3 июня 2022 г. Санкт-Петербургский международный криминологический клуб совместно с РГПУ им. А.И. Герцена, Санкт-Петербургским государственным экономическим университетом провёл беседу «КРИМИНОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ».
С докладом «Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами» выступил Леонид Витальевич Головко – доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (Москва, Россия)
Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов.
На беседу очно собрались криминологи из Москвы (Россия) и Санкт-Петербурга (Россия).
В обсуждении доклада участвовали: Д.М. Гаджиев, А.П. Данилов, Г.В. Зазулин, А.В. Швабауэр, Д.А. Шестаков.
Выжимка из основного доклада
Л.В. Головко (Москва, Россия)[1]
Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами
Понятие «культура» является крайне сложным и многозначным. Ясно одно: слово «культура», имея сельскохозяйственное происхождение (агрокультура), есть в самом общем виде обозначение всего созданного и возделываемого человеком (в рамках противопоставления тому, что дано ему природой). Сначала на сельскохозяйственном уровне: засеянное поле – это культура, а лесная лужайка – природа, затем в самом широком контексте создаваемого человеком материального и, особенно, духовного, в результате чего понятие становится почти безграничным.
С криминологических позиций можно лишь выделять смыслы и оттенки этого понятия, каждый раз прослеживая их прямо пропорциональное или обратно пропорциональное влияние на преступность. Например, развитие технической культуры может иметь негативный эффект на какие-то виды преступности, допустим, кибепреступность, а развитие нравственной культуры – позитивный.
Постепенно, с учётом столь широкого понятия культуры, прорисовываются два фундаментальных взгляда на неё. Первый взгляд, концентрируясь прежде всего на духовном, фокусируется на формировании вокруг человека совокупности особых, дополнительных социальных ограничителей, действующих наряду с ограничителями правовыми, нравственными, религиозными. Ясно, что такие ограничители теснейшим образом связаны с определённой системой ценностей. Они словно обрамляют поведение человека, будучи неразрывно соединены с нравственностью, когда нравственность – содержание, а культура – форма. Культурными социальными ограничителями становятся вежливость, воспитанность, правильная речь, запрет употребления нецензурных выражений (вербальные ограничители, поскольку за каждым нецензурным словом и выражением стоит страшное оскорбление) и др.
На каком-то этапе нравственно-культурное измерение пересекается с эстетическим, в результате чего возникает особая сфера культуры. С одной стороны, она связана с эстетически-культурным пространством, непринудительно демонстрирующим реальное действие социально-культурных ограничителей, где говорят особым, образцовым языком (литературный язык), ведут себя особым образом (театр, музей), где неприлично быть неподобающе одетым и т.д. С другой стороны, государство берёт на себя ценностное управление этой сферой, в результате чего во всех или почти во всех странах возникают министерства культуры, что особенно важно в условиях более или менее секуляризированных обществ.
Культура приобретает особое ценностное измерение, с которым мы её обычно ассоциируем. Это не просто «всё, сделанное человеком», но лучшее из им сделанного. Оно нравственно и эстетически формирует людей, создавая особый престиж культуры, где-то даже сакрализируя её (выражение «храм культуры»). В каком-то смысле мы получаем наименее принудительные и наименее навязчивые ценностные регулятивные нормы, которые, безусловно, положительно влияют в том числе на преступность. Во всяком случае я готов принять за аксиому такое влияние (не в том смысле, конечно, что культура и преступность есть «вещи несовместные», а в том смысле, что сфера, где действуют культурные регуляторы, априори менее криминогенна, чем сфера, где они не действуют).
Второй взгляд является реакцией на первый. Это попытка освободиться от каких-либо культурных ограничителей, объявив культуру зоной полной свободы. В такой ситуации культура словно «объективируется», отбрасывая как нравственное содержание, так и регулятивную форму. Что из этого вытекает?
Во-первых, она снова становится безбрежной. Мы лишь бесстрастно фиксируем какие-то существующие или возникающие в обществе «культурные слои». Например, в известном учебнике Г.Й. Шнайдера «Криминология» (М., 1994) нет ничего о влиянии культуры на преступность, но среди уголовно-социологических теорий выделена теория субкультуры (в сугубо объективистском духе). В таком контексте не является оксюмороном словосочетание «блатная культура». Более того, у культуры появляются свои традиции, носители, образцы, сетования.
Во-вторых, та самая сформированная обществом особая сфера культуры (литература, театр, музей, кинематограф) также сбрасывает с себя регулятивную функцию, чаще всего под лозунгом «свободу творцу» (что, правда, не приводит к появлению большего числа гениальных литературных произведений, кинофильмов, театральных постановок – скорее к обратному, но это другой вопрос). В результате, пространства «особого действия культуры» превращаются просто в места приложения чьей-то профессиональной и даже экономической деятельности. Здесь нет более особых языка, поведения, стиля, а есть всего лишь площадка по производству «культурных артефактов», своего рода индустрия развлечений по принципу «хлеба и зрелищ». Ясно, что при отпадении регулятивной (ограничительной) роли культуры пропадает и её позитивное влияние на преступность. Оно становится столь же нейтральным и случайным, сколь и влияние таких понятий как «парк», «улица» или «проспект», т.е. наша аксиома исчезает (перестаёт действовать).
Необходимость выбора между двумя взглядами на культуру очевидна. Лично для меня этот выбор даже не стоит, но вопрос не в моём личном выборе, а в некоторых факторах, которые необходимо учитывать в государственно-политическом смысле. Что это за факторы? Обозначу их.
Первый фактор связан с тем, что новейший объективистский взгляд на культуру на самом деле является квазиобъективистским. Сломав регулятивные функции культуры и объявив её «зоной свободы», выразители данного взгляда в реальности оставляют эту свободу на очень короткий промежуток времени, после чего восстанавливают регулятивные функции (причём не менее жёстко), но уже в рамках другого идеологического измерения, т.е. речь просто идёт о «другой» культуре и «других» линиях ограничителей (не более того).
Приведу локальные, но показательные примеры. Использование в литературе, театре и кинематографе нецензурной лексики становится едва ли не нормой, социальные ограничители стремительно разрушаются. Значит ли это, что литературный, театральный, кинематографический языки обретают полную свободу? Нет. Появляются новые запретные слова, например, слово «негр», т.е. то, что ранее было ценностно и академически нейтральным (негроидная раса и т.д.) быстро превращается в новое нецензурное и культурно недопустимое. Доходит до абсурда: темнокожих граждан Франции или Бельгии называют «афро-американцами» (sic!). То же самое с запретом курения: показывать сексуальные сцены по ТВ – норма (реализация свободы творчества), а самокрутку в руках бойца Красной Армии, сидящего в окопе в 1941 г. – недопустимо. Её надо «замазать» или вовсе создать ирреалистичный фильм о Великой Отечественной войне, где никто никогда не курил (здесь никакой свободы творчества нет). Возникает даже особая «культура отмены», когда сообразно новым идеологическим лекалам цензурируются классические произведения и мировые шедевры, т.е. свободы больше не становится. Наблюдается лишь попытка идеологически сместить понятия о добре и зле, культурном и некультурном, допустимом и недопустимом.
В такой ситуации вопрос о криминогенности/антикриминогенности культуры приобретает новые смыслы: какова идеология общества, каковы в нём поддерживающие её запреты, какова роль культуры в защите этих запретов? Если всегда опирающийся на определённые идеологические основы уголовный закон будет считать экстремизмом использование слова «негр», то культура станет социальным инструментом, «сдерживающим преступность», просто другую преступность, иначе подходящую к вопросам добра и зла, в том числе с точки зрения общественной опасности преступлений.
Второй фактор вытекает из первого. Если отдавать себе отчёт в идеологических попытках смешения границ добра и зла, то нельзя ждать безболезненного изменения подходов к современной российской культуре. Это поле идеологического столкновения, всегда выливающегося в политическую борьбу двух сил. Следовательно, нецензурная (в традиционном смысле) лексика в театре – это не акт свободы художника, а своего рода политический акт.
Информационная атака на проект «Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» и противодействие их утверждению – это в большинстве случаев не «конструктивная критика» или реальное опасение за «свободу художника», а акт политической борьбы, чья-то локальная победа в ней.
Третий фактор связан с разграничением стратегического и тактического. Пока политическая борьба двух идеологических направлений внутри страны продолжается, сложно ждать системных государственных изменений в сфере культуры. Все действия обеих сторон становятся сугубо тактическими при общем тактическом отступлении классического взгляда на культуру под ложными «постмодернистскими» вывесками, что очень опасно. Но сама собой (без учёта политико-идеологического измерения) ситуация не изменится.
Наконец, крайне важные вопросы: возможна ли окончательная победа той или иной политической силы? возможна ли стабилизация ситуации в культуре? В принципе, да. Строго говоря, на Западе она уже в значительной мере произошла – «культурная власть» там захвачена лицами, проводящими новую идеологическую политику. Такой вариант нас вряд ли устроит, ему надо противостоять. Другое дело, что культура – это не сфера «простых решений», культурные социальные ограничители вырабатываются столетиями или даже тысячелетиями, их очень сложно создать, но не так просто и сломать (пока это с трудом удаётся даже на Западе). Однако уповать на глубокую инерционную устойчивость классической культуры и её абсолютный иммунитет от «идеологических блицкригов» также не следует.
В сфере культуры требуется спокойная, планомерная, неуклонная работа с переходом от тактического отступления к стратегическому наступлению, что крайне важно в том числе с криминологических позиций. Однако вряд ли данная работа упирается в какое-то одно государственное решение, скорее – в необходимость окончательного выбора между двумя подходами к культуре и смену политико-идеологического вектора, чьим отражением культура всегда является.
Отклики, поступившие на выжимку из основного доклада
Х.Д. Аликперов (Баку, Азербайджанская Республика)[2], И.М. Рагимов (Баку, Азербайджанская Республика)[3]
Взаимосвязь культуры, культурной среды и преступности
Вынесенные на обсуждение преступностиведов тезисы доклада Л.В. Головко «Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами» посвящены достаточно сложной и многогранной проблеме, к тому же преимущественно носящей трансдисциплинарный характер. В силу этого без широкого использования достижений современной когнитивной науки и других источников научного познания сложно распознать её философские и социально-правовые аспекты, в том числе и антикриминогенный потенциал. Здесь мы говорим, прежде всего, о понятии «культура», имеющем множество значений и смысловых оттенков.
Для криминологического осмысления внутреннего ядра исследуемого концепта целесообразно проанализировать его на нескольких уровнях:
- гносеологическом – с целью постижения базовых ценностей культуры, уяснения её сущности и регулятивной роли в системе общественных отношений[4], упорядочивания этических правил взаимодействия и межличностного коммуницирования, утверждения в социуме духовных и эстетических начал;
- аксиологическом – с тем, чтобы познать внутреннюю структуру этого феномена, установить его базовые компоненты и ценностные императивы;
- онтологическом – для формирования представления об алгоритме бытия культуры в зависимости от этнопсихологии того или иного этноса, его вероисповедания, обычаев и традиций, самобытности уклада общественной и семейной жизни;
- социологическом – для оценки регулятивной роли феномена культуры в утверждении в обществе морально-нравственных ценностей, обеспечении социального порядка и стабильности с тем, чтобы «долженствование стало бытием» (Кант);
- психологическом – с целью распознания механизма влияния регулятивной функции культуры на сознание и поведение людей, её превентивных возможностей по сдерживанию неустойчивых и десоциализированных лиц от девиантного и делинктвентного поведения;
- логико-семантическом – для проведения раздела между понятием «культура» и такими категориями, как «этика», «мораль», «нравственность», «общечеловеческие ценности», «этнокультура», «субкультура», «безнравственная культура».
- криминологическом – с целью оценки роли культуры в многоуровневой системе предупреждения индивидуального преступного поведения, исправления осуждённых и ресоциализации лиц, отбывших наказание;
- нормативном – для определения степени влияния культуры на процесс криминализации и декриминализации, конструирования дефиниций норм Уголовного кодекса и установления в них разумных санкций;
- правоприменительном – для оценки значимости культуры (в том числе правовой) в предупреждении чрезмерно суровых или неоправданно мягких мер наказания в процессе постановления судом обвинительного приговора, избыточного применения мер процессуального принуждения на стадии расследования;
Одновременно с этим необходимо предварительно получить ответы и на такие значимые для анализируемой проблемы вопросы, как:
– существует ли общечеловеческая культура, или она может быть только национальной либо индивидуальной?
– являются ли все люди носителями культуры или это прерогатива только представителей культурной среды?
– совместимы ли культура и умышленное преступление?
– будет ли отвечать аксиологической матрице культуры легализация посткриминальной кары, применяемой жертвой (её близкими) к преступнику, оставшемуся безнаказанным за содеянное вследствие неспособности или нежелания отдельных должностных лиц органов правоохраны привлечь его к уголовной ответственности (к примеру, синдром «Ворошиловского стрелка»)?
– в чём выражается отличие уголовно-правового института необходимой обороны от самосуда, вендетты, кровной мести, суда Линча?
С учётом этих предварительных оговорок остановимся на анализе некоторых положений тезисов Л.В. Головко. Начнём с того, что культура как система правил поведения личности в макро- и микросреде и ведущий компонент добродетели человека является оценочной категорией. Вследствие этого в мире нет и не может быть её универсального понятия. Всё зависит от того, какое ментальное наполнение вложено социумом (индивидуумом) в аксиологическую матрицу понятия «культура». Поэтому каждый индивид, народ, нация и цивилизация определяют содержание культуры, исходя из своих национальных обычаев и традиций, культурно-исторического и религиозно-духовного наследия. При этом бытие культуры и её аксиологические параметры не могут быть выше (лучше, чище и т.д.) уровня морально-нравственных императивов, господствующих в социуме и ретранслируемых посредством СМИ, радио, телевидения, художественной литературы и т.д.
Культура является лишь выражением (внешней оболочкой) тех духовно-нравственных императивов, которые проповедуются в обществе. В силу этого, как это отмечает докладчик, «уповать на её абсолютный иммунитет от «идеологических блицкригов» также не следует»[5]. Что же касается содержательной части рассматриваемого феномена и его истоков, надо отметить, что культура – это сочетание приобретённых духовных знаний, ценностных установок, норм поведения и т.д., которые человек в процессе онтогенеза постепенно усваивает и постоянно модифицирует с учётом господствующих в социуме морально-нравственных ценностей. Иными словами, матрицей культуры является нравственность, как надбиологическая данность, определяющая параметры таких созданных человеком и воспроизводимых в обществе добродетелей как духовные и душевные качества, позитивное поведение и этика, благородство и милосердие, позволяющие ему возвышаться над своей субъективностью, эгоизмом.
Ещё одна особенность анализируемого понятия видится в том, что независимо от уровня развития культуры в обществе, коллективе, семье не все члены социума являются её носителями (к примеру, младенцы, взрослые со скорбным умом, удельный вес которых в социуме внушителен). И это естественно, так как культура есть не что иное, как приобретённые качества личности, а не генетически заданная программа человека, так сказать, продукт его эволюционной социализации. Поэтому в любом социальном обществе носителями культуры являются лишь только представители культурной среды, то есть люди, осознающие собственное «Я», обладающие дееспособностью, определёнными познаниями об окружающем мире, способные к целостному восприятию пространства и времени.
Увы, ограниченные рамки отклика не позволяют даже тезисно остановиться на других достаточно интересных и информативных положениях тезисов доклада Л.В. Головко. Поэтому нам остаётся лишь пожелать Леониду Витальевичу успехов в предстоящей презентации, а участникам беседы – конструктивного обмена мнениями по заявленной теме.
Д.М. Гаджиев (Махачкала, Россия)[6]
Этническая культура и её антикриминогенный потенциал
Внимательно прочитав выжимку из основного доклада Леонида Витальевича Головко, хочется несколько слов сказать об этнической культуре и её возможностях по противодействию криминальным проявлениям.
Этническая культура – это совокупность материальных и духовных ценностей, определяемых таковыми этносом, накопленных им в течение длительного времени. Культура и традиции народов Дагестана очень разнообразны. Они формировались на протяжении долгих лет, передаваясь из поколения в поколение. Каждый из этих народов самобытен, имеет свои особенности и отличия. Средствами этнического самовыражения выступают язык, религия и др.
Леонид Витальевич правильно отмечает, что «культура, концентрируясь прежде всего на духовном, фокусируется на формировании вокруг человека совокупности особых, дополнительных социальных ограничителей, действующих наряду с ограничителями правовыми, нравственными, религиозными»[7].
Социальные ограничители формировались в Дагестане на протяжении длительного периода времени и всегда носили антикриминогенный характер. При этом решающая роль в республике отводится вечным ценностям ислама, позитивным обычаям и традициям, которые являются своего рода генетической памятью народа.
Под обычаем понимается общепринятый порядок, традиционно установившиеся правила общественного поведения[8]. Использование позитивных обычаев и традиций в противодействии антиобщественным проявлениям создаёт основу для сокращения негативных явлений.
В Дагестане адаты (совокупность норм обычного права) выступали основным социальным ограничителем поведения горцев. До второй половины XIX в. его территория была разбита на 71 владение[9], каждое из которых имело самостоятельную политическую власть, свои позитивные адаты. Многими из этих положений дагестанцы руководствуются на индивидуально-групповом уровне и сегодня.
Обычаи Дагестана включают в себя и виктимологическую составляющую. Бремя ответственности за убийство человека, который своим разнузданным поведением провоцировал в отношении себя преступное посягательство, брала сельская община (тухум). Так, в селе Кули Акушинского района дият (плата за кровь, возмещение, вносимое убийцей за убитого) родственникам убитого платили не родственники убийцы, а весь его джамаат (объединение группы мусульман)[10]. Недостойный член сельской общины (тухума) мог быть из неё исключён, об этом объявлялось в мечети.
В Кайтаге за члена тухума, который вёл себя дурно (воровал, убивал), отвечали до трёх раз со стороны мужской и со стороны женской линии, притом ему давали наставления об исправлении[11]. Тухум всегда давал оценку как одобряемым, так и порицаемым формам поведения. Система джамаатских оценок являлась системой раннего предупреждения правонарушений.
Таким образом, сельский сход и община были вынуждены проводить с лицами, склонными к противоправным действиям, необходимую нравственно-воспитательную и профилактическую работу, которая способствовала усилению социального контроля, удерживала виновного и других членов общины от недостойных поступков.
В республике есть населённые пункты, где в течение нескольких десятилетий не было зарегистрировано ни одного правонарушения. Достижению подобного результата в советский период способствовали действия руководителей правоохранительных органов, которые в своей работе сочетали применение норм обычного права и действующего законодательства.
Кражи мелкого и крупного рогатого скота особенно были распространены в районах, сопредельных с Чеченской Республикой. Вооружённые лица совершали кражи, целыми отарами угоняли скот в сторону Чечни. В этих условиях сельчане использовали методы народной дипломатии для урегулирования конфликтов. Группа уважаемых аксакалов из числа религиозных авторитетов, глав администраций муниципальных образований и других почтенных селян встречалась в мечетях Чечни с соответствующими представителями и решала вопросы возвращения похищенного и предания виновных в руки правосудия. Положительная традиция предотвращать конфликты путём переговоров (элементы компромисса и примирения), беспрекословное почитание и уважение стариков используются органами местного самоуправления в решении подобных и других проблем и сейчас.
Кровная месть, как известно, была заменена диятом. Обычай, связанный с возможностью откупиться за убийство, фактически действует и в наше время: некоторые лица, совершившие убийства и другие тяжкие и особо тяжкие преступления, используя «оплошности» следственного аппарата и судов, «попустительство» экспертов-психиатров, добиваются признания их невменяемыми и уклоняются от уголовной ответственности и наказания.
Органы местного самоуправления для нравственно-правового воспитания детей и молодёжи используют методы народной педагогики, прививая чувство ответственности за родовую честь, честь аула. Подобное воспитание способствует удержанию лиц от совершения преступлений. В беседах о героических, общественно-значимых поступках отцов, дедов, прадедов детям рассказывают, как достойно они вели себя в экстремальных ситуациях, в бою, на охоте, в труде, на состязаниях, как отстаивали честь семьи, рода, защищали слабых, помогали немощным, какую добрую память хранит о них народ.
Идеи народной педагогики используются в воспитательной работе и со студентами Дагестанского государственного университете народного хозяйства (ДГУНХ). В университете принят Этический кодекс преподавателей, сотрудников и студентов ДГУНХ. Он включает в себя такие разделы, как: этические ценности и принципы, этическая миссия преподавателя, этический облик студента[12].
Хотелось бы обратить внимание и на следующую мысль Л.В. Головко. Он подчёркивает, что ныне распространяются взгляды, направленные на освобождение от каких-либо культурных ограничителей, объявление культуры зоной полной свободы. В такой ситуации культура словно «объективируется», отбрасывая как нравственное содержание, так и регулятивную форму[13].
Продвижение западных «ценностей» осуществляется с помощью гибридной войны, путём использования высоких технологий, манипулирования общественным сознанием. Это приводит к вымыванию нашей идентичности, особенно сильно ударяет по молодёжи. Как следствие, на Украине силами США и Евросоюза фактически возродилась фашистская идеология. Россия сработала на опережение и начала 24 февраля 2022 г. в целях демилитаризации, денацификации Украины специальную военную операцию.
Как справедливо замечает Д.А. Шестаков, государство без законодательно зафиксированных идеалов едва ли может рассчитывать на своё успешное продвижение вперёд, на преодоление тёмных начал общественной жизни. Установленный в Конституции РФ отказ от идеологии свидетельствует о фактическом нормативном закреплении нравственного упадка. В связи с этим им предлагается изменить ч. 2 ст. 13 Конституции РФ, записав в ней: «Уважение к России, её истории, стремление к достойному её экономическому и политическому положению в мировом сообществе, равно как признание, соблюдение, защита прав и свобод человека и гражданина составляют основу государственной идеологии России»[14].
Отсутствие государственной идеологии способствовало проникновению в нашу страну различных деструктивных, экстремистских идеологий (ваххабизм, салафизм и др.), повлекших негативные последствия для страны, многочисленные человеческие жертвы. Л.В. Головко фокусирует внимание учёных и практиков на использовании культуры в сфере противодействия преступности. Хочется пожелать Леониду Витальевичу научных успехов, здоровья и благополучия.
Г.Н. Горшенков (Нижний Новгород, Россия)[15]
Культура как иллюзорный образ вещей
Культура как продукт разумной человеческой деятельности представляется невероятно сложным и многозначным феноменом для того, чтобы уложить его в прокрустово ложе научного понятия и, тем более, определить в качестве предмета криминологического исследования. Поэтому совершенно справедливо замечает Л.В. Головко, что «с криминологических позиций можно лишь выделять смыслы и оттенки (ненаучные критерии – прим. Г. Г.) этого понятия, каждый раз прослеживая их прямо пропорциональное или обратно пропорциональное влияние на преступность»[16].
При этом такого рода зависимости детерминированы особенностями среды или сферы. Леонид Витальевич поясняет: «сфера, где действуют культурные регуляторы, априори менее криминогенна, чем сфера, где они не действуют»[17].
Получается, что культура является феноменом нейтральным, а точнее, объективно инструментальным, поскольку, попадая в сферу энергетического потенциала среды функционирования, она, как бы приобретает соответствующую – позитивную либо негативную – энергетику и воздействует на весьма податливую биопсхисоциальную систему «человек».
При этом культура никогда не сбрасывает с себя регулятивную функцию. В зависимости от сферы и силы энергетического притяжения происходит своего рода регулятивное переформатирование культуры. В частности, можно говорить о дисфункциональном эффекте, что особенно характерно для массовой культуры, неумелой или манипулятивной правовой пропаганде и агитации. Например, усердствуя в формировании нетерпимости к коррупционному поведению, можно относительно легко повысить уровень протестного настроения населения.
Массовая культура или культура большинства – это культура информации, развлечений, быта и т.п., которая ныне преобладает в обществе[18]. И в этом культурном мире активную роль играют средства массовой коммуникации, обладающие рядом функций: информационной, образовательной, мобилизационной, инновационной, манипуляционной, контролирующей и др. При этом, разумеется, подразумевается позитивный (общественно полезный) характер этих функций.
Однако любое из названных назначений СМИ может быть реализовано как во благо, так и во вред обществу, общественной нравственности, правопорядку. Например, сообщение в СМИ о задержании маньяка вызовет в массовом правосознании положительную реакцию, и общественное мнение солидаризируется с субъектом государственного управления в сфере противодействия преступности и профилактики правонарушений. При этом эта информация: а) подскажет потенциальному преступнику возможный способ совершить преступление так, чтобы остаться безнаказанным; б) будет стимулировать виктимное поведение людей, например, разжигая у несовершеннолетнего любопытство к сексу, насилию.
При такого рода информировании его субъекты могут действовать как умышленно, так и неосторожно. Ввиду непродуманности авторами сообщений последствий их публикаций возникают определённые дисфункциональные эффекты или дисфункции. К числу наиболее известных дисфункций относятся следующие эффекты: а) «бумеранга» (автор хотел как лучше, а получилось плохо); б) приватизации (активное информирование населения о насильственных преступлениях вызывает у людей чувство опасения, переходящее в страх от осознаваемой возможности оказаться жертвой преступника, человек как бы «приватизирует» это чувство из общественного правонастроения, переносит его в субъективную сферу переживания, переключает внимание с общественной жизни на личную жизнь); в) наркотизации или информационного перенасыщения, когда интенсивное информирование людей, например, об убийствах, о коррупции, уже не вызывает не только гражданского чувства протеста, но к этой информации теряется интерес, поскольку такие неумеренные, непродуманные сообщения вызвали у людей так называемое «сенсорное ожирение».
Эти рассуждения приводят к мысли о том, что культура являет собой (по своей форме) неизвестную сущность, «видимый, иллюзорный образ вещей» или существующее «лишь "по мнению"»[19]. Познание подобной сущности бесконечно. Это методологическое положение выразил когда-то В.И. Ленин: «Мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка, к сущности второго порядка и т.д. без конца»[20].
Культура по своей сущности не может быть со знаками «плюс» или «минус»: «У природы нет плохой погоды…» Можно предположить, что предметом изучения явления культуры как «вещи в себе» должны быть определены, прежде всего, те условия, которые благоприятствуют «выведению на поверхность» и дают основания для ценностного осмысления образов «культурных проявлений», находя в них либо криминогенность, либо антикриминогенность, либо не находя в них ни того, ни другого.
А.П. Данилов (Санкт-Петербург, Россия)[21]
О предмете криминологии культуры и необходимой криминализации
Вопрос сохранения человечества
есть вопрос очищения сферы культуры
Семантическая концепция – теоретическая основа криминологии культуры. Отраслевая криминология в России активно развивается. Немалый вклад в это теоретическое движение вперёд внесли представители невско-волжской преступностиведческой школы. Благодаря докладу Л.В. Головко «Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами»[22], 3 июня этого года на беседе Клуба был сделан важный шаг на пути становления новой криминологической отрасли – криминологии культуры. Конечно же, нельзя забывать о том, что основой всей преступностиведческой отраслезации является семантическая концепция преступности, предложенная научному сообществу более 40 лет назад Д.А. Шестаковым[23].
О западной культурной криминологии. Так или иначе проблемы криминологии культуры некоторое время исследуются на Западе. Среди работ иностранных учёных можно выделить, например, труды английских преступностиведов Д. Феррелла «Культурная криминология»[24], Э. Янг «Сцена насилия. Кино, преступление, аффект»[25]. При этом, в отличие от нас, они говорят о «культурной криминологии», а не о «криминологии культуры». По всей видимости, подобное положение является следствием более развитой отечественной преступностиведческой науки, имеющей хорошо сформированную теорию.
Ранее упомянутый Феррелл следующим образом определяет предмет культурной криминологии: будучи новым направлением в социологии, криминологии и уголовном правосудии, культурная криминология исследует конвергенцию культурных и криминальных процессов в современной общественной жизни; стилизованные рамки и эмпирическую динамику незаконных субкультур; символическую криминализацию форм популярной культуры; опосредованное конструирование проблем преступности и противодействия ей; развитие определённых средств массовой информации и аудитории; средства массовой информации и культуру полиции; связи между преступностью, противодействием ей и культурным пространством; коллективно воплощённые эмоции, формирующие смысл преступления[26].
Как видится, Феррелл смешивает проблематику криминологии культуры с частными криминологическими проблемами, вопросами криминологии СМИ, а также общей криминологической теории.
Предмет криминологии культуры. По моему субъективному мнению, в условиях нашей непростой жизни к предмету криминологии культуры следует отнести нижеуказанные проблемы:
- Дискриминация российских деятелей культуры по политическим мотивам. Подобные дискриминационные факты мы наблюдаем, к большому сожалению, в огромном количестве. Так, в частности, не далее как в мае этого года директор Баварской государственной оперы[27] призвал дискриминировать российских артистов. Он отстранил от работы в своей опере, руководствуясь политическими мотивами, дирижёра В. Гергиева, певицу А. Нетребко, некоторых российских артистов балета.
В связи с подобным развитием событий необходимо на уровне ООН поставить вопрос о принятии Конвекции против русофобии в сфере культуры. Да, ни много ни мало нужна такая конвенция. Ведь русская культура – стержень мировой традиционной культуры. Наша культура по своей внутренней силе способна удержать мир от гибели, к которой его ведут представители современного либерального тоталитаризма. Забвение Достоевского, Пушкина, Толстого, Чайковского просто недопустимо. «Культуру отмены» и порождённые ею тенденции необходимо дезактивировать положениями предлагаемого документа;
- Пропаганда наркотиков, безнравственности, античеловеческих идей (культов, представлений, явлений) в произведениях культуры. В 2020-х годах пропаганда безнравственности приобрела в России до этого невиданный размах, в том числе благодаря значительной подпитке из-за рубежа. В условиях активного духовного уничтожения российского общества государственная власть наконец-то начала как-то противодействовать этим криминогенным явлениям. Например, исполнителям «творческого» уровня Моргенштерна[28] стали на законных основаниях отказывать в проведении концертов. Кроме того, Алишера Валеева привлекли к административной ответственности за пропаганду наркотиков в своих песнях. Летом 2021 г. Зюзинский суд Москвы оштрафовал его на 100 000 рублей за совершение данных деяний.
Активно блокируется и интернет-«культурная» информация. Так, Октябрьский районный суд г. Санкт-Петербурга в мае 2022 г. рассмотрел административное дело по административному исковому заявлению прокурора о признании информации, распространяемой в Интернете, информацией, распространение которой на территории РФ запрещено. В результате суд заблокировал доступ к российскому фильму «Зелёный слоник».
В этой «картине» под маркой артхаусного кино демонстрируются сцены насилия, жестоких истязательств и садизма. Эксперты указали, что фильм, размещённый в Интернете, содержит сцены насилия, расчленения тела человека, иных способов убийств в особо жестокой форме, как следствие, его просмотр несовершеннолетними может причинить вред их психическому здоровью, в том числе способствовать суицидальному поведению.
В то же время актёр Сергей Пахомов, снявшийся в одной из главных ролей в «фильме», назвал его важным для детей, «потому что он говорит о том, насколько страшно будущее. Есть просто некая фиксация на общих составляющих: кал, моча, боль, радость. Фильм, конечно, об этом. Это абсолютно детские симптомы»[29]. Совершенно недетские симптомы у Пахомова… И это, к сожалению, крайне распространённое явление в сфере культуры…
Как справедливо отмечает Л.В. Головко, при объявлении культуры зоной полной свободы особая сфера культуры (литература, театр, музей, кинематограф) также сбрасывает с себя регулятивную функцию, чаще всего под лозунгом «свободу творцу» (что, правда, не приводит к появлению большего числа гениальных литературных произведений, кинофильмов, театральных постановок – скорее к обратному)[30];
- Преступления, совершаемые деятелями культуры. К предмету криминологии культуры следует отнести и преступления, совершаемые представителями культуры в сфере своей профессиональной деятельности. Ярким примером подобного является преступление, совершённое широкоразрекламированным, но с точки зрения положительного творчества ничего из себя не представляющим, режиссёром К. Серебренниковым. В июне 2020 г. его приговорили к трём годам лишения свободы условно по делу о хищениях денежных средств, выделенных Минкультуры, а также штрафу в размере 800 000 рублей.
От Серебренникова, получившего мировое признание за счёт своей приверженности к безнравственности, садомазохизму, нелюбви к России, криминологическая тропа плавно сворачивает к проблеме духовного загнивания культурной элиты;
- Проблема духовного загнивания культурной элиты. Можно ли, будучи в здравом рассудке, назвать иначе, нежели беснование, пляски на кресте народного артиста России Ф. Киркорова? Напомню, делал он это во время исполнения песни «Мария Магдалена» на своих концертах в Кремле (!), посвящённых своему 55-летию. Отрадно, что мусульмане России сразу осудили подобное поведение и потребовали запретить проведение концертов Киркорова на Кавказе.
Значительное число представителей российской культурной элиты находится в состоянии духовного гниения. Во многом оно спровоцировано западными деньгами, какие-то элементы этого разложения имеют биологические (генные) причины. В любом случае, подобное духовное гниение должно быть тщательно изучено преступностиведами.
Есть и другие важные вопросы, относящиеся к предмету криминологии культуры. (О них я скажу в статье, подготовленной на основе настоящего отклика.) В целом же нужно больше говорить как о криминогенности, так и об антикриминогенности сферы культуры.
Криминализация деяний, разрушающих культуру и нравственность. Глядя на лиц, подобных Моргенштерну и Киркорову, приходит понимание того, что их «творчеству» нужно противостоять, предлагая определённые криминологические меры. В качестве одной из таковых является криминализация деяний, разрушающих культуру и нравственность.
Представляется, что УК РФ должен быть дополнен следующим составом: «Действия, направленные на разрушение культуры, пропаганду безнравственности, античеловеческих идей (культов, представлений, явлений), совершённые публично, в том числе с использованием средств массовой информации либо информационно-телекоммуникационных сетей, включая сеть «Интернет», лицом после его привлечения к административной ответственности за аналогичное деяние в течение одного года». Эта диспозиция немного сложна, но необходима. Ранее предлагалась несколько иная её формулировка[31], но идёт время, всё меняется.
При дополнении УК РФ вышеуказанной статьёй будет создана база для применения в качестве дополнительного наказания к лицам, совершившим предлагаемые к криминализации деяния, дополнительного наказания в виде лишения специального, воинского или почётного звания[32] (народный артист, заслуженный артист, заслуженный деятель искусств), классного чина и государственных наград.
Не должны беснующиеся уничтожать через «культуру» наше общество, нести смерть самым незащищённым – детям. Не могут эти гниловатые носить почётные звания. Не народные они и не заслуженные!
Г.В. Зазулин (Санкт-Петербург, Россия)[33]
Влияние преступности на культуру (криминологическое прочтение революций)
Революционеры, в особенности большевики,
нанесли удар по культурному слою.
Россия потеряла основную его часть.
Д.А. Шестаков
Ознакомление с кратким содержанием доклада Л.В. Головко «Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами» оставило у меня самые позитивные впечатления. Отклики на тезисы доклад профессора Головко, поступившие от Х.Д. Аликперова, Д.М. Гаджиева, Г.Н. Горшенкова и Д.А. Шестакова, дополняют, развивают и детализируют как понимание культуры, так и проблему взаимосвязи культуры и преступности.
Внимание вышеуказанных учёных обращено на прямую связь культуры и преступности: на то, как культура влияет на преступность. А вот обратная связь – влияние преступности на культуру – осталась не рассмотренной. Может быть потому, что обратная связь не так очевидна? Факт существования криминальных субкультур (представителей профессиональной и организованной преступной деятельности, наркоманов) есть ни что иное как результат влияния преступности на культуру[34].
На культуру, кроме преступности, влияет также множество других факторов. В культурологии термин «культура» употребляется преимущественно в двух значениях – широком и узком. «В широком смысле к культуре относятся все общепринятые, утвердившиеся в конкретном обществе формы жизни – обычаи, нормы, институты, включая государство и экономику»[35]. Далее термин «культура» я буду использовать только в этом значении.
Влияние преступности на культуру наиболее заметно проявляет себя в отсроченной перспективе. Как правило, в том случае, когда наличная культура большинства не способна своими институтами (ответственными за эффективность государственного управления, организацию работы полиции, воспитание политической лояльности) противодействовать преступности.
Чтобы пояснить сказанное, приведу два значимых, на мой взгляд, примера. При изложении первого примера я использовал наблюдения великого русского хирурга, пламенного патриота России Николая Ивановича Пирогова (1810–1881)[36], при изложение второго – выдающегося советского и российского историка, общественного деятеля и писателя Игоря Яковлевича Фроянова (1936–2020)[37].
Первый пример. 1 марта 1881 г. был убит государь Александр II. Это преступление было ожидаемо… В течение 15 лет, предшествующих этому трагичному происшествию, было совершено семь покушение на жизнь императора. Очевидно, что эффективность противодействия преступности в этот период была крайне низка.
Не всякий вид преступности заметно влияет на культуру. Однако самые общественно опасные виды преступлений (терроризм, измена Родине) не просто влияют на культуру, они, в случае победы лиц, совершающих данные преступления, над теми, кто противостоит преступности, отменяют культуру, уничтожают её носителей. В 1881 г. политическая преступность победила культуру государственности, но правящий режим соответствующих выводов из данного факта не сделал, в результате мы получили 1917 г.
Исследователь из Канады Рокки Тони (Rocchi Tony) пишет, что с 1870 по 1900 год в Российской империи левыми было совершено 38 терактов, которые унесли жизни около 100 человек. «Между 1901 и 1911 гг. террористы совершили тысячи терактов, во время которых убили или ранили 16 800 человек»[38]. Прошло ещё 6 лет (1911–1917) и преступность, остриё которой было направлено против государства, ещё больше усилилась, а российская культура (понимаемая в широком смысле) перестала существовать…
Второй пример. Самой опасной для культуры является преступность, которая смыкается с внешней геополитической диверсией (работой дипломатов, иностранных спецслужб и «агентов влияния»). В СССР в застойный период пышным цветом расцвела теневая экономика. «Теневики» накопили огромный криминальный капитал, требующий легализации. Среднее номенклатурное звено, непосредственно соприкасающееся с государственной собственностью, стало управлять этой собственностью, не забывая, мягко говоря, своих личных интересов. Дачи, машины, драгоценности, деньги – предметы повышенного внимания многих функционеров из этого звена. Население ответило жиреющей номенклатуре своеобразной приватизацией общественного прибавочного продукта – расхищением государственной собственности. Массовое воровство и хищения стали повседневностью (появился термин «несуны»).
Но самые опасные для государства преступления (государственная измена) совершались высшими руководителями страны. Вот как об этом пишет И.Я. Фроянов, ссылаясь на свидетельства председателя КГБ СССР В.А. Крючкова: «Начиная с 1989 г. в Комитет госбезопасности стала поступать тревожная информация, указывающая на связи Яковлева[39] с американскими спецслужбами[40]». Смысл донесений состоял в том, что одному американскому представителю поручалось провести с Яковлевым беседу, мотивирующую последнего к должной активности. Крючков принял решение показать агентурные сообщения Горбачёву, поделиться опасениями и начать срочную проверку. В небольшом отклике нет возможности детально описать беседу Крючкова с Горбачёвым, изложение которой у Фроянова занимает целую страницу. Беседа закончилась тем, что Горбачёв дал следующую рекомендацию Крючкову «… поговори сам с Яковлевым, посмотрим, что он тебе скажет!». Крючкову стало, что «…в случае отказа поговорить с Яковлевым, Горбачёв предупредит его сам». Как говорится, комментарии излишни. Важно отметить, что, по мнению В.С. Бушина: «Крючков и подумать не смел, чтобы … тайно продолжить расследование. Он покорно подчинился»[41].
Не прошло и двух лет как накопившееся на всех уровнях «преступное количество» закономерно перешло в «преступное качество»: к власти в стране пришли лица из преступного мира, активно взявшиеся за упразднение советской (для них «совковой») культуры[42].
Можно ли считать феномен влияния преступности на культуру более существенным, нежели факт возникновения криминальных субкультур? Думаю, да. Что в этой связи наиболее значимо для криминологии? Как отмечает доктор философских наук А.Л. Вассоевич, для предупреждения новых роковых ошибок надо не только восстановить контроль различных спецслужб за деятельностью элиты, но и определиться с понятием государственной измены. Анализируя её сущность, А.Л. Вассоевич утверждает, что: «Государственной изменой должно считаться потворство созданию таких социальных условий, которые угрожают депопуляции, т.е. сокращению численности населения в нашей стране, что неизбежно повлечёт за собой и утрату территорий, приобретённых нашими предками». Особо опасным преступлением, тождественным государственной измене, «должны считаться любые реформы, разрушающие отечественную науку и образование»[43].
В этой связи стоит вспомнить предложение А.П. Данилова о введении в криминологический оборот термина антинародное преступление – «преступные с криминологической точки зрения (по существу) деяния, совершаемые группой лиц, характеризующейся большим числом соучастников, в течение длительного периода времени в отношении населения определённой страны, наносящие колоссальный урон общественному и государственному развитию при организационном, финансовом и ином участии иностранных государств»[44].
В.А. Зикеев (Ставрополь, Россия)[45]
Необходимо остановить нигилистический хаос
Нигилистический хаос – очевидная примета нашего времени, синдром современной общественной жизни. В своём докладе Леонид Витальевич Головко очень точно высказался по поводу «культуры отмены», определив это псевдокультурное движение как попытку идеологического смещения понятий о добре и зле, культурном и некультурном, допустимом и недопустимом.
Этот процесс носит планомерный характер, идёт на протяжении многих лет. Возможно, он даже закономерен в цивилизационном и сугубо экзистенциальном смыслах. На фоне широко распространённого мифа о многовекторности и плюрализме массовой культуры под её влиянием из общественного сознания выхолощен идеологический стержень, сбит условный «ценностный компас». Пресловутая тотальная свобода и нарочитая толерантность, как верно отметил Леонид Витальевич, деактивируют регулирующую функцию культуры.
Сформировавшийся на Западе культурный суррогат сегодня ведёт агрессивное наступление на умы россиян. Притягательность такой эрзац-культуры зиждется на крайне опасной форме нигилизма. Если раньше адепты нигилизма отрицали традиционные ценности, социальные нормы, считали знание трансцендентным, а существование человека – бессмысленным, то новомодные нигилистические течения нацелены на условное уничтожение всего неудобного и неугодного их приверженцам. Криминогенный потенциал таких антикультурных трендов представляется крайне высоким. Нигилизм – суть всего преступного, антисоциального и антиправового.
Право же, как искусство добра и справедливости, будучи когда-то венцом цивилизационного развития, апофеозом культурной зрелости общества сегодня находится в прицеле тех же развенчателей социальных регуляторов и институтов, выстраданных за прошедшие века. Сегодня возвеличивается культурная аномальность. Она уравнивается с культурной нормой. Но что, если законодатели новых социальных мод и практик пойдут дальше? Криминальная субкультура попадёт в поле нормы? Сдвинется юридический фокус «нормальности»? Чьё усмотрение тогда станет доминирующим фактором отделения нормы от аномалии?
Впрочем, мировое сообщество одной ногой уже ступило в эти топи. И «отмена права» становится новым деструктивным трендом в мире. С цивилизационной точки зрения право собственности в западной культуре, как известно, всегда было священно. Но и эта юридическая константа в 2022 г. пала жертвой геополитической конъюнктуры. Нигилистический хаос сметает ориентиры, регуляторы, нормы и традиционные ценности. И это большая проблема, в том числе преступностиведческая.
«В сфере культуры требуется спокойная, планомерная, неуклонная работа с переходом от тактического отступления к стратегическому наступлению» – очень правильный посыл докладчика.
В обновлённой Конституции России расширен ценностный каталог (многонациональный союз равноправных народов, объединённых тысячелетней историей; преемственность в развитии российского государства, исторически сложившееся государственное единство; русский язык как язык государствообразующего народа; общероссийская культурная идентичность; культура как уникальное общее наследие при сохранении культурной самобытности народов, этнокультурного и языкового многообразия; сохранение памяти предков, передавших нам идеалы и веру в Бога; историческая правда и её защита; патриотизм, гражданственность, почитание памяти о защитниках Отечества, значение подвига народа при защите Отечества; традиционные для России семейные ценности, брак как союз мужчины и женщины, обеспечение приоритета достойного семейного воспитания, уважение к родителям, старшим и забота о них, солидарность поколений)[46].
Этот ценностный ряд в своей социальной динамике способен сформировать идеологический плацдарм для противостояния нигилистическому хаосу, в первую очередь, в культурной среде. Для этого, конечно же, недостаточно одних деклараций о намерениях. При этом необходимо помнить и о том, что, как отмечал философ Н.А. Бердяев, в своей истории «русский народ, будучи народом откровений и вдохновений, порой не знал меры и легко впадал в крайности»[47]. Крайности обозначенной проблемы культуры – всякого рода идеализмы – в истории человечества сотворили бед не меньше, чем спровоцировали многие нигилисты и раскольники. Лучшая прививка от этой хвори – исторический опыт.
В.В. Меркурьев (Москва, Россия)[48], Е.В. Красникова (Москва, Россия)[49]
Преступность и культура
Взаимообусловленность преступности и культуры. Преступность как социальное явление находится во взаимной обусловленности с другими социальными явлениями и процессами. Изменения в культурной сфере оказывают воздействие на преступность.
Культура – сложный, постоянно изменяющийся социальный феномен. Можно найти множество его определений: от простых и даже примитивных до многогранных и экстенсиональных. Одно из наиболее полных: «Культура – это чрезвычайно сложное, многообразное явление, пронизывающее буквально все сферы жизни и деятельности общества и человека»[50]. Есть и другие: «это – материальные и духовные ценности человека; это – способ жизнедеятельности людей; это – их отношения между собой; это – своеобразие жизни наций и народов; это – уровень развития общества; это – накапливаемая в истории развития общества информация; это – совокупность социальных норм, законов, обычаев, традиций; это – религия, мифология, наука, искусство, политика; это – знаковая система»[51].
Под влиянием культурных систем в рамках процесса социализации формируются и трансформируются социальные потребности личности и определяются способы их удовлетворения. Как пишет Х.Д. Аликперов, «конкретное преступление – не что иное, как генетически обусловленный опредмеченный поведенческий акт деструктивно-волевого характера, базирующийся в геноме Homo sapiens в алертном состоянии, который активируется лишь при сцеплении с определёнными внешними факторами природного, техногенного или социального свойства, воспользовавшись которыми он удовлетворяет свои потребности, которые не мог или не хотел реализовать в рамках закона»[52].
Результаты исследований. Результаты исследований показывают, что преступное поведение нередко предопределяется приверженностью к той или иной культуре, идеологии. Например, в ходе криминологического исследования личности участника террористической деятельности[53] нами была установлена закономерность современного терроризма – в его основе заложена глубокая приверженность идеологии экстремизма. Экстремизм, в свою очередь, представляет собой сложный социокультурный феномен, способствующий радикализации социальных групп населения, совершению ими действий, направленных на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, отрицанию современного мироустройства как такового.
Криминологическое изучение личности преступника, не ограниченное лишь периодом, берущим своё начало от момента совершения первого преступления, а затрагивающее более ранний (предкриминальный) период жизни будущего преступника, позволяет проследить влияние социокультурных явлений на формирование преступного поведения. Культурные особенности входят в спектр причин и условий, оказывающих влияние на формирование личности преступника-террориста.
Влияние культурных догм на формирование преступного поведения наиболее отчётливо прослеживается в ходе исследования проблем экстремизма и терроризма. Значительная часть экстремисткой деятельности осуществляется в религиозной сфере.
Религия является наиболее важным элементом культуры, носителем императивных правил и запретов. В истории человечества императивные культурные формы впервые обозначили себя в религии[54]. Религиозно одобряемое поведение среди приверженцев одного религиозного течения порой возводится в ранг заслуг вне зависимости от того, нарушает ли такое поведение правовые предписания и нормы.
Приверженность к квазирелигиозным конфессиям, к которым относятся религиозные объединения, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным Федеральным законом от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», стимулирует противоправное поведение прежде всего потому, что в основе данных конфессий заложены деструктивные ценности.
Представители традиционного ислама подчёркивают, что радикальные исламисты сами «себе предоставили право объявлять людей вероотступниками (шире – «врагами ислама»), отвергать традиционную политическую власть, поскольку они не только санкционировали самоубийство, но и подстрекают к нему, а также игнорируют все правила джихада, им очень легко совершать убийства и террористические акции»[55].
Культурные, духовные и нравственные ценности приверженцев деструктивных религиозных конфессий целенаправленно изменяются под воздействием сознательной деятельности людей для достижения деструктивных социальных целей.
Лидеры террористических организаций, в основе которых лежит экстремистская религиозная идеология, интерпретируют религиозные догмы для того, чтобы путём злоупотребления религиозными мотивами сформулировать собственные нарративы, в которых выражены приоритеты данных организаций. Представители квазирелигиозных конфессий, поддавшиеся радикализации, часто выступают не только против органов публичной власти и светского общества, но и против мусульманской уммы, канонического православия и иных традиционных религий.
В механизме преступного поведения лиц, участвующих в террористической деятельности, проецируется глобальное влияние террористических сетей, извлекающих выгоду из региональных конфликтов и потрясений, подчиняя криминальную деятельность групп и отдельных индивидуумов на местном и региональном уровнях целям и задачам деструктивных движений.
Ряд выявленных нами отклонений от нормы в структуре личности участника террористической деятельности связан с культурными и религиозными установками. Участника террористической деятельности характеризует внешне подчёркнутое, демонстративное стремление к подчинению своего образа жизни религиозным нормам. При установлении групповой идентичности религиозная принадлежность является для исследуемых более существенным признаком, чем национальная. Террористы отличаются более выраженным стремлением к образованию малых социальных групп и исполнению принятых в них правил поведения, отличаются менее терпимым отношением к представителям другого вероисповедания, а также к людям, изменившим религии предков.
В противодействии преступности, в целом, и терроризму и экстремизму, в частности, должны быть задействованы механизмы управления культурными процессами. Успехов в этом деле можно добиться за счёт целенаправленной, широкой разъяснительной работы с общественностью – по её ознакомлению с истинными целями террористических организаций и квазирелигиозной сущностью навязываемой террористами идеологии. Выполнение этой задачи невозможно без активной роли духовенства и диаспор. Они имеют возможности для более непосредственного общения с представителями своей конфессии и национальной общности. Опора на официальные религиозные институты, передовые идеи богословов и политико-правовую парадигму, направленную против экстремизма и терроризма, должна стать главной целевой установкой в организации и осуществлении культурного преодоления радикальной идеологии.
Н.И. Пишикина (Санкт-Петербург, Россия)[56]
Прежде всего хочу поблагодарить руководство Криминологического клуба, а также Леонида Витальевича Головко за поднятие столь сложной и многогранной криминологической проблемы. Культура является предметом исследования, прежде всего, культурологии, которая возникла на стыке философии, социологии, психологии, антропологии, этнографии, искусствоведения, лингвистики и ряда других дисциплин. Этим объясняется сложность обозначения границ культурологии.
Солидарна с мнением Г.Н. Горшенкова, полагающего, что «культура как продукт разумной человеческой деятельности представляется невероятно сложным и многозначным феноменом для того, чтобы уложить его в прокрустово ложе научного понятия и, тем более, определить в качестве предмета криминологического исследования»[57].
Вместе с тем, как известно, в факторном комплексе преступности, как, впрочем, и в антикриминогенном комплексе принимаемых мер никак не обойтись без социально-культурной составляющей. Поэтому я также солидарна с Леонидом Витальевичем Головко, отмечающим благотворное влияние культурных регуляторов на различные сферы жизнедеятельности людей. Если же таковые отсутствуют или слабы, это закономерно повышает степень криминогенности общественных отношений[58].
Остановлюсь на одном из элементов сферы культуры – кинематографе. Этот вид искусства можно отнести к массовой культуре. В.И. Ульянов (Ленин) писал: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино»[59]. Японский кинорежиссёр и сценарист Акира Куросава обосновано говорит о том, что «Кино является действительно ценным средством связи между людьми»[60]. Сегодня восприятие информации осуществляется преимущественно визуально, а не вербально. И здесь роль кинематографа как источника такой информации огромна.
Я не историк кино и не кинокритик, мои рассуждения не претендуют на безусловную истину. Они – взгляд зрителя с большим стажем. Кинематограф раннего советского периода (довоенный и послевоенный) содержал красочную визуальную информацию о счастливой жизни и ударном труде советских людей. Большинство граждан, живущих в тяжёлых условиях, воспринимали эти красивые картинки как свою будущую счастливую жизнь. Более того, эти фильмы, а также картины о вождях, героях гражданской войны и революционерах воспитывали патриотизм и героизм в людях (а они выстояли в годы Великой Отечественной войны). Но это одна сторона медали. Другая заключается в том, что в этих фильмах было мало правды. А самое печальное то, что фильмы о военном превосходстве Советской армии создали у народа впечатление о её непобедимости. О печальных последствиях этой убеждённости мы знаем. Тем не менее, влияние кинематографа этого периода на сознание людей безусловно позитивно.
Фильмы зрелого советского периода (1950-1980 гг.) можно считать лучшими в отечественной фильмографии, это время расцвета нашего кинематографа. Он вышел на мировую арену. Несколько картин получили международные награды. В этот период вышло много фильмов о войне, её героях, руководящей роли партии, комсомоле. Кинематограф показывает производственные темы, людей труда. Как правило, такие сюжеты переплетались с любовной линией. Особое место занимают комедии. Советские люди их обожали, поскольку в них делалась попытка показать факты и события действительности завуалированным языком. Любовь советских людей к фильмам выражалась в длинных очередях у кинотеатров, многомиллионных денежных сборах картин.
В этот период набирает популярность экранизация телевизионных фильмов, в том числе по классическим литературным произведениям. В момент трансляции некоторых их них улицы городов и деревень пустели. Кинематограф обращается и к теме преступности. Преступники чаще всего представлялись как люди довольно примитивные, жестокие, эгоистичные, характеризующиеся стяжательством, выпадающие из общего коллектива советских граждан. Одно из исключений из этого правила – фильм Василия Макаровича Шукшина «Калина красная».
По мере нарастания проблем в стране, которые практически никак не находили отражения в советском кинематографе, любовь советского народа к нему постепенно ослабевала. Всё больше внимания люди уделяли зарубежным фильмам. Оценивая влияние кино этого периода на граждан, следует всё же сказать, что оно было, безусловно, позитивным.
«Перестройка», «лихие 1990-е» – тяжёлые времена для россиян не только в социально-экономическом и политическом плане, но и в нравственно-психологическом. Система ценностей, которой руководствовались люди не один десяток лет, рухнула. Отечественный кинематограф, испытывающий отсутствие финансирования, брошенный государством на произвол судьбы, разрываемый на части оппозицией и различными внутренними противоречиями, был фактически вытеснен зарубежным.
В кинотеатрах и по телевидению показывали фильмы, переполненные сценами жестокости, насилия, секса. Молодые российские кинематографисты, пытаясь встроиться в новую (западную) систему массовой культуры, стали снимать фильмы, основываясь на популярных лекалах. Сказать о позитивном влиянии такого кинематографа на сознание людей не представляется возможным. Вместе с тем, надо быть объективным: рассматривать такую киноиндустрию в качестве причины последующего девиантного, в том числе преступного, поведения нет оснований.
Однако и в этот период были фильмы («Так жить нельзя» (1990) и «Ворошиловский стрелок» (1999) Станислава Говорухина, «Чистилище» (1997) Александра Невзорова (признан в РФ СМИ-иноагентом), содержание которых не соответствовало идеологии новой киноиндустрии.
Постепенная стабилизация политической и социально-экономической ситуации в России отразилась и на нашем кинематографе. Он научился жить самостоятельно, особенно не рассчитывал на помощь государства. Достоинства и недостатки фильмов XXI тысячелетия нам ещё предстоит оценить. Но уже сейчас можно сказать, что кинематограф стал достаточно многообразен, однако картин, способных покорить миллионы людей, немного.
В структуре киноиндустрии своё место продолжают занимать фильмы криминальной тематики. С их оценкой научным сообществом я не всегда согласна. В частности, так часто негативно оцениваемый сериал «Бригада» (2002) я рассматриваю в качестве художественного отображения истории организованной преступной деятельности в России. Разве учёные в своих трудах не писали о молодых людях, в силу сложившихся обстоятельств ушедших в криминал? Разве в этих работах не показана трагедия молодого поколения 1990-х, растерянность представителей старшего поколения и понимание драматичности жизни своих детей, невозможность хоть как-то образом им помочь? В фильме много того, что чувствовали и понимали молодые люди, как законопослушные, так и преступники. Может поэтому и для тех, и для других персонажи картины стали важны и притягательны? А упрёки актёрам в том, что они так талантливо сыграли свои роли, вообще неуместны. Смешно упрекать людей за то, что они хорошо сделали своё дело.
Однозначно оценить влияние кинематографа (как важнейшего элемента культуры) на современное общество не представляется возможным. И в данной оценке этого элемента культуры, как и культуры в целом, я соглашусь с Г.Н. Горшенковым: «Культура по своей сущности не может быть со знаками «плюс» или «минус». Можно предположить, что предметом изучения явления культуры как «вещи в себе» должны быть определены, прежде всего, те условия, которые благоприятствуют «выведению на поверхность» и дают основания для ценностного осмысления образов «культурных проявлений», находя в них либо криминогенность, либо антикриминогенность, либо не находя в них ни того, ни другого»[61].
Д.Л. Творонович-Севрук (Минск, Республика Беларусь)[62]
Культура как фактор развития культа Колумбайн в учреждениях образования в первой четверти XXI века
В тезисах доклада Леонида Витальевича Головко можно увидеть его криминологическое осмысление влияния такого многомерного явления как «культура» на преступность. Эта проблематика особенно актуальна в нашу эпоху – всё более глубокого проникновения цифровых технологий во все сферы жизни общества. Одним из печальных феноменов современности, «черпающим силы» из «культуры», является культ Колумбайн.
История этого феномена день за днём продолжает «прирастать» довольно однотипными, на первый взгляд, трагическими инцидентами. Существует множество научных работ, посвящённых его изучению. Несмотря на предпринимаемые меры предупреждения подобных преступлений, трагические инциденты продолжаются. Это обуславливает необходимость дальнейшего исследования проблематики.
Существующие меры противодействия рассматриваемых резонансных преступлений фактически являются «ошибкой выжившего», содержат элементы «карго-культа». Требуются новые подходы к решению указанной проблемы. На основе анализа большого количества открытых источников можно определить особенности социокультурной коммуникации как способа передачи знаний, обычаев, традиций, ведущего к культивации культа Колумбайн.
В XXI веке доступ индивидов к информации практически безграничен, в том числе к запрещённой, например, через Даркнет. В обществе всегда были и будут существовать горизонтальные каналы коммуникации (неподконтрольные государству) – «сарафанное радио», слухи и др. Таким образом, культура становится инкубатором, носителем и распространителем «информационных вирусов», побуждающих граждан к преступному поведению. Этим объясняется возникновение феномена «подражателей» – криминальная мимикрия, проникновение в молодёжную среду деструктивной идеологии АУЕ, развитие идей неонацизма, повторение резонансных преступлений и др. К данной категории можно отнести также и большинство случаев проявления культа Колумбайн в учреждениях образования.
Данное негативное явление также имеет место в среде военнослужащих, в частности, как самооборона или возмездие за неуставные взаимоотношения. Примерами этого являются расстрелы военнослужащих. Такие случаи связаны не столько с социокультурной составляющей, сколько с персональной реакцией индивида, находящегося в безысходном положении, но также имеют экзистенциальную архетипическую основу, лежащую в плоскости доклада Леонида Витальевича.
Как же обратить культуру во благо общества? Выделю в контексте рассматриваемой на беседе проблематики следующие меры предупреждения культа Колумбайн:
1) комплексный культуролого-криминологический анализ данного пагубного явления, заключающийся в работе с контингентом (нематериальные меры);
2) разработка и реализация мер, усложняющих процесс протекания агрессивной фазы культа Колумбайн, направленных на уменьшение количества жертв, снижение привлекательности для нападающих мест скопления большого количества обучающихся;
3) негласное «табуирование» освещения в СМИ и социальных сетях личности преступника, кино-, видеоматериалов о инцидентах. Необходимо не допустить «минуты славы» агрессора;
4) формирование в государстве новой информационной среды, обеспечивающей постепенное изменение культурного кода граждан (в контексте противодействия преступному поведению);
5) разработка методик «взлома» и «переписывания» культурно-криминологической составляющей общества.
Разработчики этих мер должны верить в то, что они делают, слышать представителей всех слоёв общества.
А.В. Швабауэр (Санкт-Петербург, Россия)[63]
Профессор Л.В. Головко поднимает крайне актуальную тему о необходимости выбора подхода к понятию культуры и смены политико-идеологического вектора[64].
После принятия Конституции РФ 1993 г., в которую зарубежные советчики порекомендовали нам включить запрет идеологии (ст. 13), квазиобъективистский подход, понимающий под «культурой» безоценочно всё созданное человеком, возобладал на практике. В Закон РФ 1991 г. «О средствах массовой информации» был введён запрет цензуры (ст. 3). Основы законодательства РФ о культуре 1992 г. закрепили свободу в сфере культурной деятельности и характерную норму «каждый человек имеет право на свободный выбор нравственных … ценностей» (ст. 11). Нравственный релятивизм был возведён в статус нормы.
В 1990-е государство по факту самоустранилось из сферы культуры. Но свято место пусто не бывает. Область деятельности, оставленная российскими властями, была тут же занята лицами, находящимися под влиянием враждебных стране сил. В результате «государство стало попустительствовать неофициальной идеологии индивидуализма, потребительства и наживы. На место отечественных многовековых ценностей тут же пришли западнические ценностные ориентации. … Последовательно осквернялись заслуги национальных героев, … литераторов, музыкантов… Такая пропаганда была направлена прежде всего против духовно-нраственных сил нации, её культурно-исторической памяти и традиций»[65].
И последующие десятилетия мы наблюдали катастрофическое разложение в духовной сфере нашего общества. За примерами далеко ходить не приходится. Кумирами молодёжи делают «певцов», «творчество» которых представляет собой пропаганду распущенного, развратного образа жизни, алкоголя, наркотиков и, как правило, исполнено нецензурной лексики.
В литературной сфере популяризируют книги, нацеленные по своему внешнему виду и названиям на подростков и пропагандирующие нетрадиционные половые отношения (знак «18+» на книге не останавливает заинтересованных детей). В театр, кино без предварительного выяснения деталей постановки (фильма) нынче лучше не ходить – аморальных сцен стало слишком много. Характерные примеры нравственной деградации культурной сферы обстоятельно разобраны А.П. Даниловым в статье «Искусство как орудие преступления»[66], который отмечает: «Искусство воспроизводит преступления»[67]. Это стало результатом деидеологизации страны в 1990-х годах.
При этом духовный распад общества является серьёзным криминогенным фактором. Как пишет Д.А. Шестаков, «духовный мир – главная опора нравственного и правопослушного поведения»[68].
В каждом человеке так или иначе действуют страсти, которые (при попустительстве человека) и являются ключевыми причинами правонарушений[69]. На формирование личности, способность видеть границы допустимого, контролировать страсти, уклоняться от девиантного поведения оказывает непосредственное влияние духовная «пища», в том числе, книги, музыка, фильмы, всё информационное поле, в котором пребывает человек. Но «по мере свёртывания государственной идеологии в народе растворяются задатки морали и нравственности. Население страны нуждается в воспитательной деятельности со стороны своего государства. В отсутствие таковой по мотивам запрета государственной идеологии народная масса становится неуправляемой и обретает признаки распада»[70].
Итак, «свобода творчества», не знающая границ, которая лежит в основе квазиобъективистского, широкого подхода к культуре, провоцирует духовную деградацию общества, антиобщественное и преступное поведение. Иными словами, указанный подход сам по себе является криминогенным. Поэтому прав Л.В. Головко, когда говорит о необходимости окончательного и правильного выбора подхода к культуре.
«Разложение нравственности, культуры, развитие страхов в обществе, преступное управление им – де-факто, в криминологическом смысле являются преступлениями»[71]. «Культура выступает ведущим компонентом в функционировании детерминационного механизма преступности»[72]. Отсутствие разумного государственного регулирования в сфере культуры ведёт к преступным последствиям.
В 1990-е годы нам был навязан либеральный подход к «правовому государству», защищающий свободу человека в отсутствие нраственной цензуры. Глубокую оценку истинной свободы предлагают Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека: «Подлинно свободен тот, кто идёт путём праведной жизни.. злоупотребление свободой, выбор ложного безнравственного образа жизни в конце концов разрущает свободу выбора, так как ведёт волю к порабощению грехом. … Зло и свобода несовместимы. В человеческой истории выбор людей и обществ в пользу зла приводил к потере свободы и огромным человеческим жертвам. …свободный выбор теряет свою ценность и смысл, если обращается ко злу… Нравственность, то есть, представления о грехе и добродетели, всегда предшествует закону, который и возникает из этих представлений. Вот почему эрозия нраственности всегда в конце концов ведёт к разрушению законности»[73].
В текущих условиях насаждения международными центрами, в т.ч. через своих адептов в России, идеологий глобализма и трансгуманизма, направленных на расчеловечивание людей и стирание государств, защита духовной основы нашего общества – это первостепенная задача государственного значения, решение которой является ключом к выживанию и возрождению России как суверенной страны. В связи с этим актуально принятие мер в данном направлении на разных уровнях, включая: 1) отмену конституционного запрета на идеологию, 2) принятие концептуальных документов, таких как Указ Президента «Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей», обсуждение проекта которого блокируют либеральные круги.
Необходим полный запрет пропаганды нетрадиционных половых отношений (а не только среди детей). Общественное пространство должно быть юридически защищено от нецензурной лексики, уже наполнившей детские площадки. Необходимы законы, направленные на очистку сети «Интернет» от информации, явно причиняющей вред духовно-нравственному состоянию общества. Сфера искусства должна получать государственную поддержку и госфинансирование исключительно на те проекты, которые не угрожают нашим духовно-нравственным ценностям. Укрепление традиционных основ нашего бытия, культуры в истинном смысле этого слова, позволит в полной мере осознать и поставить заслон внедрению опаснейших установок трансгуманизма – идеологии, не знающей нравственности, не видящей ценности в человеке, работающей на замену его «постчеловеком» и ведущей человечество в бездну.
Важно отметить, что Стратегия национальной безопасности РФ (утв. Указом Президента от 02.07.21 г. № 400; далее – Стратегия) обозначила столь необходимый нам аксиологический момент: «утрата традиционных духовно-нравственных ориентиров и устойчивых моральных принципов» чётко названа «угрозой». В Стратегии прямо сказано, что сейчас «абсолютизируется свобода личности, осуществляется активная пропаганда вседозволенности», «разрушительному воздействию подвергаются базовые моральные и культурные нормы» (п. 85). В п. 86 Стратегии отмечено, что «насаждение чуждых идеалов и ценностей» разрушает «фундамент культурного суверенитета», подрывает «основы политической стабильности и государственности». Согласно п. 87 этого документа, наши духовно-нравственные и культурно-исторические ценности «подвергаются активным нападкам со стороны США и их союзников, а также со стороны транснациональных корпораций…». При этом «защита традиционных российских духовно-нравственных ценностей, культуры» (п. 26) отнесена в Стратегии к национальным интересам на долгосрочную перспективу.
С учётом изложенного, деятельность в сфере культуры, которая противоречит нашим традиционным нравственным установкам, уже следует оценивать как угрозу нацбезопасности. Осталось принять конкретные законодательные и правоприменительные меры для возрождения истинной культуры – защитницы государства и правопорядка.
Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия)[74]
Российская духовность в противодействии преступному злу
Криминолого-философские вопросы в художественной литературе. К данным вопросам мне доводилось обращаться на беседах в клубе. Сопоставляя произведения великих писателей: Гёте, Достоевского, Уайльда и др., я нашёл у всех них приверженность одному выводу. Преступление (зло) заложено в само мироустройство, в которое одновременно вплетено и противодействие злу. В этом заключается источник поддержания жизни, её развития. Зло целесообразно, из чего не вытекает, что с ним надо мириться[75].
Родион Раскольников и теория личности преступника. Образ студента Раскольникова весьма значим для преступностиведения. Достоевский в этом образе предвосхитил порождённых Фридрихом Ницше Заратустру и Антихриста! Глубокий исследователь мировой литературы Мережковский отметил, что Раскольников представляет собой тип русский, причём, совершенно петербургский, обладающий необузданно-мятежным аристократизмом. Русский, скажу от себя, потому что его преступление бескорыстно[76], петербургский оттого, что оно фантастично. Своеобразно бескорыстная мотивация свойственна природе русских. У меня складывается впечатление, что спасительная (не только для России) черта, а может быть, глубинная сущность русского человека состоит в подсознательном пренебрежении материальными условиями жизни перед идеей сбережения самобытности и независимости народа в целом.
Убийство старухи процентщицы и её сестры, совершённое, кстати, неподалёку от Санкт-Петербургского международного криминологического клуба – идеалистическое убийство. Оно не вмещается, пожалуй, даже в мою «воронку преступности», находясь по ту её сторону. Любопытно криминологическое рассуждение Мережковского: Раскольников, первый из людей, «выдумывает» и совершает действительно небывалое, неведомое в мире, новое преступление, такое, какого никто и никогда не совершал до него, преступление нового порядка нравственных измерений… – преступление для преступления – без расчёта, без цели, без страсти… только с холодною, отвлечённою страстью ума, познания, любопытства, опыта».
Ведущая к преступлению любовная страсть – в искусстве и семейной криминологии. Проблематика любовных убийств социологическими и иными способами исследовалась в русле семейной криминологии в 70-х – 80-х годах минувшего века, задолго до нашествия на страну феминисткой идеологии domestic violence.
Мотивацией любовных убийств охватываются различные стремления: воспрепятствовать уходу любимого/любимой (синдром Хоссе/Хозе, воспроизведённый П. Мериме и Ж. Бизе), совершить возмездие за измену («Отелло» У. Шекспира и Дж. Верди), уничтожить соперника или соперницу (синдром Катерины Измайловой, схваченный Н.С. Лесковым), добыть средства на совместную жизнь (случай солиста оперетты Ионесяна) и другие мотивы. У В.М. Ионесяна мотивом пяти убийств выступило стремление обрести деньги для совместной жизни со страстно любимой сожительницей. Неудивительно, что в семейной криминологии потребовалось вывести формулу любовной страсти[77].
Способствующая воспроизводству преступности псевдокультура. Подлинная культура, словам Л.В. Головко, не просто «всё, сделанное человеком», но лучшее из им сделанного. Культура нравственно и через ощущение прекрасного («эстетически») формирует людей, обретая особую, где-то даже священную значимость. В каком-то смысле мы через неё получаем наименее навязчивые нравственные правила, которые, безусловно, положительно влияют на преступность[78].
Но наряду с культурой возникают псевдо- и даже антикультура. Псевдокультура наводнила кино и телевидение с его нынешними бесконечно затянутыми фильмами, напичканными – без какой-либо смысловой нагрузки – изображениями насилия и постельными сценами. Головко обращает внимание, что при отпадении ограничительной роли культуры пропадает и её сдерживающее преступность влияние на общество[79].
Антикультура. Мировое распространение получило вредоносное паразитирование на классике. В основу «творчества» кладётся признанное произведение: пьеса, опера и т.д. Присоединившимся к его авторству сценаристам и режиссёрам не надо себя утруждать созданием чего-то своего. Испытанный временем шедевр слегка ими переделывается, переносится в наши дни. Действующие лица перенаряжаются в современные костюмы, изображаемые события некстати насыщаются вставками полового содержания. (Примером может служить пошлая постановка чеховского «Дяди Вани» в Александринском театре). Ещё хуже дело обстоит с «Травиатой» в «Санктъ-Петербургъ Опере» на Галерной улице.
Разлагающая, в том числе криминогенная, роль псевдокультуры начинает осознаваться в обществе, о чём свидетельствует подготовка проекта «Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей». В сопроводительной записке к проекту обозначено идеологическое и психологическое воздействие на сознание россиян со стороны США, которые пытаются насадить в России «альтернативные» – разрушительные, чуждые – идеи и ценности. Разработчики проекта стоят на верном пути, но приведённое утверждение нуждается в уточнении. США – лишь проводник разлагающего воздействия. Преступна не заокеанская страна в целом, а властвующие в ней олигархические силы, которые исподволь управляемы глобальной олигархической властью (ГОВ). Именно ГОВ – корень сегодняшнего мирового зла, с которым связаны олигархические метастазы, протянувшиеся в страны мира, не исключая и самой России.
Ст. 8 проекта содержит верное утверждение: проводимые в России реформы образования, науки, культуры и информационной деятельности, без учёта национальных традиций и накопленного российским обществом опыта, облегчают распространение деструктивной идеологии.
Духовные ценности как преступностиведческое благо. Согласно верным словам Л.В. Головко, сфера, где действуют культурные регуляторы, менее криминогенна, чем сфера, где они не действуют. Добавлю к этому: писательская мысль порой глубоко осмысливает законодательную и правоприменительную деятельность. Достоевский убедительно выступил против смертной казни устами князя Мышкина: «Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье… Нет, с человеком так нельзя поступать». В сегодняшней ситуации очередного предательства, совершённого на Украине в отношении триединого народа, глубоки и злободневны слова Гоголя, напоминающие, что не все у края России – Андрии, есть и Остапы. И нет таких огней, мук и такой силы, которая пересилила бы русскую силу.
Приглашаем ознакомиться с фотографиями, сделанными на беседе, и её видеозаписью.
[1] Леонид Витальевич Головко – доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова (Москва, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[2] Ханлар Джафарович Аликперов – доктор юридических наук, профессор, директор Центра правовых исследований (Баку, Азербайджанская Республика); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript..
[3] Ильхам Мамедгасанович Рагимов – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Азербайджанской Республики, президент Ассоциации юристов Черноморско-Каспийского региона: e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[4] Густав Радбрух писал, что во главу угла нужно ставить не личность (либерализм) или народ (национализм) как таковые, а то, к чему они должны стремиться – культуру // Радбрух Г. Философия права. М., 2004. С. 81.
[5] Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022)
[6] Даци Магомедович Гаджиев – кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и государственно-правовых дисциплин Дагестанского государственного университета народного хозяйства (Махачкала, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[7] Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).
[8] Ожегов С.И. Словарь русского языка. 1986. С. 378.
[9] Хашаев Х.-М. Памятник обычного права Дагестана. XVII–XIX вв. Архивные материалы. М., 1965. С. 3.
[10] Алиев Б.Г. Адаты и традиции Дагестана // «Народы Дагестана». 2002. № 4. С. 31–32.
[11] Хашаев Х.-М. Памятник обычного права Дагестана. XVII–XIX вв. Архивные материалы. М., 1965. С. 19–20.
[12] Этический кодекс преподавателей, сотрудников и студентов Дагестанского государственного университете народного хозяйства (ДГУНХ). URL: http://dgunh.ru/content/files/eticheskii%20kodex.pdf (дата обращения: 14.05.2022)
[13] Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).
[14] Шестаков Д.А. Конституция РФ: внесённые поправки и нерешённые вопросы (мнение криминолога) // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2020. № 3 (58). С. 15.
[15] Геннадий Николаевич Горшенков – доктор юридических наук, профессор, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, профессор кафедры уголовного права и процесса юридического факультета Национального исследовательского Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского (Нижний Новгород, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[16] Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).
[17] Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).
[18] См.: Массовая культура. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Массовая_культура (дата обращения: 13.05.2022).
[19] Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983. С. 665.
[20] Ленин В.И. ПСС. Т. 29. С. 227.
[21] Андрей Петрович Данилов – кандидат юридических наук, заместитель президента Санкт-Петербургского международного криминологического клуба (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[22] Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).
[23] Шестаков Д.А. На криминологическом семинаре // Правоведение. 1981. № 2. С. 106.
[24] Jeff Ferrell. Cultural criminology // Annual review of sociology. Volume 25. 1999. pp. 395-418.
[25] Alison Young. The scene of Violence. Cinema, crime, affect. London and New York: Rutledge. 2009
[26] Jeff Ferrell. Cultural criminology // Annual review of sociology. Volume 25. 1999. p. 395.
[27] Немецкий оперный театр, основанный в 1653 г., расположенный в Мюнхене.
[28] Включён Минюстом РФ в реестр физлиц-иноагентов.
[29] Пахом назвал фильм «Зеленый слоник» важным для детей. URL: https://kulturomania.ru/news/item/pakhom-nazval-film-zelenyy-slonik-vazhnym-dlya-detey/ (дата обращения: 11.05.2022).
[30] Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).
[31] Данилов А.П. Глобально организованная власть как источник преступного законодательства // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2020. № 1 (56).
[32] Указ Президента РФ от 30 декабря 1995 г. N 1341 «Об установлении почётных званий Российской Федерации, утверждении положений о почётных званиях и описания нагрудного знака к почётным званиям Российской Федерации».
[33] Георгий Васильевич Зазулин – к.ю.н., доцент (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[34] Денисович В.В. Криминальная субкультура в современной России. Челябинск. Изд-во Челяб. гос. ун-та. 2019. 257 с.
[35] Кравченко А.И. Культурология: Учебник. М. ТК Велби. Изд-во Проспект. 2003. С 13.
[36] Пирогов Н.И. Вопросы жизни. Дневник старого врача. М. Книжный Клуб Книговек. СПб. Северо-Запад. 2011. 608 с.
[37] Фроянов И.Я. Россия. Погружение в бездну. М. Эксмо. Алгоритм. 2009. 448 с.
[38] Рокки Т. Политический терроризм в Российской империи в 1901–1911 гг. и его место в исторической памяти России. URL: http://ashpi.asu.ru/ic/?p=18163&cpage=1 (дата обращения 02.06.2022).
[39] Яковлев А.Н. – видный «прораб» перестройки, человек чрезвычайно близкий к М.С. Горбачёву и поэтому очень влиятельный. До перестройки Яковлев десять лет работал в Канаде. В СССР его вернул Горбачёв, назначив директором Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Яковлев, войдя в неофициальную команду Горбачёва, помогал последнему готовить материалы к докладам.
[40] Впервые сведения, компрометирующие Яковлева, были получены ещё в 1960 г. Тогда Яковлев с группой советских стажёров в течение года стажировался в Колумбийском университете (США).
[41] Бушин В.С. Честь и бесчестие нации. М. 1999. С. 283.
[42] Говорухин С. Великая криминальная революция. М., 1995. 128 с.
[43] Вассоевич А.Л. Государственная измена как составляющая распада СССР // Следствие продолжается …: Кн. Пятнадцатая /сост. В.В. Егерев. СПб. Первый класс. 2019. С. 102.
[44] Данилов А.П. Декабрьская провокация гражданской войны в России // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2011. № 3 (22) С. 61.
[45] Вячеслав Алексеевич Зикеев – член Ассоциации юристов России, исследователь, главный консультант (юрисконсульт) отдела по обеспечению деятельности комитета Думы Ставропольского края по законодательству, государственному строительству и местному самоуправлению аппарата Думы Ставропольского края (Ставрополь, Россия); e-mail: vz26@ bk.ru
[46] Зикеев В.А. Идеология многонационального народа URL: https://telegra.ph/Ideologiya-mnogonacionalnogo-naroda-05-21 (дата обращения: 16.07.2022).
[47] Бердяев Н.А. Русская идея. Издательство «Азбука». 2021. 320 с.
[48] Виктор Викторович Меркурьев – доктор юридических наук, профессор, президент Российской криминологической ассоциации имени Азалии Ивановны Долговой, заведующий отделом НИИ Университета прокуратуры Российской Федерации (Москва, Россия); e-meil: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[49] Екатерина Всеволодовна Красникова – кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник НИИ Университета прокуратуры Российской Федерации (Москва, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[50] Введение в культурологию. В 3-х томах. М., 1995. Т. 1. С. 24.
[51] Введение в культурологию. В 3-х томах. М., 1995. Т. 1. С. 24.
[52] Аликперов Х.Д. Новое видение причин индивидуального преступного поведения. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/438-problemy-prichinnosti-v-kriminologi (дата обращения: 24.05.2022).
[53] Результаты фундаментального исследования представлены в монографии «Личность участника террористической деятельности» (Москва, Издательство «Проспект», 2022.
[54] Овчарова А.И. Христианство как нравственный императив современного российского государства // Философия права. 2014. № 2 (63). С. 93–96.
[55] Хасан М. Источник террора: идеология ваххабизма-салафизма. М., 2005. 157 с.
[56] Нина Ивановна Пишикина – к.ю.н., доцент кафедры правоведения юридического факультета Север-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[57] Горшенков Г.Н. Культура как иллюзорный образ вещей. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 01.06.2022).
[58] Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).
[59] Фраза предположительно сказана в беседе с Луначарским в феврале 1922 г. Известна из письма Луначарского к Болтянскому, впервые опубликована в книге Болтянского «Ленин и кино» (М., 1925 г., с. 19).
[60] Акира Куросава Цитаты известных личностей. URL: https://ru.citaty.net/tsitaty/625537-akira-kurosava-kino-iavliaetsia-deistvitelno-tsennym-sredstvom-sviazi/ (дата обращения: 01.06.2022).
[61] Горшенков Г.Н. Культура как иллюзорный образ вещей. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 01.06.2022).
[62] Даниил Леонидович Творонович-Севрук – кандидат географических наук, доцент кафедры региональной геологии факультета географии и геоинформатики Белорусского государственного университета (Минск, Республика Беларусь); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[63] Анна Викторовна Швабауэр – кандидат юридических наук, эксперт Общественного уполномоченного по защите семьи (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[64] Криминология культуры. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 25.08.2022).
[65] Сорокин В.В. Теория права и государства. М., 2021. С. 239.
[66] Данилов А.П. Искусство как орудие преступления. С. 300 // Криминология: Россия и мир. СПб., 2018. 328 с.
[67] Там же.
[68] Шестаков Д.А. Преступность политики (размышления криминолога). СПб., 2013. С. 125.
[69] Жигарев Е.С., Черняев А.В. Криминологическая теория и религия христианства о преступном поведении и его предупреждении. М., 2006. С. 184, 185.
[70] Сорокин В.В. Теория права и государства. М., 2021. С. 239–240.
[71] Данилов А.П. Искусство как орудие преступления. С. 300 // Криминология: Россия и мир. СПб., 2018. 328 с.
[72] Грибанов Е.В. Культура в детерминационном комплексе преступности // Вестник Воронежского института МВД России. 2009. № 3. С. 44.
[73] Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/428616 (дата обращения: 25.08.2022).
[74] Дмитрий Анатольевич Шестаков – доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации; соучредитель и президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий криминологической лабораторией Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[75] Шестаков Д.А. Навстречу праву противодействия преступности. Статьи, выступления, отклики. СПб.: Издательский Дом «Алеф-Пресс», 2019. С. 77.
[76] Раскольников совершенно не придаёт значения деньгам, материальным благам, словно не понимает их ценности, также как князь Мышкин, Настасья Филипповна, Митя Карамазов и другие герои Достоевского. – Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. Жизнь, творчество и религия // Полное собр. соч. СПб., М.: Т-во М.В. Вольф, 1912. Т. 9. С. 114–164.
[77] Шестаков Д. А. Убийства на почве семейных конфликтов. Л.: ЛГУ, 1981.
[78] См.: Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).
[79] См.: Головко Л.В. Культура и преступность: необходимость выбора между ценностным и квазиобъективистским подходами. URL: https://www.criminologyclub.ru/home/the-last-sessions/447-kriminologiya-kultury-2 (дата обращения: 23.07.2022).