продажностью. Самопродажа проституток и чиновников всех уровней на гнилостной почве бездуховности пышно расцветает. В таких условиях полномочия властные, организационно-распорядительные, административно-хозяйственные легко становятся товаром.
Вопрос о противостоянии духовности и бездуховности чрезвычайно важен. Ощущая это, к данному вопросу многократно я прикасался. Поверхностно в своё время притронулся и к проблеме духовности уже в связи с преступной корыстью, в частности, по поводу «торговли людьми». Тогда обозначилась задача преодоления идеологии золотого тельца, да и вообще в любом виде преобладания меркантильного над идеальным.
Постепенно всё отчётливее ощущалась потребность в преступностиведчески значимом определение духовности и вот как я её некогда обозначил. Духовность человека – это умение отрешиться от вещного и получать полноту мироощущения посредством интеллектуальной, эстетической, эмоциональной деятельности, которая в значительной мере абстрагируется от своей материальной основы. Важная составляющая часть духовности – связь с Родиной. Духовность не появляется на ровном месте, её развитие требует определённого образа жизни нескольких поколений.
Дальнейшее вглядывание в глубь преступности, на дно её кратера[18], позволяет осмыслить сначала наукой, а потом и обществом корень преступного зла в целом. В качестве такового нам предстало паразитирующее воробогатейство (всемирного масштаба «олигархия»), которое олицетворяет гибельную бездуховность саморазрушающегося человечества. При постановке вопроса о постмодернистском[19] преступностиведческом учении суть вреда политики, направляемой по планете воробогачами, раскрылась в том, что эта их политика мешает человеку преобразовывать мир, быть в нём активным, совместно с другими изменять окружающую среду и самих себя.
Ещё раз подчеркну, что без учёта предопределяющих преступность причинных противоречий разговор о противодействии ей выходит ни шатким ни валким, поверхностным, недостаточно обобщённым, что можно видеть во многих преступностиведческих статьях и книгах.
К противопреступному антикратеру. Строя приведённое здесь определение духовности, ощущал я донёсшуюся через искусство мощную подпитку неких, можно сказать, сверхъестественных сил. Таким образом, например, в «Полёте валькирий» у Рихарда Вагнера мною услышано ошеломляющее музыкальное олицетворение противоречия между духовностью и корыстно-властным злом и призыв подняться вагнеровской мощью на защиту высших, духовных ценностей. Так я писал в 1983 г.
Однако, более ранние по времени творческие искания Даниила Леонидовича Андреева[20] расширяют видение духовности до бесконечности в безмерном пространстве, усматривая её проявления не только в человеческом, но также в животном, растительном и неживом мире. Широта его мысли поистине космическая. Применительно же к России он полагал нужным воспитание в нашей нации чуткого отношения к другим культурам, другим психологиям, укладам, мировоззрениям, к которым следует проявлять понимание, интерес, терпимость и любовь. Сутью такого отношения «является устремление духовно обогащаться самому, духовно обогащая всех»[21].
Противодействие преступности в мировом (земном) пространстве нуждается в одухотворении. А его философское осмысление должно увязать противодействие с видением грядущего одухотворённого мироустройства. Повеявшая в философии свободного преступностиведения духовность проявила тяготение к феномену русскости. Фёдором Михайловичем Достоевским – а без него немыслима развивающаяся общая преступностиведческая теория – раскрыта та черта русской души, которая делает в условиях безумно-корыстного мира народ непобедимым. Это иное, русское, отношение к деньгам, материальному – у Родиона Раскольникова, князя Мышкина, Настасьи Филипповны…
Раскольников, хотя и совершает убийство двух пожилых женщин, изымая у них незначительные ценности, но делает это совершенно бескорыстно, преследуя иную цель, хотя и преступную, но не имеющую никакого отношения к материальной выгоде. Настасья Филипповна бросает в огонь камина преподнесённую ей будущим её убийцей Парфёном Рогожиным весьма крупную сумму. Страсти её души чрезвычайно далеки от соображений обогащения.
Русскость в жизненной реальности проявляется порой в небрежном отношении к собственному благоустройству, за небрежностью стоит готовность в минуту роковой для отечества опасности оставить без сожаления всё нажитое и бескорыстно отдать себя. За внешней беспечностью скрыта мощная готовность противостоять великому преступному злу. Восстановление связи с национальными корнями, преодоление русоненавистничества отношу я к противодействию внутреннему государственному, внешнему государственному, внутреннему олигархическому, внешнему государственному и планетарному олигархическому уровням преступности.
Упомянутый Д. Л. Андреев провидчески сожалел о том, что Россия в её историческом развитии не обратила духовного взора на Восток вплоть до Индийского океана. Он писал: «Двести лет продолжалось у нас культурное паломничество на Запад. Оно было необходимо, неизбежно, глубоко осмысленно и оправдано. Но исключительность этой обращённости русского взора на Западную Европу лишила русских возможности сопоставлять облики и ценности различных равновеликих культур». По его мнению, соприкосновение с тысячелетними очагами восточной духовности ослабило бы воздействие западного утилитарного духа, устремлённого главным образом к материальным благам[22].
Далее Андреев предстаёт последователем русской философии серебряного века в духе идеи Владимира Сергеевича Соловьёва о том, что всё существующее в мировой душе (Софии) должно соединиться с Божеством. И в этом цель всего бытия[23]. Даниилом Леонидовичем развивается стратегия воссоединения религий посредством преодоления между ними разногласий. Он подробно объясняет, каким образом этого можно и нужно достигнуть. В итоге видится ему «мировая религиозность вместо сочетания разрозненных лепестков, целокупный и единый духовный цветок – Роза Мира», которая означает качественно отличное от всего, до сих пор бывшего. Суть Розы – труд во имя одухотворения человека, одухотворения человечества, одухотворения природы; в воссоединении христианских конфессий и в дальнейшей унии всех религий света ради общего сосредоточения сил на совершенствовании человечества и на одухотворении природы[24]. Воспринимающаяся ныне (но что будет завтра?) далеко оторванной от сегодняшней действительности андреевская мысль представляется тем не менее для философии преступности весьма важной.
Ещё до появления в преступностиведении концептуальной модели «кратер преступности» – задолго до этого – было именно Даниилом Леонидовичем теоретически возведено противоположно грядущему «кратеру» устремлённое ввысь некое теоретическое построение. Идиллически он надеялся на добровольное объединение стран во Всемирную федерацию. Затем, согласно замыслу Андреева, должна быть создана Лига преобразования сущности государства. Лига станет руководить устранением угроз великих войн, ослаблением насилия и возрастанием духа братства[25]. Иными словами, философ возлагает на замышленную им структуру, которая охватывала бы государственный и надгосударственные уровни, решение задач, явно имеющих преступностиведческое значение. В предложенном им многоуровневом строении можно видеть, хоть и сделанный вне реальности, шаг к воздвижению противопреступного антикратера.
Перед преступностиведением возникает цель продолжить, опираясь на философское, экономическое, политологическое и другие знания, разработку не утопичной модели освобождения общества от олигархического (воробогатого) господства.
Взгляд в будущее. Духовный взор России, обращённый последние 300 лет главным образом на Запад, надо расширить, охватив с присущим стране размахом и Восток, в том числе индийскую мудрость. И нашу науку о преступности тоже надо продвигать. К настоящему времени она в моём восприятии разветвилась на два потока. Первый – плоскостной. Второй поток (это уже собственно преступностиведение) увлекает исследователя в даль от упрощённой трактовки преступности в качестве суммы преступлений к объёмному, многослойному видению её сложного вплетения во все сферы всемирного общества. Хотелось бы, чтобы наука о преступности не ограничилась первыми шагами, которые к настоящему времени уже сделаны за пределы поверхностной, облегчённой криминологии, но, философски углубляясь, проникала в глубины и переплетения зла.
D. A. Shestakov (Sankt Petersburg, Russland)[26]
Zu einer Philosophie der Kriminalität
(über die Entstehung einer freien Kriminologie)
Der Anfang der Anfänge. Die Wissenschaft über die Kriminalität sollte – und das wird nach und nach bereits getan – einem breiten philosophischen Weltverständnis nähergebracht werden. Die Sicht der Kriminalität muss mit den allgemeinen Gesetzen des Seins in Verbindung gebracht werden. Wir müssen versuchen, das Verbrechen und die Antworten der Gesellschaft darauf durch eine Lupe philosophischer Konzepte und Techniken zu sehen. Die Philosophie der Kriminalität als künftige Abteilung der Kriminologie repräsentiert eine Art weltanschauliches Wissen, das sich aus der Verallgemeinerung der wichtigsten Begriffe und Bestimmungen anderer Zweige dieser Wissenschaft ergibt. Dieser Abschnitt erscheint als ein bestimmtes Ergebnis der Entwicklung der Kriminologie nicht anfangs, sondern im Laufe der Zeit.
Zuallererst – die grundlegende Frage, die Frage nach Gott. Warum glaube ich nicht an die natürliche Selbstentwicklung? Zumindest weil ich, wenn ich die Gehirneinrichtung, insbesondere das menschliche Gehirn, betrachte, ohne jeden Zweifel schließe: Ein solches vollkommenes Phänomen konnte nicht durch Selbstentwicklung («Evolution») entstehen. Es brauchte einen Schub von außen, von oben.
Der Schöpfer erscheint in meiner menschlichen Vision als die "ewige", zeitlose göttliche Zahl acht, dh das Unendlichkeitszeichen. Räumlich betrachtet wird der universelle Verstand als eine Verschmelzung von Idee und Materie betrachtet, nämlich als Einheit aller Dinge. Zu diesem Verständnis kam auch D.S. Merezhkovsky zu seiner Zeit: "Und du hast mir offenbart: Du bist die Welt. Du bist alles".
Alles ist erschaffen und wird durch den Willen des Allerhöchsten geleitet. In der Bibel steht: «Und Gott sah alles, was er geschaffen hatte, und siehe, es ist sehr gut». (Genesis. 1: 31). Für den Kriminologen ist es jedoch wichtig zu erkennen, dass das Böse und das Leiden in Form eines sogenannten «Existenzkampfs» oder mit anderen Worten der gegenseitigen «Essenz» in die Weltordnung als unverzichtbarer Teil des Ganzen eingebettet sind. F.M. Dostojewski kommt mit Fürst Myschkin zu dem Schluss: „Leiden ist das wichtigste und vielleicht das einzige Gesetz des Daseins der ganzen Menschheit". Mit diesem Verständnis ist das Böse und insbesondere seine extremen („kriminellen") Manifestationen unverzichtbarer Bestandteil der sich reproduzierenden Weltordnung.
Das Wesen des Bösen. Die Kriminologie, das heisst die „Wissenschaft des Bösen“ in ihren äußersten Erscheinungsformen, sollte der Definition des Bösen als solches näher kommen. V. S. Solowjow interpretierte das Böse als allgemeine Eigenschaft der ganzen Natur und verband es mit einer intensiven Selbstbestätigung. Er glaubte, dass das Böse als Idee geboren wurde, bevor die Natur entstand.
Es gibt Gesetze der Anziehung und der Zentrifugalkraft im Weltraum, ihre Herkunft ist nicht erklärbar. Durch diese unerklärlichen Gesetze entsteht im Kosmos ein Gleichgewicht. Es wird zu einem teuren Preis gegeben: Sterne und andere schöne kosmische Körper explodieren oder werden zerstört, wenn sie kollidieren. In der lebenden Welt gibt es einen endlosen Kampf um die Existenz. So ist das Universum eingerichtet. Der Mensch fängt im Laufe seiner historischen Entwicklung an, die Missgunst gegenüber ihm und seiner sozialen Schicht als böse wahrzunehmen. Die Vorstellung vom Bösen wird zu einem der wichtigsten Bestandteile des menschlichen Bewusstseins. Offenbar entstand die Vorstellung vom Bösen vor der Vorstellung vom Guten, die als das Gegenteil des Bösen wahrgenommen wird. Das Verhältnis von Böse zu Gut ist wie das Verhältnis der kosmischen Kräfte von Abstoßung und Anziehung.
In der Kriminologie verstehen wir unter dem Bösen die menschliche Aktivität, die der Natur, den Menschen und der Menschheit schaden. Ich betone besonders den Schaden für den Menschen, für die Person als solche, sogar für den Täter. Hier ist es, im Gegensatz zum Alltagsgespräch kriminologisches Philosophieren.
Ich nehme an, dass der Allerhöchste im Laufe der Entwicklung des Universums dennoch entschieden hat, dass die Weltordnung, die auf einem tödlichen Krieg zwischen den Lebenden beruht, in Bezug auf die Menschheit gemildert werden sollte. Im Neuen Testament steht: "Gott hat die Welt so geliebt, dass er seinen einziggezeugten Sohn gegeben hat, damit jeder, der an ihn glaubt, nicht zugrunde geht, sondern ewiges Leben hat». (Johannes 3:16). Die göttlich geheiligte Moral soll natürlich nicht nur den Menschen beeinflussen und ihn von der Sünde fernhalten («Töte ihn nicht, klaue ihn nicht ...», sondern auch auf das Strafrecht: «Töte ihn nicht», mildere deinen Zorn). Durch die Vervollkommnung der von ihm erschaffenen Welt brachte der Schöpfer ein neues Streben auf die Erde, das Streben nach nicht gruppenzentriertem, sondern nach absolutem Guten.
Seitdem sind in der Menschheit neben primitiven dunklen Motiven und Bestrebungen erleuchtete Motive und Bestrebungen vorhanden. Ich glaube, dass nicht nur das Verbrechen als Böses behandelt werden sollte, sondern auch die Grausamkeit des Staates. Beide Äußerungen des Bösen müssen Schritt für Schritt begrenzt werden.
Philosophisch-kriminologische Triade. Die Vertiefung grundlegender kriminologischer Konzepte in den letzten viereinhalb Jahrzehnten verleiht diesen Konzepten meiner Meinung nach eine philosophische Note. Dazu gehören die von mir vorgeschlagenen Konzepte: der semantischen Begriff der Kriminalität (1981), die Konzepte des vielschichtigen Trichters (Krater) der Kriminalität (2006) und der kriminellen globalen oligarchischen Macht (2013). Die globale oligarchische Macht (GOM) verkörpert jetzt ein umfassendes weltweites Übel.
Mir kann vorgeworfen werden, , dass ich keine Beweise für die Existenz von GOM und damit globaler oligarchischer Kriminalität vorlege. Es gibt noch keine unwiderlegbaren Fakten. Meine Annahme und dann meine Überzeugung entstand aus dem Verständnis, dass superreiche Menschen – und es gibt nicht viele – nicht darauf verzichten können, untereinander darüber zu diskutieren, wie sie ihr Geld sparen und vermehren können. Es ist nicht bekannt, ob eine sogenannte Weltregierung gegründet wurde. Aber die G8, die Bilderberg-Gruppe, der Rat für internationale Beziehungen der USA usw. sind in Sichtweite. Diese Versammlungen dienen wahrscheinlich der Abstimmung der Interessen der Oligarchen, der Ausarbeitung von Plänen für die offensive Kontrolle des Planeten (einschließlich der darauf abzielenden Kriege[27]).
Ich wiederhole, was ich vorher gesagt habe: Die globale oligarchische Macht ist kein Parlament und nicht einmal ein «militärisch-industrieller Komplex», sondern das Wesen (quinta essentia) des eigennützigen Weltbösen. Das über die Kriminologie hinausgehende Problem von GOM sollte Gegenstand einer philosophischen Überlegung des sich entwickelnden Weltdramas sein. Eine solche Diskussion würde den Interessen der gesamten Menschheit dienen.
Geistigkeit in der kausalen Legierung der Kriminologie. Die Bekämpfung der Kriminalität folgt auf den Fersen ihrer Reproduktion. Und der Kern der Lehre über die Reproduktion von Verbrechen bildet die Vorstellung von gesellschaftlichen Widersprüchen als Ursachen von Verbrechen. Zuvor (2012) wurden von mir drei Hauptwiedersprüchen genannt, die zu Verbrechen führen. Die Ursachen von Verbrechen sind in das Wesen der Weltordnung verwoben, in ihr Wesen. Und gleichzeitig kann die Kriminalität nicht vollständig rational verstanden werden (G.N. Gorshenkov[28], H.D. Alikperov[29]). Ihr Verständnis geht über die üblichen, «alltäglichen» Vorstellungen hinaus.
Von den drei grundlegenden Ursachen für Kriminalität werde ich diejenige hervorheben, die der Geistigkeit entgegentritt. Die Geistigkeit ist nicht von dieser Welt, sie erhebt sich über die irdische Welt. Der Widerspruch zwischen Konsumideologie und Geistigkeit manifestiert sich auch in der Schwächung der nationalen Idee. Ich werde meine Aufmerksamkeit auf die erhöhte Merkantilität («Handelsgeist») eines ziemlich großen Teils der gegenwärtigen russischen Gesellschaft lenken. Dies bezieht sich auf das Streben nach materieller Bereicherung, das nicht dem Nutzen entspricht, den ein reicher Mensch der Welt bringt. Die Macht einer an Merkantilität leidenden («Handelsgesellschaft») Gesellschaft kann nicht anders, als von Korruption betroffen zu sein. Der Selbstverkauf von Prostituierten und Beamten allen Niveaus auf dem faulen Boden der Geistlosigkeit im modernen Russland blüht prächtig.
Es besteht die Notwendigkeit einer kriminologisch sinnvollen Definition von Geistigkeit. Die Geistigkeit eines Menschen beinhaltet die Fähigkeit, sich vom Materiellen abzusetzen und durch intellektuelle, ästhetische, emotionale Aktivitäten, sich weitgehend von ihrer materiellen Grundlage - jedenfalls abstrakt - zu entfernen. Ein wichtiger Bestandteil der Geistigkeit ist die Verbindung zur Heimat. Die Geistigkeit erscheint nicht auf einer ebenen Stelle, ihre Entwicklung erfordert eine bestimmte Lebensweise mehrerer Generationen.
Ein Blick in die Tiefe der Kriminalität, auf den Grund ihres Kraters, ermöglicht es, die Wurzel des kriminellen Übels als Ganzes zu verstehen. Dort sehen wir in der Tiefe eine parasitäre «Oligarchie», die die tödliche Geistlosigkeit der selbstzerstörerischen Menschheit verkörpert. Die von Oligarchen geführte Globale Politik behindert die Menschheit.
Zu einem antikriminellen Antikrater. Der Philosoph D.L. Andreev hielt es für notwendig, im russischen Volk eine sensible Einstellung gegenüber anderen Kulturen, anderen Psychologien, Gewohnheiten, Weltanschauungen zu erziehen, zu denen Verständnis, Interesse, Toleranz und Liebe gezeigt werden sollten. Er sprach hier von der Entwicklung der eurasischen Geistigkeit. Das Wesen einer solchen Beziehung „ist der Wunsch, sich geistig selbst zu bereichern und alle geistig zu bereichern“. Das Verständnis der Kategorie der Geistigkeit hat die Aufmerksamkeit von Kriminologen auf das Phänomen der Russizität gelenkt. F.M. Dostojewski – und ohne ihn ist die sich entwickelnde allgemeine kriminologische Theorie undenkbar - offenbart die Besonderheit der russischen Seele, die das Volk in der heutigen wahnsinnig eigennützigen Welt unbesiegbar macht. Dies ist eine andere, russische Einstellung zu Geld, materiell - bei Nastasya Filippowna, Dmitry Pawlowitsch Karamazov, sogar bei Swidrigailov… Bereitschaft, alles, was sie verdient haben, ohne Reue in einem Moment tödlicher Gefahr für Russland zu verlassen und sich selbstlos dem Schutz und der Stärkung ihrer Heimat zu widmen.
Der erwähnte Andrejew bedauerte, dass Russland in seiner historischen Entwicklung die Blicke nicht geistig nach Osten, zum Indischen Ozean gerichtet hatte. Er schrieb über die Notwendigkeit, die geistigen Werte der großen östlichen und westlichen Kulturen zu vergleichen. Seiner Meinung nach würde die Berührung mit der tausendjährigen östlichen Geistigkeit den Einfluss des westlichen utilitaristischen Geistes ausgleichen, der hauptsächlich nach materiellen Gütern strebt. Lange vor dem Erscheinen des konzeptionellen Modells «Krater der Kriminalität» durch Andreev wurde eine theoretische Konstruktion gegenüber dem zukünftigen «Krater» errichtet, die nach oben gerichtet war. Idyllisch hoffte er auf eine freiwillige Eingliederung der Länder in einen Weltverband. Dann sollte nach Andreevs Plan eine Liga zur Transformation des Wesens des Staates geschaffen werden, die beauftragte, die Beseitigung der Bedrohungen der großen Kriege, die Abschwächung der Gewalt und die Zunahme des Geistes der Bruderschaft zu leiten[30].
Ein Blick in die Zukunft. Der geistige Blick Russlands, der in den letzten dreihundert Jahren hauptsächlich nach Westen gerichtet ist, muss erweitert werden, um auch den Osten zu erfassen, einschließlich der indischen und chinesischen Weisheit. Und auch unsere Kriminologie muss weiterentwickelt werden. In meiner Wahrnehmung wurde diese in zwei Ströme unterteilt. Die erste ist sehr einfach. Die zweite Richtung fasziniert den Forscher, von der vereinfachten Interpretation von Kriminalität als Summe von Verbrechen hin zu einer voluminösen, vielschichtigen Vision in eine komplexe Beziehung mit der Weltgesellschaft zu treten. Ich möchte, dass die Kriminologie nicht auf die erste Strömung beschränkt bleibt, sondern philosophisch in die Tiefen und Verflechtungen des verbrecherischen Bösen eindringt.
Отклики на выжимку из основного доклада
Х. Д. Аликперов (Баку, Азербайджанская Республика)[31]
Только междисциплинарная кооперация позволит приблизиться к истокам преступности и познать особенности её бытия
Уважаемые коллеги, дорогие друзья! Мне весьма приятно участвовать в беседе, которая посвящена 75-летнему юбилею выдающегося криминолога современности, заслуженного деятеля науки России, доктора юридических наук, профессора, глубоко порядочного человека Дмитрия Анатольевича Шестакова.
В первую очередь хотел бы отметить, что и доклад Дмитрия Анатольевича, и опубликованные тезисы, посвящённые проблемам философии преступности и противодействия ей, привлекают внимание своей концептуальностью и неординарными мыслями.
Как-то в Тбилиси я прогуливался по набережной неукротимой реки Кура. Это – одно из красивейших мест грузинской столицы, откуда открывается неописуемая по красоте панорама старинных домов, возведённых на правом берегу реки в подножии пологих горных склон, хранящих печать великого наследия грузинских зодчих прошлого. За ними видна вершина величественного Казбека в объятиях пушистых сине-белых облаков, царственно парящих над ним. Словом, как писал М. Ю. Лермонтов, «божья благодать сошла на Грузию», которая «цветёт друзьям на радость» (Шота Руставели) с «синевой иных начал» (Н. Бараташвили)…
Левый берег набережной утопает в величественных хвойных и лиственных деревьях, под сенью которых выставлены на продажу картины местных художников различного стиля и жанра. Я долго бродил по этой тенистой аллее, всматриваясь в каждое полотно, обращая внимание и на те произведения, которые были написаны акриловыми красками. Одно из них, на котором был изображён хвойный лес весной, привлекло меня, и я долго рассматривал его с разных ракурсов.
В этот момент ко мне подошёл убелённый сединой продавец и спросил, что конкретно меня интересует, отметив, что он не художник, а лишь продаёт эти произведения. Стараясь ненароком его не обидеть, я в мягкой форме стал высказывать ему своё мнение о художественных достоинствах увиденных мною полотен и отметил, что среди выставленных на продажу картин много хороших произведений. Но, к сожалению, ни в одном из них я не почувствовал руки мастера и полёта его творческой мысли. На это он печально ответил: «Увы, это так»…
Это воспоминание я привел в связи с тем, что оно как нельзя точно отражает современное состояние криминологических исследований на постсоветском пространстве. К примеру, в последние десятилетия прилавки книжных магазинов стран СНГ завалены многочисленными учебниками и монографиями по криминологии, изданными в красивых переплетах. Но, к сожалению, часто на этом и заканчивается всё достоинство многих из них, так как среди такого обилия печатного слова о криминологии крайне редко можно встретить работу, в которой сказано «что-то» смыслообразующее. Как правило, в большей их части речь идёт «о чём-то» смыслоразъясняющем, причём давно и достаточно подробно описанном в теории криминологии. В силу этого подавляющее большинство этих произведений представляет интерес (да и то не всегда) только для студентов и начинающих криминологов. И это не удивительно, если учесть, что «нужен огромный творческий дар, чтобы сказать что-то, сказать же о чём-то можно и при гораздо более скромных дарованиях»[32].
Я глубоко убеждён в том, что докладчик – Дмитрий Анатольевич Шестаков – обладает огромным творческим дарованием, и именно поэтому в его произведениях часто можно встретить «что-то», заставляющее читателя не только «думать, но и мыслить логически» (Н. Бор), погружающее его в состояние философской рефлексии и уводящее в неисследованные просторы криминологии, открывающее перед ним ранее неизведанные грани проблем преступности и мотивирующее на нестандартные размышления об этом социально-правовом явлении.
Дмитрий Анатольевич является известным на постсоветском пространстве и далеко за его пределами преступностиведом, непревзойденным мастером теоретической криминологии. Наглядный пример сказанному – его философско-правовые тезисы «К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения)»[33], посвящённые проблемам философии преступности и противодействия ей. Многочисленные уникальные фундаментальные разработки докладчика (к примеру, воронка преступности, учение о семейной криминологии и др.) лишь подтверждают верность высказанной выше оценки творческой деятельности Д. А. Шестакова. Его труды – редкие в нынешней объективной реальности работы, в которых сказано «что-то», с которыми не каждый день можно столкнуться в существующих пластах-исследованиях фундаментальных проблем преступности.
В тезисах своего доклада Дмитрий Анатольевич на междисциплинарном уровне рассматривает глобальные проблемы современной преступности и выносит на суд читателей принципиально новый алгоритм поиска корневых причин преступности и познания особенностей её бытия сквозь призму социальной философии как будущего раздела преступностиведения. Он справедливо отмечает что, «только вглядывание в глубь преступности, на дно её кратера позволит не только осмыслить корень преступного зла в целом, но и увлечь исследователя в даль – к объёмному, многослойному видению его сложного вплетения во всемирное общество»[34].
Мне импонирует и другая философско-правовая мысль Дмитрия Анатольевича: науку о преступности следует приблизить к миропониманию в целом, а само видение данной глобальной проблемы – увязать с общими закономерностями бытия, так как причины преступности вплетены в саму сущность мироустройства, в его сердцевину[35]. Следует согласиться и с другим важными выводами докладчика: философия преступности представляет собой некое мировоззренческое знание, вытекающее из обобщения наиболее значимых понятий и положений прочих отраслей науки[36]; преступность далеко не полностью может быть осмыслена рационально. Её понимание предполагает выход за пределы обыкновенных, «обывательских» представлений[37].
В своих тезисах профессор Шестаков заложил основы многих конструктивных гипотез о сущности преступности, которые по мере изложения авторской позиции развиваются и вливаются в друг друга, в итоге в своей совокупности образуя интеллектуальный родник теологических и светских воззрений на философские проблемы преступности.
При этом часть из них благодаря своей самобытности расходится с устоявшимися в теории права догмами об этом социально-правовом явлении в силу их отрицания или некоторых собственных прибавлений к ним, ретранслированных автором из личных мировоззренческих ценностей и духовно-нравственных императивов, а также из аксиологических скрепов естественного и позитивного права. В частности, Дмитрий Анатольевич сквозь призму духовно-нравственных императивов христианства и памятников философско-правовой культуры с безупречной логикой рассматривает современные проблемы преступностиведения.
Развивая важные мысли Дмитрия Анатольевича, от себя добавлю, что при выходе за рамки имеющихся представлений другим методологическим инструментарием решения концептуальных проблем современной преступности может стать решительный отход от некоторых обветшалых парадигм, существующих в рамках данностей в системе научных знаний о причинности в криминологии (к примеру, преступление – социальный конструкт, причины преступности кроются в социальных противоречиях и др.) и, абстрагировавшись от них, попытаться внутренним зрением заглянуть за линию горизонта господствующих аксиом в рассматриваемой сфере. Нельзя забывать, что истинно великое часто рождается «не по правилам» (А. Шнитке) [38].
Именно в этом русле развивается азербайджанская школа уголовного права и криминологии. Так, наши исследования показывают, что преступная мотивация часто формируется не только под влиянием известных науке факторов, но порой и под влиянием назойливых идей (обсессия) или навязчивых действий (компульсия) либо их симбиоза, вторгнувшихся в сознание человека против его воли и перманентно рецитирующих в нём.
На основе этих посылов и учитывая, что если есть явление, то должна быть и его причина, в Азербайджане выдвинута гипотеза, согласно которой преступная мотивация, формирующаяся под воздействием навязчивых идей, возникает у людей не только под влиянием издержек материальной, духовной, социальной и других форм проявления бытия, но и их особой разновидности – межбытия, то есть, инвариантной субстанции, перманентно перемещающейся между физическим и духовным уровнями бытия человека.
Этот ноумен («вещь в себе» – Кант), как одно из латентных свойств внутреннего мира Homo sapiens со многими неизвестными переменными, ещё не был предметом специального исследования. Между тем он реально существует и постижим на рациональном уровне познания, наделён разумом и интуицией, не зависит от субъективных восприятий человека, является автономным компонентом в ментальной структуре личности и активно манипулирует с её «Я», получает необходимую подпитку как извне, так и от когнитивных процессов, происходящих в сознании и подсознании человека, откуда черпает нужную информацию для генерации позитивных/негативных идей/решений, выступает одним из имплицитных качеств, потенциально присущих, как правило, всем без исключения социальным субъектам, независимо от их уровня развития, национальности, вероисповедания, пола и т.д.
Другая особенность межбытия заключается в том, что оно, чаще всего, невосприимчиво или индифферентно к незыблемым социальным нормам (в т.ч. нравственным императивам), обладает как минимум четырьмя свойствами, не присущими ни основным, ни иным видам бытия человека, которые не являются результатом его осознанной деятельности, возникают внезапно и полностью завладевают сознанием индивида. Первое из них продуцирует инсайт, вещий сон, пророчество и т.д., второе отвечает за становление и развитие неопасных для жизни и здоровья назойливых мыслей, третье – за зарождение социально порицаемых назойливых мыслей или желания-табу, четвёртое – за формирование навязчивых устремлений криминального характера.
Но все эти сложные междисциплинарные проблемы решить в одиночку сегодня не под силу ни философии, ни криминологии, так как исследование подобных специфических причин преступности требует тесной кооперации учёных в области философии и социологии, нейробиологии и психиатрии, квантовой генетики и психологии, девиантологии и криминологии, равно как и других наук. Поэтому, только междисциплинарная кооперация позволит приблизиться к неизведанным истокам преступности и познать глубинные пласты её бытия.
После ознакомления с тезисами доклада становится очевидно, что в повседневном и повсеместном криминале «есть вещи, которые мы никогда не сможем полностью понять только разумом» (И. Кант). Поэтому «то, что мы знаем, ничтожно по сравнению с тем, чего мы не знаем» о преступности. Дело в том, что бытие преступности достаточно многолико и непредсказуемо, наполнено неожиданностями и тайнами, а безграничные возможности её проявления a priori всегда окажутся куда более объёмнее и богаче, чем лучшее творение человеческого гения, в том числе и в сфере её изучения.
Чтения тезисов доклада заставляет читателя погружаться в состояние философской рефлексии, которое уводит его в неисследованные просторы генезиса преступности, что не только открывает перед ним непознанные до этого грани преступности, в том числе и теологические, но и подсознательно мотивирует на углубленные размышления об этом извечном социально-правовом явлении.
Мне представляется, что многие из этих крайне интересных рефлексивных мыслей профессора Шестакова являются продуктом его «чистого разума», то есть, как писал Кант, «разума, не смешанного с опытом».
Так, углубленный анализ отдельных философских рассуждений и оригинальных правовых мыслеформ Дмитрия Анатольевича говорит о том, что они есть не только результат его чувственных впечатлений или следствие накопленного им профессионального и жизненного опыта, так как посредством органов чувств и в рамках данностей практически невозможно генерировать такие глубокие мысли, которые автор представил в тезисах своего доклада и озвучил сегодня в развёрнутом виде.
На мой взгляд, это возможно лишь на уровне умопостижения, то есть, на рациональной ступени мышления, которая, будучи гармонично вплетена в бесконечное пространство вселенной и неудержимый поток времени, с одной стороны, как писал великий грузинский философ Мераб Мамардашвили, «размыкает замкнутость» и раскрепощает представления исследователя, а с другой – вынуждает его на время отойти от данностей, которые имеются сегодня в системе научных знаний.
Столь своеобразный когнитивный метод исследования позволил автору проникнуть в глубинные пласты проблем преступности в контексте религиозных воззрений и философских категорий.
Все эти методологические инструментарии, с помощью которых автор распахивает предметное поле своего исследования, придают докладу особый шарм и необычайный магнетизм. В частности, опубликованные тезисы приковывают к себе и подсознательно пробуждают у читателя непреодолимое желание всё глубже вникнуть в философские и духовно-нравственные рассуждения Дмитрия Анатольевича по тем или иным ключевым аспектам поставленной им проблемы.
При этом он, рассматривая те или иные теологические или философские аспекты преступности, демонстрирует своё блестящее знание как фундаментальных положений Библии, так и памятников философской, социологической и правовой мысли прошлого, выдержки из которых гармонично вплетены в ткань тезисов доклада.
Благодаря такому междисциплинарному подходу автору удалось представить на суд криминологов целостное философско-криминологическое исследование, которое отличается своей фундаментальностью и широким спектром нестандартных суждений о генезисе преступности.
К сожалению, ограниченные рамки отклика не позволяют остановиться на всех узловых положениях тезисов доклада, поэтому кратко затрону лишь ещё одно. Так, автор утверждает, что «духовный взор России, обращённый последние триста лет главным образом на Запад, надо расширить, охватив с русским размахом и Восток, в том числе индийскую и китайскую мудрость. И нашу науку о преступности тоже надо продвигать»[39].
Не отрицая необходимости и ценности творческой рецепции положительного опыта (мудрости) других стран в сфере противодействия преступности, вместе с тем глубоко убеждён, что такой опыт должен предварительно быть очищен от духовного взора реципируемой страны, если, конечно, под духовностью мы будем подразумевать объединяющие начала, выражаемые в виде моральных, нравственных, культурных, религиозных ценностей российского общества, его многовековых традиций и самобытного уклада общественной и семейной жизни, типа мировоззрения, софийности русского духа и культуры, органическое целое которых составляет сердцевину русского народа, на матрице которого скреплены такие ценности природы русского духа, как фундаментальное православие и соборность, причём, как в церковной, так и мирской общности.
В литературе неоднократно высказывалась мысль, что Россия – это не Европа и не Азия. Она – государство-цивилизация с уникальным культурно-историческим типом и особым путём исторического развития. Поэтому считаю, что в вопросах формирования современной концепции противодействия преступности взор духа российского криминолога должен быть направлен не на опошленные до неузнаваемости духовные ценности безбожной Европы или на специфические духовные скрепы стран Востока, основанные на отрицании Святой Троицы (т.е. Бога Отца, Бога Сына и Духа Святого), а, главным образом, на познание неизведанных пластов таинств православия (т.е. невидимой божественной благодати) и софийности русского духа, которым пронизана многовековая культурная идентичность русского этноса. В них находится ключ к истокам причин преступности и тайнам её бытия.
В заключение своего отклика ограничусь лишь одним пожеланием юбиляру. Дорогой Дмитрий Анатольевич! Желаю Вам здоровья, здоровья и ещё раз здоровья! Всё остальное, в том числе и научно-творческая работа, производно от него!».
Й. Арнольд (Фрайбург, ФРГ)[40]
К философии криминологии и соответственно криминологии преступности
Стремление создать философию криминологии и соответственно философию преступности представляется увлекательной попыткой исследовать преступность в более широком контексте и, таким образом, отделить её от более позитивного понятия преступления. Основу для этой попытки закладывает невско-волжская криминологическая школа. Поэтому вполне закономерно, что её основатель и главный представитель – Д. А. Шестаков – является также автором идеи философии криминологии и соответственно преступности. Возможно, эти два учения переходят одно в другое или школа «Философия криминологии и соответственно преступности» остаётся единственной, потому что невско-волжская криминологическая школа вошла в эту философию. Возможно, русская философия криминологии и, соответственно, преступности коренится в русской философии мистического, духовного или также в образе человеческого «зла». В этом смысле русская философия криминологии и соответственно преступности является оригинальным русским дополнением к определённой русской философии. Это, безусловно, духовное вдохновение – связать Достоевского с Гоббсом; следовательно, мистику можно соотнести с образом человека как человека-волка. Но в конечном счёте это духовное обогащение остаётся, можно сказать, связующим звеном между теологией и философией. Потому что при этом образуется туман, за которым остаётся только реальность преступления, но объяснение или адекватное средство для наиболее эффективного противодействия ему остаются скрытыми за туманом. Так, в конечном счёте, обстоит дело и с глобальной олигархической властью, положения о которой также разработаны в рамках невско-волжской криминологической школы.
Вот почему возникает вопрос: что философия криминологии или, точнее, преступности может противопоставить преступности? Помогают ли такие мистические, духовные взгляды или взгляды, ориентированные на человеческий образ «зла», реально объяснить преступность и то, как бороться с ней? Действительно ли подобные соображения помогают противостоять преступности, направленной против России как государства? В этом вопросе, скорее, нужно было бы объединить криминологию с международным уголовным правом как универсальным эталоном в отношении войны и преступлений против человечности.
Не лучше ли вместо этого криминология, ориентированная на социальные науки, которая всё ещё даёт наиболее адекватные объяснения и выводы о средствах борьбы с преступностью? В частности, социально-критические социальные науки, так сказать, критическая криминология, которые ищут причины преступности также в социальных условиях, а не только в психологии потенциальных или реальных преступников.
Однако критическая криминология, которая широко использовалась в Германии, например, в 1960-1980-х годах, всё больше теряет своё значение. Криминология стала, что связывают с гуманизацией, «криминологией статистики», целью которой уже не является, в первую очередь, критика общественных отношений и тем самым стимулирование их изменений. Более гуманные социальные условия помогают предотвратить преступность. Это также включает в себя критическую психологию, согласно которой преступники изначально не рассматриваются как «зло». Если изначально рассматривать преступников как «зло», это побуждает государство реагировать «злыми средствами», такими как враждебное уголовное право, или навсегда блокировать определённых преступников. Критическая криминология, безусловно, видит «зло» преступления и выступает за адекватный уголовно-правовой ответ, таким образом, она не наивна, а основана на реальности, на первом плане стоит её гуманистический характер. Возможно, уход критической криминологии был также связан с уходом марксизма. Потому что философия марксизма, в частности материалистический марксизм, вошла в критическую криминологию. Однако нельзя говорить о том, что критическая криминология мертва, как не мертва и марксистская философия. В Германии существуют робкие, но не безнадёжно робкие усилия по возвращению к критической криминологии.
Разве не было бы интересной научной задачей изучить философию криминологии и философию преступности и, соответственно, обмениваться информацией? Потому что только в научном общении можно спорить в позитивном ключе, в том числе и для устранения возможных недоразумений.
Jörg Arnold (Freiburg, Deutschland)[41]
Zur Philosophie der Kriminologie bzw. Philosophie der Kriminalität
Eine Philosophie der Kriminologie bzw. Philosophie der Kriminalität begründen zu wollen, erscheint als der faszinierende Versuch, die Kriminalität in einem größeren Zusammenhang zu untersuchen und sie damit von einem eher positivierten Verbrechensbegriff zu lösen. Die Grundlage für diesen Versuch legt die Newa-Wolga-Schule krimineller Subsysteme. Es ist deshalb nur konsequent, dass deren Begründer und Hauptvertreter Professor Dr. Dmitry A. Shestakov auch der Ideengeber für eine Philosophie der Kriminologie bzw. der Kriminalität ist. Es mag sein, dass diese beiden Schulen ineinander übergehen, oder dass die Schule „Philosophie der Kriminologie bzw. der Kriminalität“ allein verbleibt, weil die Newa-Wolga-Schule in dieser Philosophie mit eingegangen ist. Möglicherweise hat die russische Philosophie der Kriminologie bzw. der Kriminalität ihre Berechtigung in einer russischen Philosophie mystischen, spirituellen oder auch einem Menschenbild des „Bösen“ verankerten Ursprungs. Insofern ist eine russische Philosophie der Kriminologie bzw. der Kriminalität eine originär russische Ergänzung einer bestimmten russischen Philosophie. Es ist durchaus eine geistige Inspiration, dadurch etwa Dostojewski mit Hobbes in Verbindung bringen zu können; die Mystik also mit dem Bild vom Menschen als des Menschen Wolf zu zeichnen. Aber letztlich bleibt es bei dieser geistigen Bereicherung, man könnte auch sagen, bei der Verbindung von Theologie und Philosophie. Denn es bildet sich dabei ein Nebel aus, hinter dem nur noch die Realität der Kriminalität erscheint, aber eine Erklärung oder ein adäquates Mittel, dieser möglichst effektiv zu begegnen, bleiben hinter dem Nebel verborgen. So ergeht es letztlich auch der Globalen Oligarchischen Macht, die im Mittelpunkt der Newa-Wolga-Schule steht.
Deshalb ist zu fragen, was eine solche Philosophie der Kriminologie bzw. der Kriminalität gegen die Kriminalität auszurichten vermag. Helfen derartige mystische, spirituelle oder am Menschenbild des „Bösen“ ausgerichtete Sichtweisen zu einer wirklichen Erklärung und Bekämpfung der Kriminalität? Helfen derartige Überlegungen tatsächlich, einer Kriminalität, die sich gegen Russland als Staat richtet, zu widerstehen? Bei dieser Frage müsste es doch eher darum gehen, die Kriminologie mit dem Völkerstrafrecht als universeller Maßstab gegenüber Krieg und Verbrechen gegen die Menschheit zu verbinden.
Ist es stattdessen nicht nach wie vor eine an den Sozialwissenschaften ausgerichtete Kriminologie, die noch die adäquatesten Erklärungen und Ableitungen für die Mittel gegen die Kriminalität liefert?
Dabei sind es insbesondere die gesellschaftskritischen Sozialwissenschaften, sozusagen eine Kritische Kriminologie, die die Ursachen für die Kriminalität auch in den gesellschaftlichen Verhältnissen und nicht allein in der Psychologie der potentiellen oder der wirklichen Täter suchen. Die zum Beispiel in der Bundesrepublik in den 1960er bis 1980er Jahren sehr präsente Kritische Kriminologie verlor jedoch zunehmend an Bedeutung. Kriminologie wurde zu sehr zu einer “Kriminologie der Statistik“, deren Zielstellung nicht mehr in erster Linie darin bestand, die gesellschaftlichen Verhältnisse zu kritisieren, und damit deren Veränderung anzuregen und dies mit der Humanisierung zu verbinden. Humanere gesellschaftliche Verhältnisse helfen, Kriminalität vorzubeugen. Dazu gehört auch eine kritische Psychologie, die Täter nicht von vornherein als das „Böse“ anzusehen. Täter von vornherein als das „Böse“ anzusehen, verleitet den Staat dazu, mit „bösen Mitteln“, wie einem Feindstrafrecht zu reagieren, oder bestimmte Täter für immer wegzusperren. Kritische Kriminologie sieht durchaus das „Böse“ einer Kriminalität und spricht sich für eine adäquate strafrechtliche Reaktion aus, sie ist also nicht etwa naiv, sondern durchaus realitätsbezogen, aber im Vordergrund steht ihr humanistischer Charakter. Es mag sein, dass der Rückzug der Kritischen Kriminalität auch mit dem Rückzug des Marxismus zusammenhing. Denn die Philosophie des Marxismus, insbesondere der materialistische Marxismus, ging in die Kritische Kriminologie mit ein. Allerdings kann nicht davon gesprochen werden, dass die Kritische Kriminologie tot ist, so wie auch die marxistische Philosophie nicht tot ist. In Deutschland gibt es zaghafte, aber nicht totzuschweigende Bestrebungen für eine Rückbesinnung Kritischer Kriminologie. Insofern wäre eine „Kritische Kriminologie“ die deutsche Variante einer Philosophie der Kriminologie bzw. Kriminalität.
Wäre es nicht eine interessante wissenschaftliche Herausforderung, sich über beide Philosophien der Kriminologie bzw. der Kriminalität auszutauschen? Denn nur in der wissenschaftlichen Kommunikation lässt sich trefflich positiv streiten, auch um mögliche Missverständnisse auszuräumen.
Т. И. Вишневская (Могилёв, Беларусь)[42]
Дуализм мироустройства в призме онтолого-криминологического измерения
«Часть вечной силы я,
Всегда желавшей зла, творившей лишь благое …»
Гёте «Фауст»
Начать свой отклик я бы хотела с благодарности доктору юридических наук, профессору, заслуженному юристу Республики Беларусь Владимиру Михайловичу Хомичу. Выражаю ему признательность и почтение за его поддержку моих научных изысканий, знакомство с учёными-коллегами из Санкт-Петербургского международного криминологического клуба!
Тема доклада многоуважаемого Дмитрия Анатольевича Шестакова является бесконечно актуальной и волнующей. Бесспорно, «видение преступности должно быть увязано с общими закономерностями бытия»[43]. Именно междисциплинарный подход в научных исследованиях в контексте криминологии и философии позволяет многомерно осмыслить сущность мироустройства и тех криминальных вызовов, которые оно в себе заключает.
Мысли о целесообразности добра и зла так или иначе возникают у всех людей. Неспроста, пройдя какое-то жизненное испытание, анализируя произошедшее, мы понимаем, для чего то или иное событие, деяние было нам уготовано. Зачастую только через некоторое время осознаём урок, его благо и понимаем, что всё посылает нам Создатель, всё неслучайно.
Соглашусь с Д. А. Шестаковым: зло заложено в само мироустройство и его крайние («преступные») проявления есть непременная составляющая воспроизводящегося миропорядка[44]. Известное высказывание Э. Дюркгейма гласит: «Преступность – нормальное явление потому, что общество без преступности совершенно невозможно»[45]. Преступность, являясь свойством социальной системы[46], вплетена в социальную жизнь. Общество совершенствуется в условиях постоянного противодействия преступному злу. К.-Л. Кунц утверждает: «Общество нуждается в преступности как двигателе социальных преобразований. Общество без существенных отклонений в поведении криминального характера застыло бы в своём развитии»[47]. Возможно высокотехнологичная среда, в которой мы живём, есть результат противодействия преступности? А личность индивида на пути к эволюционному совершенствованию немыслима без совершения ошибок, страданий, разочарований?
Закон единства и борьбы противоположностей гласит, что всё сущее в нашем мире имеет разные грани, которые, являясь едиными по своей природе, находятся в одновременном противоречии. Действие этого закона просматривается через дуализм мироздания. Достижения человеческой цивилизации (нано-био-инфо-когни-социо-мегатехнологии) одновременно влекут и величайшее благо (упрощение производственных процессов, увеличение продолжительности жизни людей, быстрый обмен информацией и др.), и крайнее зло (кибертерроризм, создание биологического оружия, уничтожающих технологий и др.).
Область социальных взаимодействий развивается синхронно в реальной контактной системе и в виртуальном метапространстве. Происходит постепенное слияние киберпреступности и традиционной преступности, которая не может игнорировать современные научно-технические достижения. Возрастающая роботизация, гаджетизация, масштабная вовлечённость людей в виртуальный мир расширяют криминальные возможности. Эволюционный импульс преступности цифрового мира крайне опасен. Чрезмерность зла может привести к гибели человечества. По мнению Я. И. Гилинского, «у нас есть неограниченные возможности и неограниченные риски, вплоть до тотального самоуничтожения – омницида … Неопределённость – постоянное состояние нашего бытия»[48].
Двойственность мироздания проявляется также в конфликте духовного и материального начал. Современное состояние общества потребления демонстрирует упадок нравственных императивов. Накопление богатства в качестве символа успеха порождает допустимость использования любых средств для его достижения. Девальвация в обществе базовых человеческих ценностей (в условиях ускорения социального времени, инновационно-технологического и информационного пространства) усиливается и приводит к примитивной материализации человеческого существования, изменению границ дозволенности, потере смысла жизни, кризису цивилизационных отношений. В. М. Хомич задаёт справедливый вопрос: «Что же случилось с человечеством, которое, несмотря на громадный технологический цивилизационный прогресс, утратило, к сожалению, социально-культурную мерность в оценке социального зла и его источников?»[49].
Сегодня общество особенно нуждается в достижении гармонии, расширении духовного начала. Cо времён глубокой античности духовность отождествляется с разумом, искренностью, благородством, достоинством, свободой. Именно духовность делает человека самодостаточным, нравственным, придаёт ему облик, а его поступкам она обеспечивает рациональность и целесообразность. В таком понимании равного единства материального и духовного мы видим божественное предназначение каждого человека в борьбе с его материальным существом и постоянной работе над совершенствованием духовно-нравственной основы. От изменений каждого человека зависит изменение окружающего мира.
Устойчивость общества, баланс сил и процессов в мироустройстве имеют планетарное значение. В контексте имеющихся многочисленных криминальных угроз цифрового мира особенно важно говорить о возрастающей роли развития философии преступности в рамках мирового научного сообщества как необходимого условия эффективного обеспечения планетарного правопорядка и существования человеческой цивилизации. Наука синергетика определяет, что общество, как и другие открытые социальные системы, постоянно эволюционирует, усложняется, изменяется и стремится к развитию через устойчивость. Соответственно прогрессивное функционирование общества возможно при его равновесии и максимальной консолидации всех его членов в противодействии преступности.
Д. М. Гаджиев (Махачкала, Россия)[50]
Философское осмысление региональной преступности (на примере Республики Дагестан)
Философское рассмотрение проблемы преступности играет ключевую роль в понимании природы и причин преступного поведения. Оно позволяет исследовать преступность с точки зрения различных философских подходов, таких как экзистенциализм, позитивизм, феноменология; помогает выявить основные тенденции и закономерности преступности, а также определить этические и моральные аспекты преступности; способствует разработке эффективных стратегий профилактики преступлений, основанных на глубоком понимании причин и последствий преступности.
Д. А. Шестаков, разработав семантическую концепцию преступности, составившую теоретический фундамент криминологической школы преступности социальных подсистем (невско-волжская преступностиведческая школа), выстроил девятиуровневую модель преступности – «воронка Шестакова», которая предлагает глубокий и комплексный подход к изучению причин и факторов, лежащих в основе преступной деятельности. Она полезна для практической работы в различных сферах. Уже тем самым докладчик поднялся на вершину философского рассмотрения проблем противодействия преступности.
Как отмечает Д. А. Шестаков, «Обогащённое философским взглядом преступностиведение должно исследовать и освещать воспроизводство преступного зла, т.е. «преступлений в преступностиведческом смысле» (деяний, запрещённых и требующих запрета). Хотелось бы, чтобы наука о преступности не ограничилась первыми шагами, которые к настоящему времени уже сделаны, но, философски углубляясь, проникала в глубины и переплетения зла»[51].
Философское осмысление региональной преступности заключается в изучении причин и последствий преступлений, совершаемых в определённых регионах. Этот подход позволяет лучше понять факторы, которые способствуют возникновению и распространению преступности в конкретных местностях, а также разработать более эффективные стратегии противодействия ей.
Философский анализ региональной преступности также включает в себя исследование моральных и этических вопросов, связанных с преступлениями и их последствиями. Например, можно рассматривать проблему справедливости и равенства в отношении к преступникам и жертвам преступлений, а также вопросы ответственности государства и общества за создание условий, в которых преступность процветает.
В методике философского анализа преступности в Дагестане можно выделить несколько ключевых аспектов. При этом в первую очередь необходимо исследовать исторический контекст и культурные особенности Дагестана, которые могут влиять на уровень и типы преступлений в регионе. Это изучение включает в себя рассмотрение традиционных норм и ценностей, а также изменений, произошедших в результате глобализации и урбанизации.
Преступность Дагестана имеет большую историю, связанную с культурными, политическими и экономическими факторами региона. В дореволюционный период преступность в Дагестане в значительной степени обуславливалась традиционными нормами и обычаями горцев, такими как кровная месть, Ишкиль (барамта), выражающейся в том, что кредитор имел право силой захватить имущество любого человека той местности, к которой принадлежал его должник, с целью побудить общество оказать давление на должника с тем, чтобы он погасил свой долг. Барамта – это право истца, потерявшего надежду на мирное возвращение вещи или долга, силой отнимать какую-либо вещь у должника или его родственника. Этот обычай служил поводом к грабежам и разбоям, выкупу (калым). Данные практики были глубоко укоренены в обществе и часто приводили к конфликтам между семьями и родами.
После установления в 1918 г. в Дагестане советской власти начала меняться и преступность в республике. Советское правительство проводило политику коллективизации и борьбы с религией. Это привело к росту числа конфликтов и социальной напряжённости.
В послевоенные годы преступность в Дагестане продолжала развиваться. В 1960-х годах появляется организованная преступная деятельность (контроль чёрных рынков, контрабанда).
В 1980-х годах преступность стала ещё более организованной. С распадом СССР и последовавшим за этим экономическим кризисом преступность в Дагестане достигла своего пика. Возникло множество новых видов преступлений (рэкет, торговля наркотиками).
В 1990-х годах преступные группировки стали играть значительную роль в политической жизни региона. В настоящее время ситуация с преступностью в Дагестане остаётся сложной. Хотя число преступлений по сравнению с 1990-ми годами уменьшилось, оно всё ещё остаётся высоким.
Традиционные нормы и ценности играют важную роль в жизни дагестанского общества. Они включают в себя уважение к старшим, гостеприимство, коллективизм, приверженность семье и общине. Однако в последние годы эти ценности в результате процессов глобализации и урбанизации подверглись значительным изменениям. Глобализация привела к росту экономической активности и торговли; росту числа мигрантов, приезжающих в Дагестан в поисках работы; смешиванию культур и возникновению новых форм самоидентификации; распространению западных ценностей (индивидуализм и материализм), которые могут конфликтовать с традиционными ценностями Дагестана.
В целом, методика философского анализа региональной преступности должна быть многогранной и комплексной, чтобы полностью описать причины и последствия таковой. Она должна включать в себя как эмпирические исследования, так и теоретический анализ явлений, основанный на различных философских подходах и концепциях.
Докладчику, смотрящему в глубь преступности, на дно её кратера, удалось осмыслить корень преступного зла. «Там в глубине мы видим паразитирующую всемирного масштаба «олигархию», которая олицетворяет гибельную бездуховность саморазрушающегося человечества. Планетарная политика, направляемая олигархами, мешает человечеству»[52]. Полагаю, что задачами преступностиведов являются: дальнейшее раскрытие той глобальной опасности, которую таит в себе глобальная олигархическая власть, привлечение внимания органов государственной власти и международного сообщества к противодействию этой угрозе XXI в.
Уважаемый Дмитрий Анатольевич, желаю Вам крепкого здоровья, благополучия, долголетия и научного вдохновения на благо России!
Г. Н. Горшенков (Нижний Новгород, Россия)[53]
Солидарен с докладчиком: исследование преступности должно быть увязано с общими закономерностями бытия
Доклад президента Клуба о свободе преступностиведческого миропонимания буквально затягивает в «воронку»... его размышлений в отношении объёмного, многослойного видения преступности, «её сложного вплетения во всемирное общество»[54].
Можно рассматривать преступление через призму уголовно-правовой нормы, в которой происходит преломление воспринимаемого явления, или разделение его на разные составляющие: виновность, значительная вредность (именуемая общественной опасностью), противоправность с имманентной угрозой наказания (запрещённость уголовным законом). При этом, преследуя цель, по определению Ф. Листа, связать фактическое преступное деяние с юридическими последствиями, т. е. наказанием[55].
Замечу, статья 14 УК РФ хотя и называется «Понятие преступления», но, строго говоря, определения этого не содержит; вместо этого в ней излагаются, по существу, те самые критерии оценки, по которым деяние и связывается с наказанием.
Но можно рассматривать преступление и через «распашное панорамное окно» миропонимания, и во взгляде исследователя преступление как бы рассеивается в мировоззренческой системе взглядов, оценок, образных представлений о его сущности, природе, жизнеустойчивости и развитии, что позволяет обнаружить в этом рассеянии источники, из которых открывается возможность почерпнуть то, что вкупе и являет собой зловредное проявление человечества, называемое преступлением, а также и общественные отношения, возникающие вследствие его совершения, которые, кстати, уже попадают в «предметный прицел» уголовного права[56].
В этом плане важны глубокие рассуждения Н. А. Бердяева об ущербности той науки, которая погружается исключительно в предмет своего исследования, т. е. сосредоточившись на особенном, если не на частном, абстрагируясь от того общего, без которого существование этого особенного или частного вообще невозможно. «Наука говорит правду о “природе“, верно открывает “закономерность“ в ней, – пишет философ, – но она ничего не знает и не может знать о происхождении самого порядка природы, о сущности бытия и той трагедии, которая происходит в глубинах бытия»[57]. И, надо полагать, именно из этих глубин бытия, а, скорее, в большей мере, из других глубин – небытия как той «злой пустоты» – пришло заразительное зло в виде преступления в задуманное Создателем исключительно доброе бытие.
Именно в глубинах бытия и небытия сокрыта недоступная рациональному познанию тайна, названная докладчиком «корень преступного зла в целом». Но «корень» не в том природном виде, который поддаётся уничтожению, а в значении главной, или скажем мягче, доминирующей причины. В частности, на неё указывает Дмитрий Анатольевич: в России – это пышно процветающая гнилостная почва бездуховности.
Ну, а если исследователю подняться на общий уровень миропонимания и всмотреться в природу преступности, то ему станет понятно, что человек обречён на борьбу присущих ему двух (от бытия и небытия) начал: мысли души, возвышающей человека, побуждающей его следовать заповедям Божьим, и греховности тела, разжигающие человеческие пороки. Это состояние внутреннего противодействия проникновенно описал Апостол Павел в Послании к Римлянам (особенно ярко в гл. 7): «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим 7:19); «Но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих» (Рим 7:23).
На данном уровне, как пишет Дмитрий Анатольевич, исследователь отдаляется «от упрощённой трактовки преступности в качестве суммы преступлений к объёмному, многослойному видению её сложного вплетения во всемирное общество».
Развивающаяся преступностиведческая теория не должна ограничивается сферой «патологического знания» (т. е. знания о внешнем проявлении преступности), поскольку в этих знаниях высвечиваются отнюдь не закономерности безграничного бытия, а всего лишь его состояние в наблюдаемый момент.
Сравнивая ограниченность науки её предметом с изучаемой комнатой, Н. А. Бердяев допускает возможность точного изучения данной комнаты и закономерностей действующих в ней сил, однако по этим ограниченным знаниям невозможно «заключить о том, что происходит во всём остальном мире и что произойдёт, когда силы всего мира проникнут в эту комнату»[58].
И на современную преступность, в целом на криминальную ситуацию в России, следует смотреть не из упрощённого комнатного оконца, а из распахнутого панорамного окна миропонимания, как заключает докладчик, философски, проникая в глубины и переплетения зла.
При этом, надо заметить, «философский инструмент» методологии научного познания чрезвычайно сложен как «в настройке», так и в применении, поэтому необходимо не только в совершенстве овладеть этим инструментом, но и регулярно оттачивать своё мастерство с непременным учётом тех изменений, которые в немалой степени активизируют угрозу национальной безопасности России.
Л. В. Готчина (Санкт-Петербург, Россия)[59]
О философии преступности (в связи с докладом Д. А. Шестакова)
Преступность как социально-правовое явление несомненно должна рассматриваться через призму философских категорий. Это позволит получить ответы на многие важные криминологические вопросы. Преступностиведение, представляющее собой некое мировоззренческое знание, сегодня должно изучаться не только юристами, но и другими специалистами.
Рассматривая «преступностиведение, как науку о зле в крайних его проявлениях ...»[60], где «под злом мы понимаем деятельность людей, которая причиняет вред природе, выделившемуся из неё человеку, народу, человечеству»[61], мы видим, что зло в виде преступности вызывает больший общественный резонанс, чем созидательная деятельность. Как следствие напрашивается вывод: нужно больше освещать созидание (добро). Философия объясняет нам, что в мире всегда устанавливается равновесие. Периоды «серости», неяркости бытия являются периодами равновесия: в обществе как бы наступает «затишье», оно всегда фиксируется перед бурей (например, рост числа преступлений).
В период условного спокойствия незначительно число ярких положительных девиантных поступков и, наоборот, в период всплеска преступности, например, в переживаемый нами период (массовые экстремистские проявления, терракты, коррупционные преступления), совершаются геройские поступки, в особенности на поле боя, в том числе теми молодыми ребятами, кто ещё не успел получить высшее образование, создать семью, родить детей, посмотреть мир.
Всплеск зла наблюдается среди высокообразованного населения, имеющего высокий должностной статус, значительный материальный достаток. При наличии таких материальных благ, профессионального, должностного статуса, семьи некоторые из таких лиц выбирают преступный путь. Дмитрий Анатольевич Шестаков прав: «самопродажа проституток и чиновников всех уровней на гнилостной почве бездуховности в современной России пышно расцветает»[62]. Бездуховность формирует корыстную мотивацию. Глобальная олигархическая власть (далее – ГОВ) представляет собой «всеобъемлющее мировое зло»[63]. С этим трудно не согласиться. ГОВ активизировала зло в виде различных преступлений международных акторов против России.
Сегодня мы живём в условиях такой преступной экспансии: насаждаются европейские идеи об однополых браках, легализации наркотиков; похищения и торговля людьми, их органами получили широкий оборот.
Всё, что доходно (пусть и криминально), взято на вооружение ГОВ. Особое противодействие (запреты на легализацию наркотиков, однополые браки, половую переориентацию) корыстному мировому злу оказывает Россия в лице её народа. Население нашей страны, обладая особым менталитетом и духовностью, подпитываемое своей героической историей народа-победителя, народа-освободителя от фашизма, активизировалось и начало сплачиваться против преступной идеи уничтожения всего русского, славянской нации. Предполагаю, что сила нашего народа именно в русскости. Это качество определяется не по национальному признаку, а по духовной привязанности к земле, языку, краю, истории России (неразрывные элементы одного целого).
Подтверждением ключевой важности русскости является отторжение нашим обществом ярких представителей шоу-бизнеса, которые благодаря населению страны обогащались, а в тяжёлой ситуации фактически кормящих их людей назвали холопами. Наш народ сохранил духовность; может жить и быть счастлив, не имея богатств, наслаждаясь достижениями культуры и искусства.
Это не означает, что надо стремиться к безденежью. Зло и добро уравновешиваются в любых своих проявлениях. Однако развитие положительной девиации (таланта в любой сфере, который зачастую прямо пропорционален обогащению) имеет грань, которую нельзя преступать, за ней бездуховность и преступность (приоритетно с корыстной мотивацией, насаждаемой ГОВ). «Противоречие между потребительством и духовностью проявляется и в ослаблении национальной идеи. Обращу внимание на возросшую меркантильность («торгашеский дух») значительной части нынешнего российского общества. Имеется в виду стремление к материальному обогащению, не соответствующему пользе, которую богатеющий человек приносит миру»[64].
Полностью согласна с докладчиком в том, «… что как зло, которое необходимо шаг за шагом ограничивать, следует трактовать не только преступление, но и жестокие крайности противодействия ему»; «содержание раздела «преступности» нельзя уже сводить к анализу уголовной статистики, дополненной социологическими сведениями о латентных преступлениях. Обогащённое философским взглядом преступностиведение должно исследовать и освещать воспроизводство преступного зла, т.е. «преступлений в преступностиведческом смысле» (деяний, запрещённых и требующих запрета)»[65].
Г. В. Зазулин (Санкт-Петербург, Россия)[66]
Мировоззренческие знания – основа философии преступности
Суждения уважаемого Д. А. Шестакова о философии преступности в качестве грядущего раздела преступностиведения как о мировоззренческом знании, вытекающем «из обобщения наиболее значимых понятий и положений прочих отраслей этой науки»[67] представляются мне крайне актуальными и важными. Поэтому я попытаюсь развить эти идеи докладчика, изложив близкие моему мировоззрению трактовки зла и свои собственные представления о том, какой может быть философия преступности (междисциплинарным знанием, соединяющим «религиозную картину зла» и научную картину мира в религиозно-светском дискурсе).
ЗЛО, согласно христианству, не имеет собственной природы. Оно есть болезнь свободной воли, притом болезнь, смертельно опасная для несущих бремя свободы существ. Как физическая болезнь живёт разрушением организма вплоть до его уничтожения, так зло паразитирует на Божественном Творении. Средоточием вселенского зла стал падший херувим (херувимы – один из высших чинов ангелов) Денница (Люцифер), получивший после своего грехопадения имена: сатана (противник) и диавол (клеветник). В его подчинении находятся полчища злых духов (падших вместе с ним ангелов), которые сеют в человеческом мире грех и соблазны. Зло относят ко всему, что получает у христиан (у индивида и общества) отрицательную нравственную оценку или порицание. Согласно философскому дискурсу, существование зла предопределено наличием свободы выбора человека. Оно есть испытание свободы и того, что свобода, высшее достоинство твари, предполагает возможность зла (Н. Бердяев). Человек хочет райской жизни, в которой свобода будет до конца испытана. По Р. Суинберну, зло и трудности необходимы отчасти для того, чтобы человеческая верность Богу и самоотдача были подлинными[68].
Не секрет, что многие образованные граждане полагают: наука противоречит религии. В чём причина такого мнения? Учёный энциклопедист Р. И. Полонников (1926-2008) видел её в поверхностном знании людьми как наук, так и норм религии: «Знание приводит к Богу, полузнание удаляет от него…»[69].
Предлагаю, во-первых, развивать философию преступности на основе такого знания (мифов, образов и научных понятий), которое бы приводило к Богу, а не удаляло от него. Ведь чем больше индивидов в обществе искренне верят в Бога, тем меньше нарушаются заповеди, и тем меньше этот социум воспроизводит преступлений. Преступностиведение, приводящее к Богу, это уже методология, на основе которой можно понять, как и при каких условиях, внесённая в 2020 г. в Конституцию РФ поправка («Российская Федерация, объединённая тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога…), может уменьшить масштабы деструктивного поведения наших граждан в конфликтах, снизить способность российского общества воспроизводить преступления. Возможно, что без качественного религиозного воспитания (как основы домашнего и школьного) нам не обойтись.
Во-вторых, бесспорно, «мировоззренческое знание» ценно для понимания природы и сущности зла как основания преступности. Это знание должно «перекочевать» из «философии вообще» в философию преступности. Глубоко исследовал природу зла немецкий философ Г. В. Лейбниц (1646-1716). В своей работе «Теодицея или оправдание Бога» он пришел к следующему выводу: «…существующий мир есть наилучший возможный из миров. Тем не менее, в нем есть зло и притом в трёх видах: зло метафизическое (несовершенство), зло физическое (страдание) и зло нравственное (грех)»[70]. Однако подходить к «мировоззренческому знанию» мы должны критически, то есть брать лишь то, что в учении Лейбница о природе зла (равно как и в трудах других мыслителей) не противоречит православию.
Религиозная история человечества от Адама до антихриста – от сотворения мира и до его конца (начала вечности) – это всегда два разных пути человечества: путь благодатный и путь безблагодатный. И если в настоящем мире (от Адама и до наших дней) всегда «свобода воли человека ставит его перед выбором двух разных путей: благодатного, ведущего к спасению в Царстве Божием, и безблагодатного, ведущего к погибели»[71] – злу, то как же мы можем сомневаться в том, что «зло и, в частности, крайние («преступные») его проявления есть непременная (необходимая?) составляющая воспроизводящегося миропорядка»[72]?
Человек, интуитивно различая добро и зло в повседневной жизни, постоянно находится перед выбором между плохим и хорошим поступком. А что же ему помогает различать добро и зло? Ответ однозначный – совесть. В народе не даром говорят: совесть – это голос Божий. «Ибо в голосе совести опознаётся человеком заложенный Богом в его природу нравственный закон»[73]. Но если этот голос заглушён грехом? Тогда человеку в своём нравственном выборе необходимо руководствоваться внешними критериями и, прежде всего, заповедями, данными людям Богом.
Важным фактом является то, что в рамках десяти заповедей все основные религии мира в определении добра и зла (формулировании общечеловеческих ценностей, определяющих духовный облик человека, как условии правильного поведения в обществе себе подобных – моральный кодекс религиозного человека) совпадают между собой. И даже «моральный кодекс строителя коммунизма» в социуме официального атеизма, где человек – венец дарвинского (слепого) развития природы, большой смысловой разницы с Божескими установлениями, появившимися на две тысячи лет раньше, не имел. Данное обстоятельство и учёт того внимания, которое советская власть уделяла воспитанию, объясняют, почему уровень преступности в СССР был одним из самых низких в мире. «В общественном сознании произошло существенное смещение в сторону нестяжательства, альтруистического образа жизни. Молодёжь рвалась к героическим профессиям, инженерным, научным знаниям. А в торговые, финансово-кредитные высшие учебные заведения конкурс при приёме если и был, то самый маленький, а то и без него»[74].
Философию преступности должно развивать и как общую часть, и как особенную, состоящую из философского, логического и культурологического осмысления оснований наиболее опасных видов преступности. Например, философии преступности несовершеннолетних, философии наркопреступности. Философия наркопреступности «смотрит на наркотики» не как на «предмет» преступления, а как на очень коварную форму зла – физиологическое счастье, завлекающее соблазнившегося им в реальное горе и несчастье. Попадая в организм человека, наркозло одно «улучшает», а другое ухудшает (незаметно для человека), превращая его в духовного инвалида. Если оно улучшает существование человека (прилив сил, переживание эйфории и т.д.), принявшего наркотик, то взамен всегда уничтожает его человеческую сущность (душу). Даже «безобидные» продукты конопли, если и подарят на минуты «искусственный рай», то навсегда повредят гены, ухудшат память и фактически незаметно начнут похищать мозг. Не случайно на жаргоне наркоманов они называются «дурь».
Философия преступности (интегративного отечественного преступностиведения) позволяет понять сущность зла наркопотребления, верно расставить приоритеты денаркотизации населения и логически обосновать стратегию постепенной победы над наркобизнесом: сначала в отдельных муниципальных образованиях, потом в тех регионах, в которых муниципальные образования стали наркобезопасными, а затем и в целом в России.
М. П. Клеймёнов (Омск, Россия)[75]
Методология познания философии преступности
Криминологическое творчество президента Санкт-Петербургского международного криминологического клуба Д. А. Шестакова является богатым, многообразным и оригинальным. В этом нет никакого сомнения. В своих трудах он проявил себя как выдающийся исследователь и мыслитель, старающийся отвечать на вызовы современной криминологической обстановки не только в России, но и в мире.
Однако представленные им тезисы доклада, по моему мнению, выпадают из общей канвы его профессионального творчества. В тезисах содержится ряд заблуждений, которые противоречат общему посылу доклада: предложить приемлемую методологию познания философии преступности.
Заблуждение первое: подмена личностного Бога, через которого мы познаём Святую Троицу, безвременной боговосьмёркой, неким абсолютом. Это откровенно теософское утверждение, налицо собственная интерпретация взглядов Е. Блаватской в духе её «тайной доктрины». Довольно сомнительна при этом ссылка на Д. С. Мережковского, который никак не может быть для нас авторитетом – не только духовным, но и человеческим. В духовном плане этот видный представитель Серебряного века, увлекавшийся вместе со своей супругой З. Гиппиус спиритизмом, пытался модернизировать Православие, пропагандируя новое религиозное учение – Церковь Третьего Завета[76], что является несомненной ересью. С человеческой точки зрения важно учесть связь Д. С. Мережковского с итальянским дуче – Б. Муссолини, а также его восхваления Гитлера. То есть он стал откровенным коллаборантом[77].
Заблуждение второе: о том, что в мироустройство заложено зло. Иначе говоря, докладчик полагает, что Бог сотворил не только добро, но и зло. Это манихейское утверждение было опровергнуто ещё премудрым Соломоном. «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал всё для бытия, и всё в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле. Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть» (Прем. 1:13-15). Источником зла является не Бог, а существо, наделённое разумом, которому дана свобода воли. Уклонение воли от света во тьму, отрицание добра и есть зло. Зло – это мнимая величина, уклон бытия к небытию, извращение и ложь, болезнь бытия[78]. Как отмечает блаженный Августин, зло есть ничто, лишённость блага; зло не субстанционально, оно паразитирует на вещи[79].
С онтологической точки зрения зла не существует. Зло всегда личностно, поскольку связано с неверно направляемой волей, злой волей. Плата за такой выбор – хаос, дисгармония и страдание. Денница отпал от добра потому, что залюбовался собой и поставил в центр мироздания себя, своё «я». Произвольно разорвав связь с Богом, он встал на путь борьбы с ним. Поскольку Люцифер и его последователи бесплотны, то не могут непосредственно вредить Творцу и делает это через людей, подверженных их влиянию. Об этом в настоящее время много и настойчиво говорит схиигумен Кавказского скита Валаамского монастыря Гавриил (Виноградов-Лакербая), написавший несколько книг на данную тему[80] и продолжающий просветительскую деятельность в Интернете.
Таким образом, нельзя считать нормой зло и его крайние проявления «непременной составляющей воспроизводящегося миропорядка». Патология не может быть нормой. Ф. М. Достоевский устами князя Мышкина не оправдывает зло, а говорит об уклонении человечества ко злу, за что неизбежно следуют страдания. Что касается воззрений В. С. Соловьёва, то его философское творчество более связано с оправданием добра[81], нежели с апологией зла. Впрочем, о личности философа и его взглядах лучше судить по сцене разговора Ивана Карамазова со старцем Зосимой, которая написана Ф. М. Достоевским по впечатлениям совместной поездки в Оптину пустынь к знаменитому старцу Амвросию. Прототипом для И. Карамазова здесь как раз послужил В. С. Соловьёв.
Учение о свободе воли наиболее близко юристам, поскольку ответственности без вины не бывает. Свобода воли отражается в понятиях невиновного причинения вреда (ст. 28 УК РФ), вменяемости, ограниченной вменяемости и правиле об уголовной ответственности лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения (ст. 23 УК РФ)[82].
Заблуждение третье. Автор предлагает ошибочное понимание русскости, произвольно и неверно трактуя внутренний мир героев Ф. М. Достоевского (жертвы богатого извращенца Настасьи Филипповны, неистового кутилы Дмитрия Карамазова, мрачного самоубийцы Свидригайлова) с их фрейдистскими комплексами как примеры русской души. В действительности русскость проявляет себя, прежде всего, в верности Православию. Единение Православия и русской идентичности очевидно. Тем более, что в Основах государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей отмечена особая роль Православия в становлении и укреплении традиционных ценностей России[83].
Заблуждение четвёртое. Обращение к рекомендациям Даниила Андреева по поводу воспитания в русском народе чуткого отношения к другим культурам бьёт мимо цели, поскольку в русском народе это заложено генетически. Оказываясь в Средней Азии, русские не учили узбеков готовить борщ, а учились варить плов. Что касается сожалений автора «Розы мира» по поводу того, что Россия в своём историческом развитии не обратила своего духовного взора на Восток, то это неправда. Православие в Россию пришло из Восточной Римской империи, которая по своему духовному потенциалу далеко превосходила все остальные цивилизации. Заметим попутно, что «Роза мира» – произведение весьма сомнительное по своему философскому уровню. Кто желает в этом убедиться – пусть его прочитает, здесь приведу только выдержки из авторского философского словаря (новояза): брамфатуры, Шаданакара, уицраор, стихиали, Энроф, сакуалы и пр.[84] Видимо это и есть авторский вклад в философию бытия, поскольку в остальном трудно усмотреть что-то оригинальное.
Заблуждение пятое сконцентрировано в выводе докладчика о том, что духовный взор России надо расширить, охватив с русским размахом не только Запад, но и Восток, в том числе индийскую и китайскую мудрость. Поскольку рассматриваемое выступление мировоззренческое, то этот вывод, как представляется, следует понимать как призыв к объединению всех религий в одну. Это не что иное, как стратегия «New Age», которой в своё время увлёкся Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв. Последствия такого увлечения известны.
Д. А. Шестаков правильно видит главную угрозу миру в глобальной олигархической власти (ГОВ), которая ныне олицетворяет всеобъемлющее мировое зло. Идеология этой власти – сатанизм, а в её прицеле находится Россия с главным противником мирового зла – Православием. Далеко не случайно в резолюции 2540 ПАСЕ, принятой 17 апреля 2024 г.[85], именно Русская Православная Церковь названа врагом, в отношении неё и Русского мира прозвучал призыв к гонениям. Значит именно Русское Православие находится на правильном пути, его надо поддерживать и на него опираться в борьбе за истину и добро.
В заключение следует сказать, что любая методология основана на вере. Сейчас можно услышать от российских патриотов – «интернетных властителей умов» (А. Фурсова, В. Лепёхина, Е. Спицина), что они атеисты или верят в Бога по-своему. Но атеизм – это тоже вера, причём, по-справедливому замечанию Н. Бердяева, требующая особой интенсивности[86]. Что касается отрицания Церкви как хранительницы таинств, то это не что иное, как протестантизм – западный путь развития христианства. Он привёл даже не в тупик, а к сатанизму. Нельзя быть патриотом, отрицая РПЦ. Критиковать можно и нужно, но отрицать нельзя. Иначе можно оказаться «по ту сторону добра и зла», а это медицинский диагноз для Ф. Ницше.
Л. А. Климкова (Арзамас, Россия)[87]
Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Мне очень близко Ваше видение русскости, то, о чём Вы пишете в тезисах. У меня несколько статей на эту тему. Дано определение русскости, перечисляются составляющие этого концепта, черты русскости. Раскрывается такая черта, как соборность, общинность. Всего самого доброго Вам! Успехов!
Н. А. Крайнова (Севастополь, Россия)[88]
Востребован ли современностью философский подход к преступности?
Современная геополитическая ситуация искрится событиями, немалая часть которых справедливо оказывается в поле зрения преступностиведения. Преступность – свойство всех сфер общественной жизни[89], она является весомым инструментом воздействия, как на низовом, так и на глобальном уровне. Совершаемые в России и мире преступления поражают своим количеством и качеством, что с неизбежностью приводит к необходимости осмысления сложившейся ситуации, поиску нестандартных ответов на вопросы о причинности.
Такой «нестандартностью» отличается предложенная для научного осмысления президентом Санкт-Петербургского международного криминологического клуба Д. А. Шестаковым идея обращения к философии преступности, позволяющая осмыслить «сложное вплетение во всемирное общество» преступности. Полностью разделяю перспективность такого подхода. Однако насколько востребован в современных условиях именно философский подход к преступности, если он не будет иметь реального воплощения в практической плоскости, если не будет реализован в конкретных нормативно-правовых актах и принимаемых мерах? Без этого философия преступности обречена быть практически нереализованной.
В тезисах доклада Д. А. Шестаков со свойственной ему научной проницательностью указывает на необходимость сопоставления преступности с понятием «глобального зла», предлагает «шаг за шагом ограничивать не только преступление, но и жестокие крайности противодействия ему». Здесь, очевидно, имеется в виду чрезмерная суровость наказаний, применяемых в чрезвычайных ситуациях мер безопасности, а также возможность применения смертной казни как самой строгой меры наказания в УК РФ.
Я согласна с необходимостью гуманизации наказания или, по меткому выражению самого докладчика, «очеловечивания» отечественных пенальной и пенитенциарной систем. Тем не менее, в современных условиях именно этот аспект философии преступности будет менее всего востребован. Ведь именно в глобальном смысле отсутствие адекватной реакции на проявления глобального зла может быть расценено этим злом как слабость и явится поводом для ещё большего его распространения.
Обыденное правосознание всегда требовало и будет требовать жёсткого ответа на соответствующие преступные проявления. Об этом свидетельствуют опросы населения на предмет снятия моратория на применение смертной казни. Так, например, по данным одного из исследований, в 2024 г. 53 % россиян выступают за применение смертной казни[90]. Поддерживают такую позицию и известные учёные[91]. В суровости (строгости) наказаний им видится значительный превентивный потенциал. Хотя, как представляется, гораздо большее значение в этом аспекте имеет неотвратимость наказания. Следует отметить, что такая позиция не без оснований зиждется именно на реальной криминальной обстановке.
В отношении противодействия злонамеренной деятельности глобальной олигархической власти (ГОВ)[92] также известен достаточно эффективный опыт противостояния СССР – США. Соглашаясь с предложенной Д. А. Шестаковым в 2013 г. формулировкой глобальной олигархической власти как «самой сущности (quinta essentia) корыстного мирового зла», выскажу предположение о том, что ГОВ в том или ином воплощении существовала всегда. Наиболее ярко, на мой взгляд, противостояние добра и зла, духовного и бездуховного, глобальной олигархии и советского государства проявилось именно в противоборстве СССР и США во время «холодной войны», достигшей своего апогея в 1962 г. (Карибский кризис). Именно демонстрация силы, равной силы, оказала достаточное превентивное воздействие, позволила избежать совершения преступлений в планетарном масштабе.
Не вдаваясь в рассуждения о нерукотворности преступлений, нечеловеческом происхождении преступности, следует особое внимание обратить на предложенное докладчиком видение причин преступности, акцентирование им внимания на противоречии между потребительством и духовностью и ослаблении национальной идеи. Мне такие причины кажутся вполне человеческими, обусловленными самой сущностью человека. Совершенно справедливым видится утверждение Дмитрия Анатольевича о том, что «духовность не появляется на ровном месте, её развитие требует определённого образа жизни нескольких поколений»[93]. И эти поколения должны быть воспитаны в духе патриотизма, на основе традиционных духовно-нравственных ценностей, среди которых на первом месте «не убий», «не укради», «не прелюбодействуй», богатом историческом материале о героизме и подвигах русского народа, его жертвенности и самоотдаче. Эти ценности должны освещать отечественные художественные фильмы, театральные постановки, музыкальные произведения. Отрадно, что последние мировые события способствовали возрождению России, реализации, казалось бы, простых идей о формировании общероссийской гражданской идентичности. Общество и государство мобилизуются для уже очевидно длительного противостояния глобальному олигархическому злу.
Подводя итог, хочу поблагодарить глубокоуважаемого Дмитрия Анатольевича за его научное творчество, оригинальный подход и глубоко продуманные идеи и предложения, которые востребованы современностью. Они будут способствовать повышению эффективности противопреступной деятельности.
Н. И. Кузнецова (Санкт-Петербург, Россия)[94]
Философские основы преступностиведения: потенциал ещё не раскрыт
Не знаю, что лучше – зло ли, приносящее пользу, или добро, приносящее вред.
Микеланджело.
Вопрос о соотношении добра и зла издавна лежит в основах религии, философии, этики, культуры, искусства, права. Доклад основателя невско-волжской криминологической школы Дмитрия Анатольевича Шестакова, посвящённый философии преступности, видится весьма оригинальным, актуальным и своевременным[95].
Многочисленные исследования и следственно-судебная практика показывают, что справиться с преступностью одними лишь силовыми методами невозможно. Необходима системная работа по переосмыслению феномена преступности. Как отмечает докладчик, «Надо попытаться узреть преступность и ответы общества на неё сквозь лупу философских понятий и приёмов. Философия преступности в качестве грядущего раздела преступностиведения представляет некое мировоззренческое знание, вытекающее из обобщения наиболее значимых понятий и положений прочих отраслей этой науки. Данный раздел как определённый итог развития преступностиведения появляется не изначально, но со временем»[96].
Одним из главных условий для осмысления феномена преступности как негативного социального явления является формирование теоретической основы философии преступности. Криминология как наука и учебная дисциплина имеет огромный теоретический потенциал и вполне способна сыграть роль методологической основы для целого комплекса уголовно-правовых дисциплин.
К преступности необходимо подходить с двух позиций: 1) как к проявлению безусловного зла или нормативно-оценочной категории морального сознания, характеризующей отрицательные нравственные ценности. Критерием зла выступают оценка причинённого вреда, ущерба и страданий, как отдельных индивидуумов, так и их общностей; 2) как к важному и неизбежному стимулу прогресса, развития общества и его основных институтов, в том числе права, совершенствования человека. Добро и зло представляют собой своего рода комплементарную пару, сам факт наличия которой ведёт к поступательному развитию.
Философ Д. С. Райгуллин указывает, что в философии преступления на сегодняшний день сформировались три условных этапа: метафизический, натуралистический и иррационалистический. В рамках метафизической философии преступления ключевым социальным фактором, стимулирующим преступную деятельность, выступает несоответствие законодательства высшим метафизическим принципам. Натуралистический этап, сменивший метафизический, преступление обусловливает спецификой социального (государственного) устройства. В рамках иррационалистического типа мышления социальные и антропологические аспекты философии преступления находятся в тесном взаимодействии и предполагают синтетический анализ, рассмотрение их во взаимосвязи[97]. Считаю, что в настоящее время общество должно перейти к новому этапу осмысления преступности, в основе которого лежит «некое мировоззренческое знание»[98], о чём и говорит Дмитрий Анатольевич в своём докладе.
Исследовательские ориентации, в нашем случае философские приёмы и методы, помогают устранить противоречивость в формировании предмета науки, способствуют глубокому пониманию причин эскалации преступности, социально-экономических, духовно-нравственных, культурных, правовых, экологических факторов, детерминирующих рост числа преступлений.
Хотелось бы поблагодарить уважаемого Дмитрия Анатольевича за то, что ему, как всегда, удалось выбрать для обсуждения тему, взывающую живой отклик представителей научной общественности, пожелать ему крепкого здоровья и новых научных свершений.
К.–Л. Кунц (Берн, Швейцария)[99]
Философия преступности или научная теория криминологии?
И то, и другое в широком смысле будет встречено непониманием. Криминологией можно заниматься, просто изучая нарушения закона опытным путём. Но какие процессы принятия решений предшествуют желанию рассматривать конкретную тему преступности именно так, а не иначе? Каковы (по Канту) философско-теоретические условия возможности рефлексивного криминологического исследования? Философствование ведётся не о вещах, а об их сущности, то есть о мыслях, о том, как вы представляете себе вещи. В соответствии с философией науки (Герард Радницкий, Научная теория и науки, Берлин, 1991) требуется размышление (в первоначальном смысле пост-мышления) о том, что делает наука. В основе лежит понимание ограниченности и подверженности ошибкам человеческого познания, нашей склонности к предрассудкам, ограниченности взглядов даже научного взгляда, отсутствия главной точки зрения и нашей предвзятости в традициях, не поддающихся обобщению. Требуется тщательное и честное раскрытие собственной частной точки зрения. Философия науки - это философия языка, она процветает благодаря свободе устного и письменного слова, метким формулировкам, дискуссиям и скептицизму. Философия или теория криминологии – это мета-наука, которая занимается и критически размышляет о формировании криминологической теории, методах исследования и предметах исследования. Таким образом, понимание эмпирических исследований расширяется с количественных методов на качественные, взгляд расширяется с индивидуальной деятельности на макросоциологические структуры, исследования, связанные с преступниками, дополняются ссылкой на жертвы (виктимология), расширяется преступность, обычно связанная с низшими социальными классами, на макропреступность влиятельных лиц, изучение структур, способствующих преступности, дополняется изучением обстоятельств, препятствующих преступности. Всё это касается не эмпирического сбора информации о преступности, а теоретического осмысления криминологической практики и её переориентации в соответствии с изменившимися социальными условиями. Преступности как объекта не существует. Общество и наука выливают её в формы, в которых по существу одно и то же приобретает специфические различные облики. Бандитизм – это не клановая преступность, преступление белых воротничков (white collar crime) – это не экономическая преступность, коррупция – это не просто взяточничество. Концептуальность отражает особую позицию наблюдателя, позицию, которая не нуждается в отделении от самого наблюдателя. Прослеживая точку зрения наблюдателя и рассматривая её в перспективе, создаётся не реалистичная фотография преступности, а скорее впечатление картины, которая подчёркивает одни аспекты и опускает другие. Предметом философско-теоретического анализа является картина, а не изображённый на ней объект.
Karl-Ludwig Kunz, Die Schweiz (Bern, Schweiz)[100]
Philosophie der Kriminalität oder Wissenschaftstheorie der Kriminologie?
Verbreitet wird Beides auf Unverständnis stossen. Kriminologie betreibt man einfach, indem man Gesetzesverstösse erfahrungswissenschaftlich studiert. Aber welche Entscheidungsprozesse gehen dem voraus, dass man ein bestimmtes Kriminalitätsthema gerade so und nicht anders behandeln möchte? Was sind (mit Kant) die philosophisch-theoretischen Bedingungen der Möglichkeit eines reflektierten kriminologischen Studiums? Philosophieren tut man nicht über Sachen, sondern über deren Wesen, also über Gedanken, wie man sich Sachen vorstellt. Es geht also nicht um eine Philosophie der Kriminalität, sondern um eine Theorie der wissenschaftlichen Kriminalitätsbetrachtung. Einer Philosophy of Science (Gerard Radnitzky, Wissenschaftstheorie und Wissenschaften, Berlin 1991) entsprechend ist eine Reflexion (im ürsprünglichen Sinn des Nach-Denkens) über das Tun der Wissenschaft gefordert. Am Anfang stehen Einsichten in die Beschränktheit und Fehleranfälligkeit menschlicher Erkenntnis, unsere Neigung zu Vorurteilen, die Perspektivengebundenheit auch des wissenschaftlichen Sehens, das Fehlen eines Master-Standpunktes und unsere Befangenheit in nicht verallgemeinerungsfähigen Traditionen. Eine sorgfältige und ehrliche Offenlegung des eigenen partikularen Standpunkts ist gefragt. Wissenschaftsphilosphie ist Sprachphilosophie, sie lebt von der Freiheit des gesprochenen und geschriebenen Worts, von der treffenden Formulierung, von Diskussion und Skepsis. Kriminologiephilosophie oder – theorie ist eine Meta-Wissenschaft, die sich mit der kriminologischen Theoriebildung, den Forschungsmethoden und Studienthemen befasst und diese kritisch reflektiert. So wird das Verständnis der empirischen Forschung von quantitativen auf qualitative Methoden erweitert, den Blick von der individuellen Aktivität auf makrosoziologische Strukturen ausgeweitet, die täterbezogene Forschung um einen Opferbezug (Viktimologie) ergänzt, die gewöhnlich mit unteren sozialen Schichten assoziierte Kriminalität auf die Makrokriminalität der Mächtigen ausgeweitet, das Studium kriminalitätsfördernder Strukturen um dasjenige kriminalitätshemmender Umstände ergänzt. Bei alledem geht es nicht um die empirische Sammlung von Informationen über Kriminalität, sondern um die theoriegeleitete Reflektion der kriminologischen Praxis und deren Neuorientierung entsprechend gewandelter sozialer Verhältnisse. Es gibt keine Kriminalität als Objekt. Sie wird von Gesellschaft und Wissenschaft in eine Form gegossen, in der scheinbar Dasselbe eine spezifische je verschiedene Gestalt gewinnt. Bandenkriminalität ist nicht Clankriminalität, Weisse Kragen-Kriminalität (white collar crime) nicht Wirtschaftskriminalität, Korruption nicht einfach Bestechung. Die Begrifflichkeit gibt einen besonderen Beobachtungsstandunkt wieder, der in Bezug auf das Beobachtete nicht geteilt zu werden braucht. Indem man den Beobachtungsstandpunkt nachvollzieht und relativiert, entsteht kein naturgetreues Foto von Kriminalität, sondern eher der Eindruck eines Gemäldes, das bestimmte Aspekte hervorhebt und andere weglässt. Thema der philosophisch-theoretischen Analyse ist das Gemälde, nicht das darin abgebildete Objekt.
Х. Кури (Фрайбург, ФРГ)[101]
Философский аспект криминологических взглядов Д. А. Шестакова
Преступность, т.е. поведение, совершаемое членами общества против установленных и разрешённых в государстве правил, всегда пытались пресечь с помощью санкций. Характер и строгость санкций сильно различаются в обществе и менялись на протяжении тысячелетий. Важную роль в этом сыграла всё более и более развивающаяся (эмпирическая) криминология. Она исследовала, например, причины социально девиантного поведения, возможности профилактики. Почему некоторые члены общества подвергаются уголовному преследованию? Какие меры профилактики эффективны? Эти вопросы являются центральными в соответствующих исследованиях. Насколько социальные условия и сосуществование в сообществе способствуют равенству или взаимному согласию? Различия, условия жизни и воспитания способствуют тому, что отдельные люди нарушают общепринятые правила?
Центральные вопросы в этом контексте затрагивает Д. А. Шестаков – один из самых значительных и всемирно известных российских криминологов и специалистов уголовного права.
В начале своего доклада он справедливо подчёркивает, что «наука о преступности... должна быть приближена к широкому философскому миропониманию». Необходимо стремиться «увидеть преступление и реакцию общества на него через увеличительное стекло философских концепций и методов». Автор выступает за «философию преступности как будущий раздел криминологии», который должен быть «своего рода мировоззренческим знанием, возникающим в результате обобщения основных понятий и положений других отраслей этой науки».
Фундаментальный вопрос – это вопрос о Боге. Эволюция человеческого мозга «без всякого сомнения» указывает на то, что «такое совершенное явление» не могло возникнуть в результате саморазвития, «оно нуждалось в толчке извне, свыше». «Всё сотворено и управляется волей Всевышнего». Всемирно известные русские мыслители и литераторы, например, Достоевский, указывали на важность страданий в обществе. Зло и преступление являются «неотъемлемой частью воспроизводящегося мирового порядка». Криминология как «наука о зле» должна подходить ближе к различным проявлениям соответствующего поведения. В правящем мире идёт «бесконечная борьба за существование». Представление о зле становится «одной из важнейших составляющих человеческого сознания». Отношение зла к добру «подобно соотношению космических сил отталкивания и притяжения». В области криминологии под злом понимаются действия человека, «наносящие вред природе, людям и человечеству».
Особое внимание в докладе уделяется ущербу, нанесённому людям, в том числе и преступнику. «Совершенствуя созданный им мир, Творец принёс на Землю новое стремление, стремление не к групповому, а к абсолютному добру». Подчёркивается, что «не только преступление должно рассматриваться как зло, но и жестокость государства. Оба проявления зла должны быть ограничены шаг за шагом».
Фундаментальные криминологические концепции получили «философский оттенок» в последние десятилетия. Здесь автор ссылается на предложенные им центральные концепции, такие как «глобальная олигархическая власть», которая «теперь воплощает всеобъемлющее мировое зло». На сегодняшний день в исследованиях по этому вопросу по-прежнему отсутствуют неопровержимые факты. Это «корыстное мировое зло». Возникающая здесь проблема «должна была бы стать предметом философского осмысления разворачивающейся мировой драмы. Такая дискуссия послужила бы интересам всего человечества».
Причины преступлений «вплетены в саму суть мирового порядка». Преступление «не может быть полностью рационально понято… Его понимание выходит за рамки обычных «повседневных представлений». Особое внимание автор обращает на «повышенную меркантильность («торговый дух») довольно значительной части современного российского общества», «стремление к материальному обогащению, которое не соответствует пользе, которую приносит миру богатый человек». Коррупция является одной из центральных проблем. «Самопродажа проституток и чиновников всех уровней на гнилой почве бездуховности в современной России пышно процветает».
Подчёркивается «необходимость криминологически значимого определения духовности. Духовность человека предполагает способность отрешаться – во всяком случае, абстрактно – от материального посредством интеллектуальной, эстетической, эмоциональной деятельности, в значительной степени отходить от своей материальной основы». Неотъемлемой частью духовности является «связь с Родиной». Их развитие требует «определённого образа жизни нескольких поколений». «Глобальная политика, проводимая олигархами, мешает человечеству». Русские философы указывали на социальную значимость развития «евразийской духовности». В этом контексте криминологи указали бы на феномен «русскости». Достоевский играет существенную роль в разработке «общей криминологической теории». Более пристальное внимание к «тысячелетней восточной духовности» может компенсировать влияние «западного утилитарного духа», который стремится прежде всего к материальным благам.
Духовный взгляд России в будущее, «который в течение последних трёхсот лет был направлен в основном на Запад, должен быть расширен, чтобы охватить и Восток, включая индийскую и китайскую мудрость. И наша криминология также нуждается в дальнейшем развитии». «Я хочу, чтобы криминология... философски проникла в глубины и переплетения преступного зла».
Доклад Д. Шестакова затрагивает центральные вопросы конструктивного развития криминологии на философской основе. Именно философские, социально-политические соображения, как правило, терпят неудачу в эмпирически ориентированной западной криминологии. Преступность (или социально девиантное поведение) всегда играла важную роль во всех обществах. Об этом свидетельствует, например, взгляд на Библию, в которой снова и снова поднимается тема жестокого обращения с преступниками. Доклад Шестакова может быть рекомендован всем, кто интересуется этой темой, т.к. содержит важные выводы.
H. Kury (Freiburg, Deutschland)[102]
Der philosophische Aspekt der kriminologischen Ansichten von D. A. Shestakov
Kriminalität, d. h. gegen die von einer Gesellschaft festgelegten und erlaubten Regeln ausgeübte Verhaltensweisen seitens deren Mitglieder werden von jeher durch Sanktionen zu unterbinden versucht. Die Art und Strenge der Sanktionen sind gesellschaftlich sehr unterschiedlich und haben sich im Laufe der Jahrtausende verändert. Hierbei spielte auch eine sich mehr und mehr entwickelnde (empirische) Kriminologie eine wesentliche Rolle, die etwa die Hintergründe des sozial abweichenden Verhaltens erforschte, aber auch die Möglichkeiten einer Prävention. Woran liegt es, dass manche Mitglieder der Gesellschaft straffällig werden, welche Maßnahmen der Prävention sind wirksam, sind zentrale Fragen einschlägiger Forschung. Wieweit tragen gesellschaftliche Bedingungen und das Miteinander in einer Gemeinschaft, Gleichheit bzw. Unterschiede, die Lebens- und Erziehungsbedingungen, dazu bei, dass Einzelne gegen allgemein geschaffene Regeln verstoßen?
Zentralen Fragen in diesem Kontext geht D. A. Shestakov, einer der bedeutendsten und international bekanntsten Kriminologen und Strafrechtler Russlands in seinem Beitrag nach. Zurecht betont er zu Beginn seiner Ausführungen, dass „die Wissenschaft über die Kriminalität … einem breiten philosophischen Weltverständnis nähergebracht werden“ sollte. Es müsse mehr versucht werden, „das Verbrechen und die Antworten der Gesellschaft darauf durch eine Lupe philosophischer Konzepte und Techniken zu sehen“. Der Autor plädiert für eine „Philosophie der Kriminalität als künftige Abteilung der Kriminologie“ die „eine Art weltanschauliches Wissen, das sich aus der Verallgemeinerung der wichtigsten Begriffe und Bestimmungen anderer Zweige dieser Wissenschaft“ ergeben soll.
Eine grundlegende Frage sei die nach Gott. Die Entwicklung des menschlichen Gehirns weise „ohne jeden Zweifel“ darauf hin, dass „ein solches vollkommenes Phänomen“ nicht durch Selbstentwicklung entstanden sein konnte, “es brauchte einen Schub von außen, von oben“. „Alles ist erschaffen und wird durch den Willen des Allerhöchsten geleitet“. So haben weltbekannte russische Denker und Literaten, wie etwa Dostojewski, auf die Bedeutung des Leidens in einer Gesellschaft hingewiesen. Das Böse und das Kriminelle seien „unverzichtbarer Bestandteil der sich reproduzierenden Weltordnung“.
Die Kriminologie als „Wissenschaft des Bösen“ sollte den unterschiedlichen Erscheinungsformen entsprechenden Verhaltens näherkommen. In der herrschenden Welt gebe es „einen endlosen Kampf um die Existenz“. Die Vorstellung über das Böse werde zu „einem der wichtigsten Bestandteile des menschlichen Bewusstseins“. Das Verhältnis von Böse zu Gut sei „wie das Verhältnis der kosmischen Kräfte von Abstoßung und Anziehung“. Im Bereich der Kriminologie werde unter dem Bösen ein menschliches Handeln verstanden, „die der Natur, den Menschen und der Menschheit schaden“. Betont wird besonders der Schaden für die Menschen, die den Täter mit einschließen. „Durch die Vervollkommnung der von ihm erschaffenen Welt brachte der Schöpfer ein neues Streben auf die Erde, das Streben nach nicht gruppenzentriertem, sondern nach absolutem Gutem“. Hervorgehoben wird, „dass nicht nur das Verbrechen als Böses behandelt werden sollte, sondern auch die Grausamkeit des Staates. Beide Äußerungen des Bösen müssen Schritt für Schritt begrenzt werden“.
Die grundlegenden kriminologischen Konzepte hätten in den letzten Jahrzehnten eine „philosophische Note“ erhalten. Hierbei bezieht sich der Autor auf von ihm vorgeschlagene zentrale Konzepte, wie etwa der „kriminellen globalen oligarchischen Macht“, die „jetzt ein umfassendes weltweites Übel“ verkörpere. Bisher würden in der Forschung hierzu noch unwiderlegbare Fakten fehlen. Hierbei handle es sich um das „eigennützige Weltböse“. Das sich hier abzeichnende Problem „sollte Gegenstand einer philosophischen Überlegung des sich entwickelnden Weltdramas sein. Eine solche Diskussion würde den Interessen der gesamten Menschheit dienen“.
Die Ursachen für Verbrechen seien „in das Wesen der Weltordnung verwoben“. Die Kriminalität könne „nicht vollständig rational verstanden werden … Ihr Verständnis geht über die üblichen ‚alltäglichen‘ Vorstellungen hinaus“. Besonders geht der Autor auf die „erhöhte Merkantilität („Handelsgeist“) eines ziemlich großen Teils der gegenwärtigen russischen Gesellschaft“ ein, dem „Streben nach materieller Bereicherung, das nicht dem Nutzen entspricht, den ein reicher Mensch der Welt bringt“. Korruption sei eines der zentralen Probleme. „Der Selbstverkauf von Prostituierten und Beamten allen Niveaus auf dem faulen Boden der Geistlosigkeit im modernen Russland blüht prächtig“.
Betont wird die „Notwendigkeit einer kriminologisch sinnvollen Definition von Geistigkeit. Die Geistigkeit eines Menschen beinhaltet die Fähigkeit, sich vom Materiellen abzusetzen und durch intellektuelle, ästhetische, emotionale Aktivitäten, sich weitgehend von ihrer materiellen Grundlage – jedenfalls abstrakt – zu entfernen“. Ein wesentlicher Bestandteil der Geistigkeit sei die „Verbindung zur Heimat“. Ihre Entwicklung benötige „eine bestimmte Lebensweise mehrerer Generationen“. „Die von Oligarchen geführte Globale Politik behindert die Menschheit“. Russische Philosophen hätten auf die gesellschaftliche Bedeutung der Entwicklung einer „eurasischen Geistigkeit“ hingewiesen. In diesem Zusammenhang hätten Kriminologen auf das Phänomen der „Russizität“ hingewiesen. Dostojewski spiele bei der Entwicklung einer „allgemeinen kriminologischen Theorie“ eine wesentliche Rolle. Eine größere Berücksichtigung der „tausendjährigen östlichen Geistigkeit“ könne den Einfluss des „westlichen utilitaristischen Geistes“ ausgleichen, der vor allem nach materiellen Gütern strebe.
Der geistige Blick Russlands in die Zukunft, „der in den letzten dreihundert Jahren hauptsächlich nach Western gerichtet ist,“ müsse erweitert werden, um so auch den Osten zu erfassen, „einschließlich der indischen und chinesischen Weisheit. Und auch unsere Kriminologie muss weiterentwickelt werden“. „Ich möchte, dass die Kriminologie … philosophisch in die Tiefen und Verflechtungen des verbrecherischen Bösen eindringt“.
Die Ausführungen von D. Shestakov sprechen zentrale Fragen einer konstruktiven Weiterentwicklung der Kriminologie auf philosophischer Basis an. Gerade philosophische, gesellschaftspolitische Überlegungen kommen in einer empirisch orientierten westlichen Kriminologie in aller Regel zu kurz. Kriminalität bzw. sozial abweichendes Verhalten spielt seit jeher in allen Gesellschaften eine wesentliche Rolle. Das zeigt etwa auch ein Blick in die Bibel, in welcher schwer straffälliges Verhalten immer wieder thematisiert wird. Der Beitrag von Shestakov ist allen am Thema Interessierten uneingeschränkt zu empfehlen und liefert wichtige Angegungen.
С. Ф. Милюков (Санкт-Петербург, Россия)[103]
Диалектика в действии: смертная казнь как средство сбережения человеческих жизней
Философы лишь различным образом объясняли мир,
но дело заключается в том, чтобы изменить его.
К. Маркс «Тезисы о Фейербахе» (1845)
Юбилейный доклад Д. А. Шестакова – ещё одно подтверждение того неоспоримого факта, что президент нашего Клуба является преступностиведом мирового уровня. В то же время его суждения не претендуют на истину в последней инстанции. Таковая, как известно, рождается только в споре, научной дискуссии, которую породил другой видный российский криминолог – М. П. Клеймёнов. В этом, как нам уже приходилось отмечать, и заключается одна из ценностей Санкт-Петербургского международного криминологического клуба[104].
Я также расхожусь во взглядах с докладчиком по ряду принципиальных криминологических вопросов, прежде всего, по вопросу о смертной казни как исключительном наказании, ныне искусственно сублимированном государственной властью во внесудебную репрессию[105].
Отрицание смертной казни как средства противодействия наиболее общественно опасному сегменту преступности базируется, на наш взгляд, на идеалистическом постулате об абсолютной ценности любой человеческой жизни. Между тем, данный постулат ежедневно опровергается на полях сражений в Донбассе и Газе, от чего, к сожалению, отрешены участники настоящей дискуссии.
Смертная казнь может спасти немало человеческих жизней, прежде всего законопослушных граждан. Да, она не способна отвратить от злодеяний импульсивных убийц и серийных сексуальных преступников ввиду имеющихся у них серьёзных патологий умственно-психического характера. Но остановить диверсанта и изменника Родины, а, тем более, коррупционера в погонах она вполне может, поскольку ими движут зачастую корыстные мотивы, которые не могут перевесить у большинства из них страха смерти.
Концентрация же таких осуждённых в местах лишения свободы создаёт угрозу прорыва этих лиц во внешний мир. Этому прорыву вполне могут способствовать боевые операции спецслужб стран, ведущих ныне вооружённую борьбу с Россией на истощение её материальных и людских ресурсов, создающих условия для внутренней усобицы (очередной гражданской войны) на территории нашей страны.
Как ни парадоксально, реанимация смертной казни в российской судебной практике отвечает интересам и самих подсудимых, которым она грозит по закону. Дело в том, что в настоящее время лишение жизни отъявленных злодеев отдано на откуп военнослужащим и низовым представителям других силовых ведомств. Они же пользуются этой возможностью гораздо менее щепетильно, нежели профессиональные государственные обвинители и судьи.
В результате, что называется, под нож идут не только те, кто заслуживает ликвидации, но и их второстепенные соучастники, родственники, другие близкие и даже посторонние лица. Это озлобляет известную часть населения, пополняет ряды мстителей. К тому же высшая мера наказания может быть назначена условно с отправлением осуждённых к ней в действующую армию.
Поэтому, не отрицая необходимости и полезности внесудебной репрессии, мы никогда, вопреки утверждениям некоторых наших оппонентов, не считали и не считаем её главным инструментом в противодействии общественно опасным проявлениям человеческой активности[106].
В силу сказанного, резкая интенсификация полемики вокруг смертной казни в условиях широкомасштабных боевых действий является полезной как с мировоззренческих, философских позиций, так и, прежде всего, исходя из насущных потребностей практики борьбы с преступностью внутри России и за её пределами.
В. А. Номоконов (Владивосток Россия)[107]
Корректно ли говорить о философии преступности?
В ходе глубокого анализа работ о закономерностях общественно-опасного, преступного поведения всё чаще можно встретить термины «философия преступления», «философия преступности»[108]. Но корректны ли эти термины для науки? Если речь идёт о философском объяснении девиантности в поведении людей – нет возражений в их использовании. Различие между девиантностью, правонарушаемостью, преступностью носит не столько философский, сколько конкретно-научный, операционный характер. При этом следует учитывать, что философские категории в силу своей всеобщности несводимы к конкретно-научным понятиям.
Вполне корректно говорить о философии, например, уголовного права, имея виду его философско-методологические основы. Но если исследовать с философской точки зрения генезис и сущность преступного поведения, преступности, то целесообразнее избегать словосочетаний «философия преступления», «философия преступности». Если даже иметь в виду потаённый психологический смысл поведения такого рода, то опять-таки лучше оговаривать условность применяемых терминов, «закавычивать» их. Гораздо точнее было бы в таком случае говорить о философских основах криминологии («философия криминологии»).
Обращаясь к философским основам науки, в целом, а криминологии и уголовного права, в частности, мы, прежде всего, акцентируем внимание на их мировоззренческих, духовно-нравственных аспектах. В этом плане призыв уважаемого Д. А. Шестакова более глубоко взглянуть на криминологическую проблематику следует всецело поддержать. Но это, разумеется, не означает бесспорности выводов, к которым приходит докладчик: его апелляция к божественному происхождению мира, «уравнивание» добра и зла (даже признание первичности последнего) и, наконец, обнаружение «корня зла» в пресловутой ГОВ[109].
Вот этот «корень зла», как мне представляется, находится не столько «наверху», сколько «внизу»: в массовой психологии, менталитете, в сфере духовности. Я согласен с утверждением В. С. Овчинского и Л. В. Кондратюка, что в науке криминологии этико-духовное (включая правовое) измерение является главным[110]. В. Н. Фадеев также подчёркивал, что профессиональное и моральное кредо криминологии – духовно-нравственное начало противостояния злу, обману и насилию[111]. К сожалению, последние 30 лет, если не больше, мы переживаем период не столько утверждения и развития духовно-нравственных ценностей в общественном сознании, сколько обратный процесс.
Думаю, никто сегодня не подвергает сомнению явную тенденцию духовно-нравственной деградации массового общественного сознания в стране. Да и во многих государствах мира пересматриваются нормы морали и нравственности, забываются национальные традиции, стираются различия народов и культур. От общества теперь требуют не только здравого признания права каждого на свободу совести, политических взглядов и частной жизни, но и обязательного признания равноценности, как это ни покажется странным, добра и зла (противоположных по смыслу понятий). ГОВ никогда бы не заняла доминирующего положения в мире, если бы не произошло массового поклонения золотому тельцу в ущерб духовным ценностям, если бы многие не видели в других людях лишь средство для достижения своих целей.
Глубоко и верно мыслителями и современными учёными вскрыта связь между свободой и ответственностью, свободой и нравственностью. Свобода, не имеющая в своём основании нравственности, превращается в произвол, в анархию. В свою очередь, подлинная нравственность всегда содержит в себе глубокое осознание необходимости, а потому служит основой подлинной свободы. Современное аномичное общество в силу своей разобщённости вообще не склонно предъявлять каких-либо единых требований к воспитанию детей. Воспитание подрастающего поколения становится делом не общегосударственным, а частным, вследствие чего готовятся не граждане, а эгоистические члены общества, думающие главным образом о личных интересах. Общее всё больше отходит на задний план, а вместе с этим растёт и неуважение к государству, его законам. Преступное поведение вследствие этого становится не просто массовым явлением, а нормой жизни. Под лозунгом защиты прав человека идёт разложение общества как нравственной целостности, в нём поощряется всё эгоистическое, антиобщественное, а, следовательно, и преступное[112].
В свете вышеизложенного заметно актуализируется задача по обеспечению духовной безопасности общества как его качественной характеристики, исследуемой в духовно-нравственном срезе, т.е. рассматриваемой как целостность, для которой состояние духовности/нравственности является одним из индикаторов жизнеспособности и функциональной согласованности основных социальных институтов, идеологии и культуры. В этой связи поддерживаю идею Д. А. Шестакова о необходимости духовного возрождения России, которое должно быть выше «личного вещного благополучия»[113].
Представляется, что одним из важнейших средств как духовного возрождения, так и обеспечения духовно-нравственной безопасности общества могло бы стать возвращение государственной идеологии, правда, оговоримся, что не в прежнем, «советском» (принудительном) формате. В связи с этим считают важным предложение докладчика об исключении положения части 2 статьи 13 Конституции Российской Федерации, согласно которому «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». На замену этому положению он предлагает следующее: «Уважение к России, её истории, стремление к достойному её экономическому и политическому положению в мировом сообществе, равно как признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина составляют основу государственной идеологии России»[114].
Безотносительно к тому, нравится это кому-то или нет, но идеология выступает неким внутренним компасом, внутренней основой, опорой общества. Сознаю, что в этом вопросе у меня найдётся немало оппонентов. Они будут говорить об опасности навязывая гражданам общей идеологии в духе апологетики существующего в государстве политического режима. Но нельзя с водой выплёскивать и ребёнка: сила государства начинается и основывается прежде всего на идеологии.
Отсутствие значимых ценностей воспринимается людьми не просто как очередная нехватка: это болезнь, поражающая общество наповал, поскольку социальное объединение людей имеет ценностную природу. Общество, лишившееся ценностей, или хотя бы иллюзии, что они были, является больным. Бурное развитие криминогенных процессов представляет собой лишь симптом болезни. Деидеологизация поэтому вызвала острый кризис ценностной регуляции социальных отношений, как моральной, так и правовой[115].
Нам не нужны «философия» разрухи, преступности и войны. Нам нужны государство и общество, базирующиеся на здоровой духовно-нравственной основе, т.е. гуманистической, антикриминальной, антиолигархической и демократической идеологии. Нам всем нужна философия гармонии и любви.
Л. В. Сердюк (Уфа, Россия)[116]
К вопросу о философии преступности (по докладу Д. А. Шестакова)
В представленном Дмитрием Анатольевичем Шестаковым докладе мы видим попытку учёного создать новые подходы к анализу причин преступности, соответственно, усовершенствовать существующие сегодня способы борьбы с этим опасным социальным явлением. Предлагаемый им путь хотя и может показаться необычным и даже отчасти провокационным, но, думается, направлен на побуждение учёного мира к поиску новых путей исследования, отличных от традиционной социологии. В докладе выражается сомнение в «естественном мироразвитии», о чём толкует социология; утверждается, что существование преступности в мире необходимо рассматривать через призму философии с применением понятий и приёмов, основанных на «мировоззренческом знании прочих отраслей науки». Эти вопросы автор рассматривает в тесной связи с религиозными канонами, роль и значение которых оцениваются достаточно высоко, что вполне справедливо.
Не возражая против такого хода исследования причин преступности, думаем, что философия как наука вполне применима не только в исследовании существования преступности в целом, но и при расследовании конкретных преступлений. Это объясняется тем, что причины совершаемых преступлений в начале своего развития имеют часто незаметный потенциал, который может долго формироваться в отношениях между людьми. Здесь на помощь социологии приходит философское мышление с детальным анализом жизненных обстоятельств и характеров людей.
Можно согласиться с докладчиком и в том, что к нашей борьбе с преступностью мы должны призвать Бога, учитывая, что религия учит добру и борьбе со злом. Религиозные основы играют значительную роль в предупреждении преступлений. Эта их благородная функция в сдерживании зла в обществе имеет большое значение, в том числе и в воспитании молодого поколения. Поэтому религия не может быть отстранена от воспитания не только на уровне церкви, которая мало посещается детьми, но и в домашних условиях воспитания, где православие, с установкой на добрые отношения между людьми, обязательно должно присутствовать.
Вряд ли можно согласиться лишь с тем тезисом докладчика, что ум человека (его мозг) создавался Богом. Слишком много чести для человека, так как следует признать, что не столь велик его ум не только в прошлом, но и сегодня, учитывая постоянные вооружённые конфликты (часто по надуманным поводам). Лидеры государств готовы воевать, даже если никто не затрагивает их интересы. Этих людей не только устраивает война, но она их воодушевляет, несмотря на потенциальные и реальные жертвы. И только животный страх, касающийся не судеб жителей их государств, а их личной судьбы, сдерживает этих людей от катастрофических шагов.
С этой темой связан затронутый в докладе вопрос о роли существования зла и добра, где первое признаётся первичным. Непримиримое противостояние этих двух сил в жизни людей во многом определяет их судьбы и взаимоотношения. Автор справедливо сопоставляет это с природными силами Вселенной – притяжения и отталкивания, которые обеспечивают спокойствие в космосе. Однако разница в том, что добро и зло, напротив, обеспечивают на Земле хаос и отсутствие спокойствия среди людей. Может быть, исследование преступности и анализ проблемы борьбы с ней нужно начинать с этого начала начал?
Автор доклада приводит важную цитату из библейской литературы: всегда «в человечестве наряду с тёмным тяготением наличествует тяготение просветлённое». Даже сама жизнь на Земле строится на этих двух противовесах тёмного и просветлённого «тяготений», связанных со злом и добром. При этом зло всегда присуще человечеству в таком виде, в котором Всевышний, видимо, и не предполагал, создавая мир. Это выражено в людях не только в их борьбе за жизнь, но и в их «тёмном тяготении» к войнам, что подтверждает статистика, представленная социологом Я. И. Гилинским. По его неполным данным, начиная с 3600 г. до н.э., на нашей планете произошло 15 тысяч войн, унёсших 3,5 миллиарда жизней, и было только 500 мирных дней. С 1900 по 1980 г., т.е., в пределах одного неполного столетия, по данным этого автора, в мире было 154 войны.
Представленная статистика постоянно пополняется, что говорит о существовании закономерности в мире борьбы добра со злом. Тяготение к «просветлённому» существует как противовес, как необходимое средство в этой борьбе. В начале существования человека ему была завещана «божественно освящённая нравственность», которая должна была определять его достойное поведение. Однако вопреки этому завещанию Всевышнего жестокость людей может быть безграничной. Подобное мы наблюдаем сегодня, например, со стороны Израиля в его вооружённом противостоянии с соседним народом, где совершенно сознательно допускаются массовые убийства мирного населения.
Много места в докладе уделено понятию и характеристике духовности российского общества, в том числе его чуткого отношения к другим религиям, культурам, психологиям, укладам и мировоззрениям, «к которым следует проявлять понимание, интерес, терпимость и любовь». Автор делает ссылки на произведения Ф. М. Достоевского и, на наш взгляд, прав в том, что воспитание духовности молодёжи должно явиться главной составляющей в борьбе с преступностью. К организации этой борьбы мы должны подходить с философских позиций: забегая вперёд туда, где преступления ещё нет, но оно зарождается. Именно в этом видится польза разговора о природе этого социального явления и борьбы с ним на основе философии, т.е. на основе предвидения и опережения.
Мы придерживаемся позиции об эволюционном развитии мира. По мнению биологов, совершенство мозга человека, в отличие от других представителей животного мира, обусловлено исключительно активной его деятельностью (при большом желании усовершенствовать и преобразовать мир). Человек совершенствовался тысячелетиями. Мы не знаем, каким был его мозг в первобытном состоянии. Известно лишь, что, создавая современный мир, Природа – наместница Бога на Земле – немало потрудилась, убрав непригодные для жизни виды растений и животных, вполне вероятно, и некоторые виды человека, стимулируя этим его развитие.
В понимании преступности и в организации борьбы с ней большое значение имеют не только социологический и философский, но и религиозный, и политический аспекты. При этом, политический справедливо связывается с проблемой борьбы с олигархической преступностью. Но, как считал известный социолог Эммануил Кант, преступность – проблема не только политическая, а больше педагогическая. С ним следует согласиться и обратить внимание на вопросы, касающиеся воспитания молодого поколения. Здесь присутствует не только политический аспект, но также и философский, заключающийся в том, что решение проблемы воспитания нужно направить на совершенствование культуры населения. За основу необходимо взять улучшение педагогики, начиная не только с детских садов и начальных школ, с учётом приобщения детей к труду по интересам, но обратив внимание и на обеспечение условий для воспитания в высших учебных заведениях. Необходимо освободить преподавателя от создания массы ненужных методических документов, это время он должен посвятить воспитательной работе в своей группе и науке.
Нельзя не отметить то, что сегодня духовному воспитанию молодёжи в государственной политике отводится всё более достойное место. Это касается и формирования патриотизма у молодых людей, достойного отношения к религии. Потенциал успеха в этом деле уже хорошо: наша молодёжь добровольно идёт на защиту страны, несмотря на опасность для жизни. Россия ведёт справедливую борьбу с очередным злом на планете и не может не победить, так как справедливость всегда побеждает зло.
Б. Б. Тангиев (Санкт-Петербург, Россия)[117]
Нужны ли преступностиведческая философия и её основные категории?
Бывают эпохи, которые говорят, что им нет дела до человека, что его нужно использовать, как кирпич, как цемент, что из него нужно строить, а не для него… Но есть другая социальная архитектура, её масштабом, её мерой тоже является человек, но она строит не из человека, а для человека, не на ничтожестве личности строит она своё величие, а на высшей целесообразности в соответствии с её потребностями.
О. Э. Мандельштам
Каждой эпохе соответствует своя философия, в каждую эпоху формируются свои ценности и взгляды на них, но подлинные нравственно-духовные скрижали родолюбия[118] незыблемы и наряду с разумом дарованы нам Создателем, о чём говорит в своём докладе Д. А. Шестаков. Дмитрий Анатольевич приходит к многим важным выводам, исходя из философско-семантического понимания сути бытия, зла и преступности; приковывает наше внимание к тому, что преступность стремительно эволюционирует, самые опасные её виды, продуцируемые глобальной олигархической властью (ГОВ), представляют экзистенциальную угрозу всему человечеству. При этом философия преступности остаётся не досягаемым объектом криминологического исследования; ГОВ не является предметом философского осмысления.
В докладе поставлены важные вопрос, адресованные криминологическому сообществу: в состоянии ли мы, наделённые разумом, найти «краеугольный философский камень», разгадки всеобъемлющего феномена преступности, обеспечить разумный баланс между добром и злом? Выдвигая философско-преступностиведческую доктринальную модель (свободное преступностиведение), докладчик понимает, что достичь единства взглядов учёных различных областей знания в части понимания феномена преступности является неразрешимой задачей, особенно учитывая, что мировую философию контролирует ГОВ. Однако Дмитрий Анатольевич идёт на эту пробацию. Следует отдать должное его смелости и решительности.
На основе изучения криминолого-философской методологии докладчика, изложенной в его научных и художественных (высоконравственных) работах, пронизанных философскими идеями, в первую очередь, о преступности социальных подсистем[119], приходит понимание многогранности воронки преступности[120] (названной в России воронка Шестакова, а за рубежом – кратер Шестакова). Только познав антологию, генезис и диалектику происхождения и развития преступности, мы можем найти эффективные меры противодействия ей.
Подход Д. А. Шестакова к определению философских основ теории свободного преступностиведения является междисциплинарным. Невско-волжская криминологическая школа славится исследованием преступных подсистем, переходом в них на новый качественный уровень. Представляется, что очерченный докладчиком подход, при завершённости выдвигаемой им системообразующей теории, и есть та «звезда с увеличенной светимостью в созвездии антикриминальных наук», о которой нам поведал Г.Н. Горшенков, отвечая на вопрос С. М. Иншакова: есть ли будущее у криминологии?[121]
Для некоторых искушённых криминологов ряд положений, выносимых Дмитрием Анатольевичем на обсуждение, станут основой для спора, тем более, что при закреплении своих основополагающих философских воззрений и аргументов он ограничивается малым (не беря в помощь несокрушимые теории великих мыслителей и философов). Как мне представляется, он использует этот методический приём преднамеренно, желая максимально расширить полемическое поле. Это вызывает неподдельный дополнительный интерес у любого взыскательного специалиста (читателя) не только к докладу, но и к самому автору.
В. С. Харламов (Санкт-Петербург, Россия)[122]
Преступностиведение нуждается в дальнейшем развитии
Тезисы доклада известного учёного, президента Санкт-Петербургского международного криминологического клуба Дмитрия Анатольевича Шестакова посвящены становлению свободного преступностиведения. Он предлагает посмотреть на науку о преступности в ином ракурсе: выйдя за пределы её обычных рамок. Докладчик высказывает пожелание о том, чтобы преступностиведение не столько оставалось социологией, сколько стало философией преступности. Для этого им используется «лупа философских понятий и приёмов»[123].
В поисках истока криминальных проявлений Дмитрий Анатольевич обращается к Священному Писанию и другой мировоззренческой литературе, по-авторски объясняет суть зла. К достоинствам доклада следует отнести оценку бездуховности в генезисе преступности; суждения о развитии преступностиведения.
Преобразование сложившихся научных стандартов не всегда встречает понимание. Научное творчество часто проходит через тернии. Одним из критиков докладчика выступает Михаил Петрович Клеймёнов. Хотелось бы подробнее рассмотреть критические замечания этого уважаемого учёного.
- К первому заблуждению докладчика Михаил Петрович относит якобы подмену Д. А. Шестаковым «личностного Бога, через которого мы познаём Святую Троицу, безвременной боговосьмёркой, неким абсолютом». Как мне представляется, М. П. Клеймёнов ошибочно видит в Дмитрии Анатольевиче сторонника взглядов Е. П. Блаватской – философа теософского направления – и Д. С. Мережковского – автора религиозных концепций. В то же время М. П. Клейменовым исключена возможность наличия у докладчика пантеистических взглядов. Пантеисты же отождествляют Бога с миром (вселенной), рассматривают природу как воплощение Божества.
Будучи неким «абсолютом», нематериальным и безличностным, Бог в пантеизме находится не за пределами природы, а растворяется в ней. К числу известных пантеистов относят философов Б. Спинозу и Д. Толанда, английского писателя Лоуренса, американского поэта Джефферса, учёного А. Эйнштейна, архитектора Фрэнка Ллойда Райта, историка А. Тойнби. С 1975 г. функционирует «Универсальное пантеистическое общество». Известно, что в христианстве существует только одна божественная «инстанция» – единый Бог, претендующая на истинность и всемогущество. Но представлениям о Боге, как личном, так и безличном, нет числа. Их столько, сколько существует людей в группах религиозных единомышленников. Некоторые современные христианские богословы распространяют религиозные и философские воззрения, вообще исключая Бога антропоморфного (подобного человеку), личностного.
Примечательно, что в книге «Евангелие от Святых Двенадцати», в которой дано толкование Библии, рассмотрены позиции исследователей по различным библейским коллизиям и персонажам, в том числе взгляды на Бога[124]. В указанной книге отражено, что «людям открывается Истина в соответствии с их способностью понимать и принимать» (п. 2), «у Единой Истины много сторон, и один видит только одну сторону, другой – другую, и одни видят больше, чем другие, в соответствии с тем, что им дано» (п. 3), «то, что кажется истинным одним, не кажется истинным другим» (п. 6); «не осуждайте других, чтобы и сами не были осуждены» (п. 7).
Кстати, за открытое выражение пантеистического мировоззрения, а также еретические мысли учёный Д. Бруно был в 1600 г. сожжён на костре инквизиторами католической церкви.
- Второе якобы заблуждение докладчика М. П. Клейменов обосновывает посредством выдвижения собственного суждения о том, что Д. А. Шестаков «полагает, что Бог сотворил не только добро, но и зло». Это суждение уважаемый Михаил Петрович выразил, несмотря на то, что в представленных тезисах доклада Д. А. Шестакова нет ни одного положения, где было бы отражено, что Бог сотворил не только добро, но и зло. Напротив, докладчик констатирует: «…только появившийся на свет человек в его историческом развитии начинает расценивать недобрые проявления по отношению к нему и его общественному слою как нечто единое, деятельно враждебное, вредоносное, т.е. как зло»[125].
- Третье якобы заблуждение докладчика М. П. Клейменов усматривает в том, что Д. А. Шестаков «предлагает ошибочное понимание русскости». Феномен русскости Дмитрий Анатольевич в своём докладе определяет такими штрихами, как «бескорыстно отдать себя защите и укреплению Родины», «готовность в минуту роковой опасности оставить без сожаления всё нажитое»[126]. Не приводя конкретных аргументов ошибочности мнения Д. А. Шестакова, М. П. Клеймёнов утверждает, что «русскость проявляет себя, прежде всего, в верности Православию». Но Д. А. Шестаков не отрицает такого подхода.
В рамках будущей дискуссии будет важным узнать точку зрения уважаемого Михаила Петровича по вопросу верности православию руководства Русской Православной Церкви (далее – РПЦ) и отдельных её представителей в ретроспективе. В частности, в марте 1917 г. РПЦ опубликованы любопытные документы. В них видны призывы под знаком православия к поддержке Временного правительства и отступничеству от российского Императора Николая II[127]. «Святыми отцами» в тот период была подорвана православная вера в царя. В результате РПЦ предала Николая II, Россию и русский народ. Во время Гражданской войны 1917–1922 гг. под знаком православия церковнослужители поддерживали интервентов и активно боролись с действующей большевистской властью; вооруженную борьбу с ней вели в регионах России специальные религиозные отряды, состоявшие из православных служителей церкви (в их числе «Полк Иисуса», «Полк Богородицы», «Полк Ильи Пророка»)[128]. Позже значительная часть православных священников предала свой народ, выступив на стороне Гитлера[129].
- Четвёртое якобы заблуждение докладчика, по мнению М. П. Клейменова, заключается в том, что «обращение к рекомендациям Даниила Андреева по поводу воспитания в русском народе чуткого отношения к другим культурам бьёт мимо цели, поскольку в русском народе это заложено генетически». Если воспитание в русском народе чуткого отношения к другим культурам бьёт мимо цели, то прошу Михаила Петровича ответить на следующие вопросы: зачем на проходившем недавно девятом Санкт-Петербургском международном культурном форуме была принята Декларация, в которой закреплена необходимость бережного отношения к культурному вкладу каждого народа, населяющего нашу планету, призывающая к уважению разнообразия систем ценностей государств и народов? Почему на подобную государственную деятельность в сфере культуры о чутком отношении к культурам иных стран обращено особое внимание в российском законодательстве и правоприменении?[130]
Кстати, на эту тему на девятом Санкт-Петербургском международном культурном форуме высказался В. В. Путин: «… культурное разнообразие – это величайшее благо, а взаимодействие культур – одно из условий стабильного и мирного развития, ведь среди главных причин нынешней напряжённости в мире – именно претензии отдельных сил на исключительность, в том числе и культурную исключительность, их пренебрежение к иным обычаям, духовным ценностям, стремление подвергнуть всех и вся унификации, причём по собственному шаблону, который они считают самым лучшим и самым универсальным. Такая вульгарная глобализация и, добавлю, культурная экспансия обернулась подавлением и обеднением культур, многократно умножила конфликтный потенциал»[131]. Где наличествует конфликтность, там появляется криминал. Может быть, не случайно докладчик включил в доклад рассматриваемый тезис.
М. П. Клейменов верно отмечает: «православие в Россию пришло из Восточной Римской империи». Но сомнительно его утверждение о том, что Восточная Римская империя «по своему духовному потенциалу далеко превосходила все остальные цивилизации». Если православие складывалось в Византии (Восточной Римской империи) на протяжении первого тысячелетия, то задолго до этого, в период от XVI по II века до н.э., в других регионах планеты появились и прогрессировали влиятельные духовные течения и философские традиции. В частности, в Индии – индуизм, буддизм, джайнизм, в Китае – конфуцианство и даосизм. До настоящего времени в Азии развиваются указанные течения, при этом они имеют многочисленных сторонников.
- Пятое якобы заблуждение докладчика, по мнению М. П. Клейменова, «сконцентрировано в выводе докладчика о том, что духовный взор России надо расширить, охватив с русским размахом не только Запад, но и Восток, в том числе индийскую и китайскую мудрость». Обозначая этот тезис как пятое заблуждение, Михаил Петрович усматривает в упомянутом тезисе «призыв к объединению всех религий в одну». Это не что иное, по мысли М. П. Клейменова, «как стратегия «New Age», которой в своё время увлёкся Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв».
Хотелось бы, чтобы Михаил Петрович обозначил: 1) когда М. С. Горбачёв призывал к объединению всех религий в одну; 2) в каком месте доклада интеграция духовных ценностей, предлагаемых докладчиком, трансформировалась, говоря словами В. В. Путина, в «стремление подвергнуть всех и вся унификации, причём по собственному шаблону». В тезисах доклада Д. А. Шестаков, цитируя философа Д. Л. Андреева, советовал не объединять все религии в одну, а «к другим культурам, другим психологиям, укладам, мировоззрениям… проявлять понимание, интерес, терпимость и любовь»[132].
С. Д. Шестакова (Санкт-Петербург, Россия)[133]
Русскость как фактор эволюции процессуальной сферы противодействия преступности
Я выиграл столько денег, отчего же мне так грустно?
Из фильма «Бег» (по мотивам произведений М. А. Булгакова)
В нашем Отечестве всегда ценилась, была востребована зарубежная наука. Пётр I строил корабли по голландским чертежам, но без русского духа едва ли у нас появился бы могучий флот. Его супруга императрица Екатерина I во исполнение одного из последних Указов Государя о создании Российской Академии наук пригласила западных учёных, в том числе моего великого предка математика Леонарда Эйлера (тогда 20-летнего адъюнкта) и немецких академиков братьев Бернулли[134]. Что это? Вклад в развитие российской науки или вклад России в становление учёного, достижения которого связаны со службой нашей Родине? Большинство его потомков, включая представляемое и мной девятое поколение, продолжили эту службу в качестве учёных и военных. Похоронен Леонард Эйлер на русской земле: в Некрополе Александро-Невской Лавры.
Понятие русскости, введённое в научный оборот докладчиком, помимо обогащения глубоким смыслом фундаментальных теоретических основ преступностиведения позволяет осознать, объяснить и направить развитие отечественной процессуальной доктрины. Докладчик выделил следующие свойства-признаки русскости: небрежное отношение к собственному благоустройству; сочетание внешней беспечности с бескорыстной готовностью противостоять преступному злу. К этим признакам Д. Ю. Гончаров справедливо добавил бесшабашность и сметливость. Сама к ним отнесу также лень (увы).
Почему в постсоветский период Европейская конвенция о правах человека и практика ЕСПЧ превалировали, были лейтмотивов в контексте проводимых сравнительно-правовых исследований в сфере уголовного процесса? Отвечаю. Во-первых, из-за возникшего с крахом советской власти научным и правовым вакуумом, который заполнила пресловутая концепция прав человека. Во-вторых, потому, что так проще: делать, творить ничего не нужно, всего лишь необходимо поверхностно изучить зарубежный опыт, оправдать его соответствием принципам правового государства и предложить перенять.
Каюсь, и себя ловила на страстном желании что-нибудь позаимствовать из зарубежной науки и практики. Хотя Россия сама кому угодно и не меньше может «дать взаймы». Взять хотя бы российский институт снисхождения и особого снисхождения при производстве в суде присяжных, предусмотренный ещё отечественным дореволюционным законодательством, позволяющий юридически тонко сочетать, на первый взгляд, казалось бы, несовместимые справедливость и милосердие.
Не менее ярким примером может служить институт допустимости доказательств. Правило о недопустимости доказательств, полученных с нарушением федерального закона, введённое в 1993 г. с принятием Конституции РФ, сыграло положительную роль – щита от произвола органов обвинительной власти. Однако, в дальнейшем оно проявило свой вредоносно-жёсткий характер[135]. Согласно германской «концепции пропорциональности» вопрос о допустимости доказательства решается на основе соотношения между процессуальным нарушением и тяжестью расследуемого преступления, ценностью доказательства и ограниченного в процессе его получения права[136]. Англосаксонский «тест справедливости» требует от судьи основанного на всех обстоятельствах дела решения: что будет более справедливым – допустить доказательство к участию в деле или исключить из него[137]. Российская же концепция допустимости доказательств перспективна для разработки на основе отказа от нынешнего подхода к утрате доказательствами юридической силы как к санкции за нарушение процессуальной формы их получения в пользу гарантий достоверности доказательств как критерия их допустимости. Назвать эту концепцию разумно русским словом «правда», а доказательства – информационными носителями правды.
Свой долг перед Родиной вижу в направлении мыслей начинающих исследователей и молодых учёных в русло изучения корней российской процессуальной науки и законодательства, возрождение, сотворение и распространение национальных научных идей. Лучше, чем грустить, пользуясь чужим, создавать своё и радоваться!
Д. А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия)[138]
Резонанс философского метода (о беседе в клубе 07.06.2024)[139]
Прежде всего хочу сердечно поблагодарить коллег за добрые пожелания и за весьма основательное участие в состоявшейся беседе. Спасибо, дорогие коллеги!
Философский подход или философия преступности? Геннадий Николаевич Горшенков (Нижний Новгород, Россия), признанный специалист в общей криминологической теории, откликаясь на представленный мной доклад, отмечает необходимость совершенствования «философского инструмента» научного познании преступности с учётом возникающих угроз национальной безопасности России.
В докладе было предложено определение категории зла, как причинение существенного вреда субъекту, наделённому способностью ощущать. Вообще говоря, философское видение – нечто пока ещё недостаточно прижившееся в науке о преступности. Вот и в швейцарском преступностиведении философское мышление отсутствует. Так Карл-Людвиг Кунц (Берн, Швейцарская Конфедерация), откликнувшийся на доклад, попытался определить философию криминологии, но на деле отождествил её с криминологической теорией.
Ханлар Джафарович Аликперов (Баку, Азербайджанская Республика) привлекает внимание к учению о софийности. В этом учении Ханлар Джафарович находит «ключ к пониманию преступности и тайн её бытия». Конечно же, софийность философии «серебряного века» значима для современного преступностиведения. Согласно воззрениям Владимира Сергеевича Соловьёва, термин «София» обозначает мудрое сотворчество человека и Бога. А софийноцентричный человек, естественный проводник Энергий Софии, совмещает в себе идеальное и материальное, космическую диалектику. Соловьёвым сформулирован принцип Всеединства как собирания Вселенной в свете космической универсальной Вечной Женственности, Богородичного начала. София – есть объединённая мировая душа человечества[140]. Философом выдвинута криминологически значимая идея вселенской религии, которую он представляет как дерево с бесчисленными ветвями[141].
Удерживая клубную беседу на уровне высокой теории, Аликперов выстраивает мост к новому видению преступной мотивации, которая, согласно концепции Ханлара Джафаровича, формируется порой «под влиянием назойливых идей или навязчивых действий либо их симбиоза, вторгнувшихся в сознание человека против его воли». Философская грань его концепции, которую в недалёком будущем предстоит обсудить в Клубе, проявляется в категории межбытия, то есть некой субстанции между физическим и духовным ипостасями человека.
Хельмут Кури (Фрайбург, Федеративная Республика Германия) согласен со мной, что «преступностиведение должно быть приближено к широкому философскому миропониманию». При этом поставленный мною в преступностиведческой плоскости вопрос о Боге он называет фундаментальным вопросом.
Надежда Александровна Крайнова (Севастополь, Россия) признаёт отмеченную в беседе историческую тенденцию к снижению репрессии, а также к «очеловечиванию» пенальной и пенитенциарной систем. Она не без оснований предполагает, что в современных условиях именно этот аспект философии преступности будет менее всего востребован. Надежда Александровна права, полагая, что отсутствие соответствующей реакции на проявления глобального зла может быть расценено этим злом как слабость и явиться поводом для расширения агрессии.
Преступностиведение и духовность? Леонид Васильевич Сердюк (Уфа, Россия) поддержал постановку вопроса в докладе о феномене духовности. По его мнению, воспитание духовности молодёжи должно стать главной составляющей в борьбе с преступностью.
Йорг Арнольд (Фрайбург, Федеративная Республика Германии) воспринимает «русскую философию криминологии» в качестве «исконно русского дополнения к русской философии в целом». В отличие от его соотечественника Х. Кури, профессору Арнольду философия преступности представляется в виде тумана, за которым ему не видится ни объяснения преступности, ни адекватного средства противодействия ей. Научное и личностное становление Йорга Арнольда прошло в ГДР, и вот теперь на дискуссионной площадке Клуба он по существу провозгласил призыв: «Назад в социалистическую криминологию!»
Ну что же, с социалистической криминологией, безусловно, связан значимый этап развития преступностиведения в целом. Положительно отмечу и учёных из ГДР, таких как Э. Бухгольц, Дж. Лекшас, Р. Хартман[142]. Главную заслугу социалистической криминологии в целом, по моему мнению, составляет обозначенный в ней вывод о социальных противоречиях как о причинах воспроизводства преступности (В. Н. Кудрявцев, П. П. Осипов). Известно, что в невско-волжской криминологической школе придаётся значение проблеме воспроизводства преступности, противоречиям, лежащим в его основе. Поэтому здесь я подчеркну вклад Й. Арнольда в возрождение немецкой критической криминологии[143]. Его научный подход, выходящий за рамки нашей философской темы, тем не менее даёт Клубу повод в будущем вновь обратиться к детерминации преступности. На этот раз в сравнении с исследованиями в ФРГ.
Однако развитие преступностиведческой мысли неизбежно выводит её в философскую область, в направлении которой в Клубе на Мойке сделаны определённые шаги. Вообще говоря, едва ли верно сводить оценку научного, как и художественного творчества лишь к приносимой пользе: «Тебе бы пользы всё – на вес кумир ты ценишь Бельведерский»[144]. Осмысление зла, его места и «предназначения» в мироустройстве означает новый этап преступностиведения, тем более, когда зло преступника теоретически увязывается со злом государственным. С учётом потребностей времени особую «практическую» значимость обретает то, что криминологами теперь обдумывается столкновение погибельной бездуховности ГОВ, с одной стороны, с российской духовностью, с другой стороны, а также поднятый нами вопрос о евразийско-латиноамериканской духовности, противостоящей бездуховной меркантильности ГОВ.
Бахаудин Батырович Тангиев (Санкт-Петербург, Россия) считает проблему достижения единства философских взглядов на феномен преступности неразрешимой, особенно учитывая, что мировую философию контролирует ГОВ. Сама постановка вопроса о философском методе в преступностиведении, по его мнению, требует мужества. Философская беседа в Санкт-Петербургском международном криминологическом клубе, полагает Бахаудин Батырович, открывает широкое полемическое поле.
Георгий Васильевич Зазулин (Санкт-Петербург, Россия), как и большинство участников беседы, осторожно (vorsichtig, allzuvorsichtig[145]) проходит мимо затронутого мной вопроса о зле, вплетённом в мировую трагедию борьбы за существование. Он ограничивается рассуждением о зле лишь в рамках человеческого общества. Георгий Васильевич предлагает развивать философию преступности на основе лишь тех мифов, образов и научных понятий, которые ведут к Богу, а не удаляют от него. «Преступностиведение, приводящее к Богу, – это уже методология...», считает Георгий Васильевич и подчёркивает, что принимать мировоззренческие знания мы должны критически, отбирая из них лишь не противоречащие православию. Замечу, однако, что осознание зла в области более широкой, чем человеческие отношения, отнюдь не противоречит ни стремлению понять Всевышнего, ни православным установкам.
Философию преступности, по мнению Зазулина, должно развивать и как общую часть, и как особенную, включая в последнюю, например, философию преступности несовершеннолетних или философию наркопреступности. С этим нельзя не согласиться.
Наталья Ивановна Кузнецова (Санкт-Петербург, Россия), отталкиваясь от затронутого в докладе вопроса о соотношении добра и зла, напомнила участникам беседы теоретическое положение, согласно которому преступность отчасти стимулирует развитие общества.
Многообразие преступностиведчески значимой реальности. Даци Магомедович Гаджиев (Махачкала, Россия) полагает, что философские начала должно обрести преступностиведческое осмысление также региональной преступности (в частности, в Республике Дагестан). Согласно его убеждению, в широком философском контексте следует рассматривать традиционные нормы и ценности, влияющие на преступность и противодействие ей, а также их изменения, произошедшие в результате глобализации и урбанизации.
Даци Магомедович ставит вопрос о философии традиционных норм и обычаев горцев, таких как кровная месть, ишкиль (барамта). Барамта – право истца силой отнять какую-либо вещь у должника или его родственника. Этот обычай служил поводом к грабежам и разбоям, выкупу (калым). Оба обычая были глубоко укоренены в сознании общества, входили в его «философию» и часто приводили к конфликтам между семьями и родами. Противопреступную сторону «философии» горцев, их традиционных норм и ценностей представляют уважение к старшим, гостеприимство, коллективизм, приверженность семье и общине.
Гаджиев констатирует, однако, что в результате глобализации и урбанизации «философия горца» значительно изменилась. Расширение экономической активности и торговли, рост числа мигрантов, смешивание культур привело к возникновению новых форм самоидентификации, распространению западных ценностей (индивидуализм и материализм), которые сталкиваются с традиционными ценностями Дагестана.
Михаил Петрович Клеймёнов (Омск, Россия) возмутился моей попыткой начертать образ Бога Отца (в светском словоупотреблении: Начало Начал). Мне думается, что Создатель предстаёт в ином облике нежели Спаситель, богочеловек Иисус Христос. Всевышний грезится мне в едином движении времени и материи – в единстве, которое условно может быть обозначено знаком бесконечности. Михаил же Петрович опрометчиво приписал мне подмену личностного Бога, то есть Иисуса Христа, «неким Абсолютом». Он исказил критикуемое положение (предположение). Подобные приёмы мною неприемлемы. Вместо меня, однако, в разговор профессионально вступил В. С. Харламов. Впрочем, само старание Клеймёнова рассуждать о противодействии преступности с православных позиций заслуживает одобрения.
Валентин Станиславович Харламов (Санкт-Петербург, Россия) подробно рассмотрел позицию М. П. Клеймёнова и дал оценку всем пяти «заблуждениям»[146] омского криминолога. Выступление Валентина Станиславовича само по себе весьма убедительно. В частности, им верно отмечено, что Михаил Петрович, критикуя моё видение русскости, не привёл никаких доказательств собственному мнению.
Татьяна Игоревна Вишневская (Могилёв, Беларусь), развивая тезис о зле, заложенном в мироустройство, выдвинула заслуживающую внимание гипотезу о том, что, возможно, высокотехнологичная среда, в которой мы живём, есть результат противодействия преступности?
Поднятый мною вопрос о значении явления русскости для противодействия глобальной олигархической преступности был поддержан и получил развитие в выступлении Ларисы Владимировны Готчины (Санкт-Петербург, Россия). По её мнению, «сила нашего народа именно в русскости. Это качество определяется не по национальному признаку, а по духовной привязанности к земле, языку, краю, истории России». Надо отметить, что внимание к явлению русскости в последнее время усилилось в разных отраслях науки.
Историки Сергей Григорьевич и Алла Васильевна Верещагины (Владивосток, Россия) русскость рассматривают в качестве стереотипа национальных характера и идентичности. Они относят русскость к основополагающим составляющим национального менталитета. Её исследование, по их мнению, даёт возможность глубже проникнуть в смысл отечественной истории, понять истоки российской государственности, а также осознать силу и слабость народа. Изучение русскости необходимо для того, чтобы определить российскую идею, которая стала бы объединяющей для всех русских и россиян[147].
Лингвист Людмила Алексеевна Климкова (Арзамас, Россия) отмечает: «В русском языке разнообразными средствами отражена совокупность, система исконных этнических черт русского народа, русская культура, русская национальная идентичность – русскость. Такими чертами являются: приоритет духовного над материальным, склонность к самопожертвованию, щедрость души, милосердие; душевность, борьба за справедливость во имя людей, терпение и др.»[148]. Для меня особенно важна здесь разделяемая мною констатация приоритета духовного над материальным.
Лучистость проблематики. Софья Дмитриевна Шестакова (Санкт-Петербург, Россия) находит, что понятие русскости[149] позволяет осознать, объяснить и направить развитие отечественной процессуальной доктрины. Обращаясь к истории правовой мысли, она указывает на российский институт снисхождения и особого снисхождения при производстве в суде присяжных, предусмотренный ещё дореволюционным законодательством. Российскую же концепцию допустимости доказательств обобщённо называет словом «правда», а доказательства – информационными носителями правды.
Виталий Анатольевич Номоконов (Владивосток, Россия), также выходя за пределы темы, обращает внимание на то из моих конституционных предложений, в котором я предлагаю исключить положение части 2 статьи 13 Конституции Российской Федерации, согласно которому «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». В этой норме, считаю, надо установить: «Уважение к России, её истории, стремление к достойному её экономическому и политическому положению в мировом сообществе, равно как признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина составляют основу государственной идеологии России»[150]. Я приветствую совпадение наших мнений по этому вопросу. Что же касается моих конституционных предложений в целом, то они освещены в разделе «Конституция РФ: внесённые поправки и нерешённые вопросы (мнение криминолога)», который входит в книгу о постлиберальном преступностиведении[151].
Сергей Фёдорович Милюков (Санкт-Петербург, Россия) по обыкновению призвал к реанимации смертной казни и вместе с тем выступил против рассмотренного в докладе «идеалистического постулата», замечу, привнесённого в мир Иисусом Христом.
Взгляд в будущее. Наш разговор получился не только глубоким, но и широким. Многоголосый, многозвучный перезвон. Ни одна из выдвинутых в докладе шести философских категорий не осталась без внимания. С большей или меньшей обстоятельностью рассуждали о зле Й. Арнольд, Г. Н. Горшенков, Г. В. Зазулин, Н. А. Крайнова, Н. И. Кузнецова, Х. Кури; о духовности – Г. Н. Горшенков, Л. В. Сердюк; о русскости – Л. В. Готчина, М. П. Клеймёнов, Л. А. Климкова, В. С. Харламов; о семантической концепции – Д. М. Гаджиев; о кратере преступности – Д. М. Гаджиев; о глобальной олигархической власти – Л. В. Готчина, В. А. Номоконов.
Философия (противодействия[152]) преступности видится мне как грядущий виток мысли, к которому мы совместно постепенно только ещё приближаемся. Größe heißt: Richtung-geben[153]. Направление (Richtung) на клубной преступностиведческой беседе задано. Это – единая евразийско-латиноамериканская духовность, противостоящая преступной бездуховности глобальной олигархической власти.
Приглашаем ознакомиться с фотографиями, сделанными на беседе, и её видеозаписью.
[1] Дмитрий Анатольевич Шестаков – д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, соучредитель и президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий криминологической лабораторией РГПУ им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[2] Гегель Г. В. Ф. Философия права. М.: ООО АСТ, 2023. С. 14–15.
[3] Мережковский Д. С. Стихотворения / Полн. собр. соч. Т. 12. СПб., Москва: Т-во М. О. Вольф, 1912. С. 5.
[4] Достоевский Ф. М. Идиот / Собр. соч. в 10-ти томах. Т. 6. М.: Художественная литература, 1957. С. 261.
[5] См.: Соловьёв В. С. Чтения о богочеловечестве / Собр. соч. 2-е изд. Т. 3. СПб.: Т-во, 1912. С. 13–132.
[6] Соловьёв В. С. Чтения о богочеловечестве. С. 135.
[7] Бердяев Н. А. Диалектика божественного и человеческого. М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2005. С. 166.
[8] Бердяев Н. А. Диалектика божественного и человеческого. С. 184.
[9] Даниил Леонидович Андреев замечал, что формами и масштабами зло разнообразно почти до бесконечности, но основа всегда одна и та же: стремление к утверждению себя за счёт остальных и всего остального / Андреев Д. Л. Роза Мира. М.: Т-во Клышников-Комаров и К0, 1992. С. 19.
[10] Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего / Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 301.
[11] Рагимов И. М. Философия преступления и наказания. СПб.: Юридический центр, 2013. С. 8.
[12] Семантическая концепция оказала влияние на развитие общей преступностиведческой теории в России. У нас в стране постепенно происходит отход от простейшего сведения преступности к сумме преступлений в сторону усмотрения в ней процесса их воспроизводства. О семантическом подходе можно говорить и как о языкознательном методе в преступностиведении.
[13] По оценкам специалистов их число не превышает трёх сотен.
[14] Колесников В. В. Криминальная экономика как объект криминологического исследования // Криминология вчера, сегодня, завтра. № 2 (37). С. 25.
[15] См.: Горшенков Г. Н. Криминология как «расширенная наука» о преступности: время становления и развития. Нижний Новгород: Нижегородская правовая академия, 2015. С. 144.
[16] Рагимов И. М. Философия преступления и наказания. СПб.: Юридический центр, 2013. С. 19.
[17] Аликперов Х. Д. Проблемы причинности в криминологии. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/438-problemy-prichinnosti-v-kriminologi (дата обращения: 07.06.2024).
[18] Занятие жутковатое, ведь недаром замечено мыслителем, «если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего / Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 301.
[19] Постлиберализм не путайте с постмодерном, уважаемый читатель!
[20] О людях, подобных Даниилу Леонидовичу и его жене художнице Алле Александровне, в советское время говорили: «эти из бывших». Пройдя через ужасы сталинского ГУЛАГа, супруги Андреевы сумели сохранить в себе чрезвычайно светлое восприятие мира.
[21] Андреев Д. Л. Роза Мира. М.: Т-во Клышников-Комаров и К0, 1992. С. 162–163.
[22] См.: Андреев Д. Л. Роза Мира. М.: Т-во Клышников-Комаров и К0, 1992. С. 162–163.
[23] Соловьёв В. С. Чтения о богочеловечестве / Смысл любви. М.: АСТ, 2023. С. 189.
[24] Андреев Д. Л. Роза Мира. С. 12, 16, 29.
[25] Андреев Д. Л. Роза Мира. М.: Т-во Клышников-Комаров и К0, 1992. С. 10–11.
[26] Дмитрий Анатольевич Шестаков – д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, соучредитель и президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий криминологической лабораторией РГПУ им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[27] Данилов А. П. Политическая криминология об активной фазе войны глобальной олигархической власти против России (2022 – наст.) URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/465-vojna-globalnoj-oligarkhicheskoj-vlasti-protiv-rossii (дата обращения: 27.03.2024).
[28] См.: Горшенков Г. Н. Криминология как «расширенная наука» о преступности: время становления и развития. Нижний Новгород: Нижегородская правовая академия, 2015. С. 144.
[29] Аликперов Х. Д. Проблемы причинности в криминологии. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/438-problemy-prichinnosti-v-kriminologi (дата обращения: 27.03.2024).
[30] Андреев Д. Л. Роза Мира. М.: Т-во Клышников-Комаров и К0, 1992. С. 10–11.
[31] Ханлар Джафарович Аликперов – д.ю.н., профессор, директор Центра правовых исследований (Баку, Азербайджанская Республика); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[32] Бердяев Н. А. Философия свободы. М., 1998. С. 37.
[33] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[34] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[35] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[36] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). Https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[37] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[38] Как писал Антуан де Сент-Экзюпери в своём произведении «Маленький принц», «зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь» // Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц. М. Издательство «Художественная литература», 1986. С. 34.
[39] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[40] Йорг Арнольд – доктор права, профессор, руководитель исследовательской группы Института Макса Планка по изучению преступности, безопасности и права (Фрайбург, Федеративная Республика Германия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[41] Jörg Arnold – Prof. Dr., Max-Planck-Institut zur Erforschung von Kriminalität, Sicherheit und Recht (Freiburg, Deutschland); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[42] Татьяна Игоревна Вишневская – кандидат юридических наук, начальник кафедры правовых дисциплин Могилёвского института МВД Республики Беларусь (Могилёв, Беларусь); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[43] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[44] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[45] Дюркгейм Э. Норма и патология. Социология преступности. М.: Прогресс, 1966. С. 39.
[46] Шестаков Д. А. На криминологическом семинаре // Правоведение. 1981. № 2. С. 106.
[47] Кунц К. Введение в криминологическое мышление. СПб., 2019. С. 245.
[48] Гилинский Я. И. Человеческое, слишком человеческое. СПб.: Алтея, 2022. С. 49.
[49] Хомич В. М. Социокультурная дисгармония как социогенный фактор современной преступности // Правовая культура в современном обществе: сб. науч. ст.: науч. электрон. текстовое изд. / Могилёв. ин-т МВД Респ. Беларусь; редкол.: И. А. Демидова (отв. ред.) [и др.]. Могилёв, 2024.
[50] Даци Магомедович Гаджиев – к.ю.н., доцент кафедры уголовного права и государственно-правовых дисциплин Дагестанского государственного университета народного хозяйства (Махачкала, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[51] Шестаков Д. А. Философия преступности и противодействия ей. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[52] Шестаков Д. А. Философия преступности и противодействия ей. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[53] Геннадий Николаевич Горшенков – д.ю.н., профессор, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, профессор кафедры уголовного права Нижегородского государственного университета им Н. И. Лобачевского (Нижний Новгород, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[54] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[55] Лист Ф. Учебник уголовного права. Общая часть. Разрешённый автором перевод с 12-го переработанного издания Ф. Ельяшевич. С предисловием автора и М. В. Духовского. М.: Товарищество типографии А.В. Мамонтова, 1903. С. 1.
[56] См.: Уголовное право. Общая часть: учебник для вузов / В. В. Векленко и др. Под общей редакцией В. В. Векленко. 3-е изд. М.: Издательство Юрайт, 2022. С. 22.
[57] Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Издательство «Правда», 1989. С. 125.
[58] Там же.
[59] Лариса Владимировна Готчина – д.ю.н., профессор, профессор кафедры уголовного права, криминологии и уголовно-исполнительного права Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Университета прокуратуры Российской Федерации (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[60] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[61] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[62] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[63] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[64] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[65] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[66] Георгий Васильевич Зазулин – к.ю.н., доцент, старший научный сотрудник ООО «Многопрофильное предприятие «ЭЛСИС» (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[67] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[68] Проханов А., Стариков Н., Папаяни Ф. Словарь патриота Отечества. С предисловием Николая Старикова. СПб., Питер. 2019. С. 58–59.
[69] Полонников Р. И. Закон функционирования цивилизации. СПб., Реноме. 2008. С. 20.
[70] Лейбниц Г. В. Теодицея или оправдание Бога. URL: https://ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%A2%D0%B5%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D1%86%D0%B5%D1%8F (дата обращения: 25.05.2024).
[71] Иеромонах Евфимий (Саморуков). Два пути. Путь благодатный и путь безблагодатный. М., Русская идея. 2012. С. 4.
[72] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[73] Полонников Р. И. Закон функционирования цивилизации. СПб., Реноме. 2008. С. 20.
[74] Водолеев Г. С., Сидоренко С.Ф. Деньги, деньги, деньги. Книга III. СПб., АураИнфо. 2012. С. 245.
[75] Михаил Петрович Клеймёнов – д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки РФ, заведующий кафедрой уголовного права и криминологии Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского (Омск, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[76] Емельянов Б. В. Богоискательство Д. С. Мережковского // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2016. № 4. С. 242–249.
[77] Скворцова М. Дмитрий Мережковский: столп русского символизма. URL: https://diletant.media/articles/45353699/ (дата обращения: 24.04.2024).
[78] Архиепископ Александр (Семёнов-Тян-Шанский). Православный катехизис. URL: https://lib.pravmir.ru/library/book/153 (дата обращения: 24.04.2024).
[79] Ильина А. С. Проблема зла в этике Аврелия Августина // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. № 3/2023.
[80] Игумен N. Между небом и адом. Путь Истины и путь заблуждения. М.: Изд-во Данилова монастыря, 2014. 416 с. Игумен N. Об одном древнем страхе. М.: Миссионерское движение св. Петра и Павла, 2021. 176 с.
[81] Соловьёв В. С. Оправдание добра. URL: https://rusinst.su/docs/books/V.S.Soloviev-Opravdanie_dobra.pdf (дата обращения: 24.04.2024).
[82] Шевелева С. В. Свобода воли и принуждение в уголовном праве: автореф. дис. …докт. юрид. наук. М., 2015. С. 14.
[83] Указ Президента РФ от 09.11.2022 № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» // СЗ РФ. 2022. № 46. Ст. 7977.
[84] Андреев Д. Л. Роза мира. М.: Азбука, 2024. 768 с.
[85] Резолюция Парламентской ассамблеи Совета Европы 2540. URL: https://pace.coe.int/en/files/33511/html (дата обращения: 24.04.2024).
[86] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1994. С. 129.
[87] Людмила Алексеевна Климкова – доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и литературы Арзамасского филиала Национального исследовательского Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского (Арзамас, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[88] Надежда Александровна Крайнова – к.ю.н., доцент, член Совета Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий кафедрой «Уголовное право и процесс» Севастопольского государственного университета (Севастополь, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[89] Шестаков Д. А. На криминологическом семинаре // Правоведение. 1981. № 2. С. 106; Шестаков Д. А. Криминология. Новые подходы к преступлению и преступности. Криминогенные законы и криминологическое законодательство. Противодействие преступности в изменившемся мире. Учебник. 2-е издание, переработанное и дополненное. СПб.: Санкт-Петербургский университет МВД России, Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2006. С. 134–141.
[90] 53 % россиян поддерживают восстановление смертной казни. URL: https://www.kommersant.ru/doc/6664153 (дата обращения: 03.06.2024)
[91] Милюков С. Ф. Карательно-превентивный потенциал уголовного наказания далеко не исчерпан // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2017. № 2 (45). С. 28.
[92] Шестаков Д. А. Планетарная олигархическая преступная деятельность // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. № 2 (25). С. 12–22.
[93] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[94] Наталья Ивановна Кузнецова – к.ю.н., доцент кафедры уголовного права Санкт-Петербургского университета МВД России (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript..
[95] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[96] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[97] Райгуллин Д. С. Философия преступления: социальные аспекты: автореф. …канд. философ. наук. Краснодар, 2007. С. 7
[98] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[99] Карл-Людвиг Кунц – доктор юридических наук, профессор Бернского университета (Берн, Швейцария); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[100] Карл-Людвиг Кунц – доктор юридических наук, профессор Бернского университета (Берн, Швейцария); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[101] Хельмут Кури – профессор, доктор психологии (Фрайбург, ФРГ); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[102] Helmut Kury – Professor, Doktor der Psychologie (Freiburg, Deutschland); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[103] Сергей Фёдорович Милюков – д.ю.н., профессор, соучредитель, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, профессор кафедры уголовного права РГПУ им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[104] Милюков С. Ф. Санкт-Петербургский международный криминологический клуб: его сторонники, противники, колеблющиеся // Невско-волжская школа – маяк преступностиведения. СПб., 2024. С. 78–84.
[105] Милюков С. Ф. Полемика вокруг смертной казни: поиск новых аргументов // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2002. № 3(4). С. 70–78; Милюков С. Ф., Кожухова И. В. Смертная казнь и человеческая жизнь в цивилизованном обществе: диалектическая дискуссия // Совр. проблемы уголовной политики. Том I. Краснодар: Краснодарск. ун-т МВД России, 2012. С. 112–123.
[106] Милюков С. Ф. О соотношении судебной и внесудебной репрессий в механизме противодействия преступности // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2019. № 2(54). С. 31–33.
[107] Виталий Анатольевич Номоконов – доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного права и криминологии Дальневосточного федерального университета, директор Центра по изучению организованной преступности и коррупции (Владивосток, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[108] См., напр.: Бачинин В. А. Философия преступления. СПб., 2000; Поздняков Э. А. Философия преступления. М., 2001; Жигарев Е. С., Петухов В. И. Философия криминологии. М., 2006; Рагимов И. М. Философия преступления и наказания. СПб., 2013.
[109] Шестаков Д. А. Планетарная олигархическая преступная деятельность // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. № 2 (25). С. 12–22.
[110] Овчинский В. С., Кондратюк Л. В. Криминологическое измерение. М., 2008. С. 32.
[111] См. подробнее: Фадеев В. Н. Криминологический взгляд в далёкое прошлое, настоящее и будущее России // Российский криминологический взгляд. 2010. № 1. С. 252.
[112] См. подробнее: Поздняков Э. А. Философия преступления. М., 2001. С. 40, 163, 477, 481, 510, 513.
[113] См.: Шестаков Д. А. К преступностиведческому учению об управляемых со стороны ГОВ и очищающих от неё революциях // Криминология вчера, сегодня, завтра. 2014. № 2 (33). С. 13–24.
[114] Шестаков Д. А. От преступностиведческой теории причинности к изменению конституции (На примерах России и Казахстана) // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2017. № 3 (46). С. 15–20.
[115] См.: Райдугин Д. С. Философия преступления: автореф. дис. …канд. философ. наук. Краснодар, 2007. 23 с.
[116] Леонид Васильевич Сердюк – доктор юридических наук, профессор (Уфа, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[117] Бахаудин Батырович Тангиев – к.ю.н., к.т.н., профессор, почётный эколог, академик МАНЭБ, эксперт ЮНЕСКО в области экокриминологии, информационно-криминологических технологий и проблем экобезопасности, действительный член Русского географического общества, Российской криминологической ассоциации, Санкт-Петербургского международного криминологического клуба (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[118] Данилов А. П. Родолюбие и мы // Крымские юридические чтения: материалы международной научно-практической конференции 11 мая 2012 г. / Национальный университет «Одесская юридическая академия». Экономико-правовой факультет в г. Симферополь. Симферополь: КРП «Издательство «Крымучпедгиз», 2012. На украинском и русском языках. С. 28–33
[119] Преступность среди социальных подсистем: Новая концепция и отрасли криминологии / Под ред. Д. А. Шестакова. СПб.: Юрид. центр пресс, 2003. 351 с.
[120] Шестаков Д. А. Планетарная олигархическая преступная деятельность: девятый уровень преступности // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. № 2 (25). С. 12–23; Частная криминология / Отв. ред. Д. А. Шестаков. Санкт-Петербург: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2007. 768.
[121] Горшенков Г. Н. Криминология в XXI веке – звезда с увеличенной светимостью // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2017. № 4 (47). С. 19–25.
[122] Валентин Станиславович Харламов – д.ю.н., доцент, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, профессор кафедры уголовного права Санкт-Петербургского университета МВД России (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[123] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[124] Евангелие от Святых Двенадцати / Под ред. Г. Д. Р. Усли. Лондон, 2009.
[125]Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[126] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[127] Послание Святейшего Правительствующего Синода ко всероссийской пастве от 9 марта 1917 года «К верным чадам Православной Российской Церкви»; Определение Св. синода от 7 марта 1917 № 1226 «Об изменениях в церковном богослужении в связи с прекращением поминовения царствовавшего дома» // Церковные ведомости. 1917. № 9–15. С. 57; Материалы и архивные документы по истории Русской православной церкви / Сост., автор предисловия и коммент. М. А. Бабкин. М.: Индрик, 2008. С. 32–33.
[128] Плаксин Р. Ю. Крах церковной контрреволюции 1917–1923 гг. М. Изд-во «Наука», 1968. 190 с.; Обозный К. П. Церковный тыл белых. Православное духовенство в годы гражданской войны. URL: https://www.ng.ru/ng_religii/2018-06-20/14_444_duhovenstvo.html (дата обращения: 21.05.2024). Енисейская церковная нива. Красноярск, 1917, №3. С. 20–22.
[129] Кулик С. В., Самыловская Е. А. Участие православного духовенства в движении советского сопротивления на оккупированной территории Северо-Запада России в 1941–1944 гг. // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Гуманитарные и общественные науки. 2016. № 2 (244). С. 59–65. Православие на службе у Гитлера – РПЦ в годы гитлеровской оккупации. URL: https://czeslaw-list.livejournal.com/178634.htm (дата обращения: 21.05.2024).
[130] См., напр. Указ Президента РФ от 09.11.2022 № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей». URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/405579061/ (дата обращения: 22.05.2024).
[131] Гамов А. Владимир Путин: Взаимодействие культур – одно из условий стабильного и мирного развития. URL: https://www.kp.ru/daily/27583.5/4853244/(дата обращения: 22.05.2024).
[132] Шестаков Д. А. К философии преступности (о становлении свободного преступностиведения). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 11.06.2024).
[133] Софья Дмитриевна Шестакова – д.ю.н., профессор (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[134] Механик А. Русская судьба швейцарского гения // https://stimul.online/articles/science-and-technology/russkaya-sudba-shveytsarskogo-geniya/?ysclid=lxhkoqv8qv220674964 (дата обращения: 16.06.2024); Шестакова М. В. Минувшее и вечное. СПб., Изд-во «Русь», 2007. С. 20.
[135] Шестакова С. Д. Приоритеты в развитии отечественной уголовно-процессуальной науки как средства совершенствования уголовно-процессуального регулирования // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2014. № 3 (63). С. 72.
[136] Criminal Procedure in Europe / Edited by Richard Vogler, Barbara Huber. Duncker & Humblot. Berlin. 2008. P. 347.
[137] J. R. Spencer “Evidence” // European Criminal Procedures / Edited by Mireille Delmas-Marty and J. R. Spencer. Cambridge University Press. 2002. P. 605.
[138] Дмитрий Анатольевич Шестаков – д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, соучредитель и президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий криминологической лабораторией РГПУ им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[139] Философия преступности и противодействия ей. Беседа в Санкт-Петербургском международном криминологическом клуба. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/473-filosofiya-prestupnosti-i-protivodejstviya-ej (дата обращения: 23.06.2024).
[140] Соловьёв В. С. София / Полн. собр. соч. и писем в двадцати томах. Т. 2. М.: Наука, 2000. С. 8–162.
[141] Соловьёв В. С. София. С. 85.
[142] Бухгольц Э., Лекшас Дж., Хартман Р. Социалистическая криминология. М.: Прогресс, 1975.
[143] Kritische Kriminologie: Beiträge zu einer Standortbestimmung. München: Juventa-Verlag, 1974.
[144] Пушкин А. С. Поэт и толпа / Его: Собр. соч. в 10 томах. Т. 2. М.: Художественная литература, 1974. С. 166.
[145] Осторожно, слишком осторожно (нем.). Подражание Ф. Ницше.
[146] Словоупотребление самого М. П. Клеймёнова.
[147] См.: Верещагин С. Г., Верещагина А. В. Русскость как категория национального менталитета русского народа // Азимут научных исследований: экономика и управление. 2021. Т. 10. № 4 (37). С. 26–27.
[148] Климкова Л. А. Феномен русскости: языковая экспликация // Русский универсум в условиях глобализации: сборник статей участников Всероссийской научно-практической конференции (26-28 октября 2016 г.) / Науч. ред. Е. В. Валеева, отв. ред. С. В. Напалков; Арзамасский филиал ННГУ; Фонд «Русский мир». Саров: Интерконтакт, 2016. С. 381–382.
[149] Она глубоко прониклась этим понятием, обращаясь к нему не только сухим академическим слогом, но и в стихотворной форме. См.: Шестакова С. Д. Русская. Стихи. СПб.: Русская коллекция, 2019.
[150] Шестаков Д. А. От преступностиведческой теории причинности к изменению конституции (на примерах России и Казахстана) // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2017. № 3 (46). С. 15–20.
[151] Шестаков Д. А. Постлиберальное противодействие преступности. СПб.: Алеф-Пресс, 2024.
[152] Для краткости я опускаю слово «противодействия», как это сделано и в названии нашей науки в целом: криминология (преступностиведение).
[153] Nietzsche F. Menschliches, Allzumenschliches. Ein Buch für freie Geister, 2. erweiterte Auflage. Leipzig: C.G. Naumann, 1886.