21 мая 2021 г. беседа «ПРЕСТУПНОСТЬ СФЕРЫ НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ»

С докладом «Масштабная цифровизация образования: криминологический аспект (Статус ситуации, планы и угрозы)» выступила Анна Викторовна Швабауэр – кандидат юридических наук, эксперт Общественного уполномоченного по защите семьи (Санкт-Петербург, Россия)

 

Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов.

На беседу собрались криминологи из Ростова-на-Дону (Россия), Санкт-Петербурга (Россия).

В обсуждении доклада участвовали: А.П. Данилов, Н.А. Крайнова, С.Ф. Милюков, А.Д. Сухенко, Д.А. Шестаков.

Выжимки из докладов и поступивших откликов.

 Выжимка из основного доклада

 А.В. Швабауэр (Санкт-Петербург, Россия)^[1]

Масштабная цифровизация образования: криминологический аспект (Статус ситуации, планы и угрозы)

 

В России проводится глубокая реформа образовательной сферы. Анализ законодательства, методических материалов и практики, связанных с данной реформой, показывает, что в её основе лежат рекомендации зарубежного происхождения, несущие серьёзную угрозу образовательной системе России, суверенитету и национальной безопасности государства.

Одним из ключевых направлений реформы образования является его широкомасштабная цифровизация. Активная фаза цифровизации в России запущена на основании инициатив Всемирного банка[2]. Он рекомендует провести в стране «полную цифровую трансформацию государственного сектора»[3], в качестве приоритета – сфера образования, при этом должна обеспечиваться приверженность принципу «цифровой от начала до конца»[4].

Идеологической базой цифровизации образования в России является форсайт-проект «Образование 2030. Дорожные карты будущего»[5], разработанный в 2010 г. Д. Песковым, П. Лукшей и др. Указанный проект верифицировали представители ОЭСР и CISCO[6]. Проект предусматривает «слом/ликвидацию традиционных моделей образовательной системы» в период 2022–2030 гг.

Установки указанного проекта детализированы в докладе «Будущее образования: глобальная повестка» (2013–2014), подготовленном Д. Песковым, П. Лукшей и др. при поддержке Московской школы управления «Сколково» и Агентства стратегических инициатив. Оператором проекта является Сколковский институт науки и технологий (Сколтех). Указанный доклад предусматривает не только разрушение системы национального образования, но также предполагает фактическое уничтожение традиционных культурных норм и государства (передача государственных функций глобальным структурам). Авторы доклада настойчиво призывают к его практической реализации.

В заключении этого доклада «благодарность за поддержку и значимый вклад в создание карты» образования будущего объявлена среди прочих Институту образования – НИУ «Высшая школа экономики», Министерству образования и науки РФ, Cisco, Intel/Project Harmony International.  «Project Harmony International»[7] в 2020 г. была объявлена Генпрокуратурой РФ нежелательной организацией на территории РФ, поскольку её деятельность «представляет угрозу основам конституционного строя и безопасности РФ». Данный факт подтверждает, что цифровизация образования в стране, запущенная при активной поддержке наднациональных структур, является серьёзнейшим риском нацбезопасности.

Деструктивные установки, используемые в вышеуказанном докладе, обнаруживаются в более завуалированном виде в методических документах таких «мозговых центров», как Высшая школа экономики, Центр стратегических разработок, влияющих на формирование российского законодательства.

На цифровизацию в сфере образования направлен, в частности, нацпроект «Образование»[8]. Нацпроектом предусмотрено, что к концу 2024 г. «во всех субъектах РФ должна быть внедрена целевая модель цифровой образовательной среды», появятся «цифровые двойники». Положением о проведении на территории отдельных субъектов РФ эксперимента по внедрению цифровой образовательной среды[9] предусмотрено, что «целями эксперимента» является «обеспечение возможности дальнейшего внедрения и использования цифровой образовательной среды на постоянной основе на всей территории РФ…».  

Планы по масштабной цифровизации образования следуют также из Распоряжения Минпросвещения России «Об утверждении методических рекомендаций для внедрения в основные общеобразовательные программы современных цифровых технологий»[10]. В указанных рекомендациях идёт отсылка к документам Всемирного банка, говорится о том, что «Цифровая трансформация образования является бесспорной мировой тенденцией». В рекомендациях обозначены: обучение в облаке; технологии виртуальной и дополненной реальности; использование соцсетей в обучении; «геймификация учения через включение цифровых игровых форм ...». Согласно Распоряжению, искусственный интеллект обеспечит логистику персонализированного учебного расписания, производство «цифровых двойников» действий учащегося, симуляцию поведения учителя.

Реализацией проектов цифровизации образования в России активно занимается также ПАО Сбербанк[11], образовательную платформу которого для «персонализации образования» продвигают в школы, в т.ч. при поддержке Минпросвещения. Анализ методических материалов фонда Сбербанка «Вклад в будущее» показывает, что лоббируется масштабный перевод образования на цифровые платформы, самообучение учащихся, которых будут курировать «наставники» (предполагается отказ от традиционной роли учителей).

Формируемая система приведёт к разрушению отечественной системы образования; переводу её под контроль операторов цифровых платформ; подрыву суверенитета страны; причинению серьёзного вреда здоровью и интеллектуальному потенциалу населения; сегрегации граждан; массовому сбору персональных данных населения; формированию т.н. «профиля гражданина», который станет основой создания системы «социального рейтинга»; манипуляциям в отношении граждан с использованием соответствующих цифровых платформ. Такие последствия свидетельствуют о наличии явных признаков «преступного закона»[12] у нормативных актов, лежащих в основе обсуждаемых преобразований.

Планируемая реформа ведёт к разрушению школы как мощного социального института профилактики преступлений, создаёт почву для преступной системы «социального рейтинга» и совершения преступлений, в частности, киберпреступлений.

В целях защиты прав граждан и обеспечения нацбезопасности страны необходимо закрепить в Федеральном законе «Об образовании в Российской Федерации»[13] понятие и гарантии очного обучения в традиционной форме для исключения его подмены «электронным обучением» и дистанционными технологиями, приостановить внедрение проекта «Цифровая образовательная среда» и других проектов по цифровизации образования до проведения общественно-экспертного обсуждения и профессиональной оценки влияния цифровой образовательной среды на здоровье и усвоение образовательных программ обучающимися. В целом это позволит исключить возможность принятия преступных законов, регулирующих сферу образования.

Также поддерживаем предложение Д.А. Шестакова о новом составе преступления «Вмешательство во внутреннюю политику суверенного государства, в том числе формирование органов власти суверенных государств»[14]. В целях восстановления должного уровня образования в России следует принять комплекс мер по исключению воздействия на реформы в обозначенной сфере зарубежных бенефициаров, лоббирующих и внедряющих в нашей стране свои рекомендации (критерии оценки, целевые показатели), фактически направленные на уничтожение отечественного образования.

 

 

Н.А. Крайнова (Санкт-Петербург, Россия)[15]

Цифровая трансформация сферы образования: благо или угроза?

 

Проводимая в России масштабная реформа сферы образования, во главу угла которой поставлена цифровизация, является, пожалуй, наиболее дискуссионной. Данная сфера очень чувствительна, участниками общественных отношений, складывающихся в ней, выступает большое число граждан. Когда речь заходит об образовании, мы все понимаем, что оно – будущее наших детей, нас самих, страны в целом. К преобразованиям в этой сфере необходимо относиться очень внимательно.

Современный мир уже «переболел» цифровизацией. Первоначальные эйфорию и восторженные отзывы о перспективах, которые открываются перед человечеством в связи с использованием новых цифровых технологий, вытесняет рациональный взгляд на природу и последствия цифровизации. Сегодня мы видим не только позитивные плоды прогресса, но и те угрозы, которые может повлечь за собой применение цифровых инструментов.

Проблемы цифровизации не раз становились предметом обсуждения на заседаниях Санкт-Петербургского международного криминологического клуба. Доклад А.В. Швабауэр, посвящённый преступностиведческой оценке цифровизации сферы образования[16], представляется мне глубоким взглядом в суть проблемы. Тезисы доклада Анны Викторовны заставляют размышлять, что позволяет дать прогноз развития ситуации. В преддверии предстоящего обсуждения попробую обозначить некоторые вопросы, представляющиеся мне базовыми. Один из них – чем является цифровая трансформация сферы образования: благом или угрозой?

В течение долгого периода времени отечественное образование сохраняло свою самобытность, считалось одним из лучших в мире. С присоединением России 19 сентября 2003 г. к так называемому Болонскому процессу началась существенная трансформация содержательной и организационной частей российского образования. Результатом этих изменений явились введение многоуровневой системы образования, коренной слом образовательных подходов. Однако это не принесло российскому образованию международного признания. Призванный повысить конкурентоспособность наших вузов финансово затратный «Проект 5-100» также не дал результатов[17], но породил существенное расслоение в системе российских вузов: разделил их на некие «касты».

В качестве положительных моментов присоединения России к Болонскому процессу отметим следующее: интернационализацию сферы образования в части обмена преподавателями и студентами; формирование индивидуальных образовательных траекторий для студентов, которые могут получить за время обучения в российском вузе второй диплом – вуза-партнёра. Чем же является для нашего образования реализация положений Болонского процесса: благом или угрозой? Думаю, ответ неоднозначный.

Пандемия COVID-19 внесла существенные коррективы в процесс трансформации образовательной среды, акцентировала наше внимание на значимости развития цифровых технологий. За период карантина система образования оперативно перестраивалась, переходила на обучение с использованием различных цифровых платформ. Таковое имеет и положительные, и отрицательные стороны.

Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) по итогам проведённого исследования изменений образования в период самоизоляции и карантина выделила основные задачи, стоящие перед правительствами стран при внедрении цифрового обучения, а также подготовила ряд рекомендаций. В их числе установление баланса между цифровым обучением и деятельностью «вне экрана». Отмечается, что перенос офлайн-расписания в цифровую среду может негативно отразиться на здоровье учащихся[18].

 Опыт длительного обучения в период пандемических ограничений с использованием цифровых технологий продемонстрировал нам в качестве отрицательных моментов, помимо негативного влияния на здоровье человека, то, что такое обучение доступно не всем, а только тем, кто способен сконцентрироваться на процессе обучения. По сути, это обучение индивидуальное, ориентировано на тех, кто хочет и может обучаться, и оно совершенно не подходит в том случае, если мы хотим, чтобы образование было всеобщим. Так чем же является использование цифровых технологий в форс-мажорных ситуациях (например, при введении пандемических ограничений): благом или угрозой? Представляется, что ответ также не может быть однозначным.

Цифровая трансформация образовательной сферы является логичным продолжением современного процесса изменения общественных отношений вследствие развития информационных технологий. Будучи неотъемлемой частью общественных отношений, образовательные отношения не могут не видоизменяться. Тем не менее, в силу консервативности сферы образования такие изменения будут происходить не столь быстро.

Современный мир за счёт создания глобальных социальных платформ, направляющих в ту или иную сторону людей, стал хорошо управляемым. Образовательная сфера встроена в эту систему глобального управления. Управлять же малообразованным, неспособным полноценно мыслить и рассуждать абстрактно человеком гораздо проще.

Прогностический взгляд на систему мироустройства и организации общественных отношений будущего представлен в Декларации Мале, принятой 22-26 февраля 2021 г. на IX общей конференции Института проблем глобализации (ИПРОГ). Эта декларация была принята в дополнение к Римской декларации ИПРОГ 2018 г. «Некоторые объективные тенденции глобальной трансформации человечества»[19]. Отмечу, что само по себе управление не является чем-то негативным, если оно осуществляется во благо, соблюдаются права и свободы человека, защищаются моральные ценности. Цифровые инструменты – это всего лишь инструменты, и важно то, в чьих руках они находятся, как их используют. Так чем же является цифровая трансформация образовательной среды: благом или угрозой? Ответ для меня также неоднозначный.

В связи с вышеизложенным важно проводить в России курс, направленный на осознание её гражданами национальной идентичности, формирование национальных социальных платформ, сохранение национальных традиций, культуры, образования, отказ от навязываемых Западом чуждых нам идеологий и ценностей. Необходимо сквозь призму многослойной модели преступности (воронка Д.А. Шестакова) выявлять субъектов планетарного олигархического уровня преступности[20], стоящих за реализацией преступных процессов в образовании, и противостоять их деятельности. Способна помочь в достижении данной цели и предложенная А.П. Даниловым модель шар терпимости[21].

Я надеюсь, что цифровая трансформация российского образования будет вестись с учётом интересов национальной безопасности страны, в т.ч. при этом нам удастся сохранить культурные традиции, национальную идентичность. Выражая поддержку Анне Викторовне за её научное новаторство, смелые идеи, нетрадиционный подход, желаю ей быть услышанной и с нетерпением жду её выступления в нашем Криминологическом клубе!

 

 

Д.Л. Творонович-Севрук (Минск, Республика Беларусь)[22]

Цифровые инновации в системе высшего образования как способ повышения его качества и реакция на глобальные вызовы современности

 

Ознакомившись с содержательными тезисами доклада Анны Викторовны Швабауэр «Масштабная цифровизация образования: криминологический аспект (Статус ситуации, планы и угрозы)»[23] хотелось бы представить своё видение особенностей использования цифровых технологий как инструмента, обеспечивающего сохранение политической стабильности в государстве и контроль над протестной активностью граждан.

Под политической стабильностью понимается «состояние политической системы, характеризующееся наличием необходимых условий и факторов, обеспечивающих сохранение обществом своей идентичности, гражданского мира и согласия на основе достижения баланса интересов различных социальных субъектов и политических сил, своевременного легитимного разрешения возникающих проблем и противоречий в сфере политики с помощью предусмотренных законом механизмов и средств»[24].

Высшие учебные учреждения являются системообразующим социальным институтом. В стенах вузов государство может развивать законопослушность у молодых граждан. В то же время потенциал вузов может быть использован во вред государству, в частности, при провоцировании протестной активности обучающихся[25]. Внедрение в образовательный процесс стратегически выверенных инноваций позволит сгладить озвученные А.В. Швабауэр риски неизбежного перехода к использованию цифровых технологий в обучении.

Криминализация сферы науки и образования неизбежна. С начала XXI века степень информатизации общества всё увеличивается, в том числе в вузах стали массово внедряться разнообразные цифровые технологии. Для оценки угроз от цифровизации образования коротко рассмотрю этапы развития цифровых технологий.

На «начальном» этапе (1960-80 гг.) образовательным учреждениям были доступны простые базы данных, происходило массовое распространение электронной вычислительной техники (ЭВМ) с некоторыми элементами искусственного интеллекта (ИИ), в т.ч. персональной, началось развитие сетей для обмена информацией. На данном этапе цифровые технологии в силу своего слабого развития не могли полноценно использоваться в преступных целях.

Во время «героического» периода (1990-е – 2010 г.) происходило качественное и количественное развитие цифровых технологий. Активно разрабатывалось программное обеспечение, расширялся доступ граждан к сети Интернет. При этом раскрылся скрытый потенциал цифровых технологий: негласный доступ к данным конечных пользователей[26], слежение за людьми.

На «классическом», современном этапе (2010-е гг. – настоящее время) происходит дальнейшее проникновение цифровых технологий, в т.ч. нейросетей, во все сферы жизни граждан, социальные институты и естественно, систему образования. Наблюдается ликвидация приватности индивидов-пользователей сетью Интернет.

Помимо развитых цифровых технологий в образовательном процессе используются различные компьютерные программы (ArcGIS, AutoCAD и др.), создаются системы, исключающие преподавателя из процесса оценки знаний студентов. Создаются алгоритмы, выраженная степень субъективности которых не вызывает сомнения, используемые для тестирования людей.

Рассмотрим некоторые положительные и отрицательные стороны цифровизации в сфере образования. При этом хотелось бы, как гласит известное выражение, «вместе с водой не выплеснуть и ребёнка».

1.            Ответственность за качество образования должна возлагаться на педагогов, которые и дают знания студентам. Преподаватели способны более адекватно, нежели ИИ, оценить уровень знаний обучающихся, увидеть их потенциал. У машины же отсутствуют эмоции, не всё можно измерить с помощью компьютерных тестов. Преподаватель в процессе передачи знаний, общаясь с аудиторией, передаёт элементы своего культурного кода, «заражает» положительными идеями, а ИИ – нет.

2.            Человека, несмотря на всю его «правильность», «позитивность» в отношении студентов, можно завербовать, демотивировать. Однако и ИИ легко запрограммировать так, что в итоге мы получим ряд криминогенных факторов в образовательном процессе, а также снижение его качества, увод исследователей от перспективных научных направлений.

3.            Использование цифровых инноваций полезно для достижения вспомогательных образовательных целей, визуализации образовательного контента, углубления познания в рамках изучаемого предмета, расширения междисциплинарных связей. Так, весной-летом 2020 г. мной были разработаны специальные электронные материалы для прохождения студентами практики[27]. Контроль выполнения заданий должен осуществляться только человеком.

4.            Неоднозначна работа системы «Антиплагиат», используемой для контроля заимствований в научных работах. Она несколько «субъективна» в оценке компиляций, нарративности изложения материала.

5.            Перспективно продолжение работы над созданием цифровых моделей крупных элементов земной коры и государств; обучающих симуляторов и тренажёров с элементами дополненной реальности, помогающих в наработке специальных навыков.

В качестве вывода отмечу: человек должен строго контролировать цифровые инновации. Конкретного индивида можно как поощрить за достижения, так и наказать за нарушения. Необходимо вовремя обнаруживать и пресекать противоправные действия, направленные на подрыв устойчивого развития государства. Слабость ИИ как сложно организованной системы заключается в его сильных сторонах. То, что создано одним человеком, может быть взломано другим, а значит следует всегда помнить об определённом криминогенном потенциале цифровых инноваций.

 

 

С.Ф. Милюков (Санкт-Петербург, Россия)[28]

Образовательная пандемия: очередная волна

 

Доклад А.В. Швабауэр посвящён поистине животрепещущей теме. На наших глазах под личиной модернизации происходит планомерное разрушение начального, неполного и полного среднего (в том числе специального), высшего образования. Заказчик этой общественно опасной деятельности хорошо известен – это глобальная олигархическая власть (ГОВ), о которой давно и смело говорит Д.А. Шестаков[29].

В своих работах, опубликованных в журнале Клуба, я также вскрывал механизмы и катастрофические последствия «образовательной пандемии»[30]. Теперь попытаюсь предложить меры, направленные на оздоровление отечественной образовательной системы. Они предельно просты и не требуют тех гигантских денежных и материальных трат, которые необходимы для продвижения пресловутой «цифровизации».

Перед не желающими или (и) неспособными учиться должны быть поставлены жёсткие барьеры, препятствующие незаконному получению ими документов об окончании школы, колледжа или вуза. Первый барьер – государственный (в подлинном смысле этого слова) экзамен по окончании девяти классов, второй – по окончании одиннадцати классов, третий – по окончании вуза. В состав государственной экзаменационной комиссии (ГЭК) должны входить исключительно учителя (преподаватели) из других школ (вузов). Высшие учебные учреждения для этого должны привлекать специалистов из других регионов.

Эта мера позволит очистить старшие классы школ и вузы от откровенных бездельников, в своём большинстве совершающих преступления и иные правонарушения, в том числе в стенах учебных заведений. Закономерный результат – оздоровление обстановки, прежде всего в школах, возвращение авторитета учителей и преподавателей.

В противном случае против учителей и учащихся систематически будут совершаться преступления, включая тяжкие и особо тяжкие, подобные нападению 11 мая 2021 г. на казанскую гимназию № 175. 19-летний Ильназ Галявиев открыто зашёл в неё с полуавтоматическим карабином Hatsan Escort Ps. Как указывают специалисты, схема данного типа оружия требует от стрелка навыка безупречной дозарядки во время ведения огня: необходимо доставать патроны не глядя, на ощупь из неудобного хранилища – сумки.

Ещё осенью 2020 г. будущий преступник забросил учёбу в колледже (нынешнее название советского ПТУ), затем не явился на выпускные экзамены. Однако у него нашлись десятки тысяч рублей для приобретения оружия и боеприпасов к нему. Он же изготовил и самодельные взрывные устройства повышенной силы. В классе, где им были расстреляны восьмиклассники, не видно следов картечи или дроби. Следовательно, стрелок очень метко вёл огонь, что требует интенсивных тренировок. В результате девять человек погибли, ещё более двух десятков ранены.

Одной из причин подобных злодеяний является преследование (буллинг) отдельных обучающихся другими обучающимися по разным поводам. Виновные в буллинге, как правило, хорошо известны преподавателям и администрации школ, которые вольно или невольно покрывают истязателей. Те и другие ответственности избегают.

Учёба – это напряжённый труд. Он должен оплачиваться уже в старших классах школ, а также в колледжах и вузах. Надо возродить очную аспирантуру, находящуюся сейчас в плачевном состоянии, через выплату обучающимся в ней достойной стипендии. Это сократит сроки подготовки диссертаций, повысит их научный уровень.

Высвобождение людских ресурсов позволит отказаться от массового привлечения мигрантов, что резко ослабит криминогенную обстановку в стране. Сейчас же, по сведениям первого заместителя министра внутренних дел России А. Горового, в стране незаконно находятся 120 тыс. граждан Азербайджана, свыше 61 тыс. Армении, 49 тыс. Казахстана, 115 тыс. Киргизии, 247 тыс. Таджикистана, 332 тыс. Узбекистана, 152 тыс. Украины[31]. А сколько в дополнение к этому числу законно находящихся в России мигрантов?

Для предотвращения напора нежелательных мигрантов следует по примеру бывшего СССР создавать (возрождать) в странах ближнего зарубежья фабрики, заводы и рудники, строить ГЭС и АЭС, прокладывать стратегически важные для нас авто- и железнодорожные магистрали, которые при этом должны оставаться в собственности России. В открываемых там же филиалах авторитетных российских вузов надлежит массово готовить специалистов, лояльно настроенных к нашей державе. Сегодня данный геополитический подход активно применяется КНР.

 

 

Н.И. Кузнецова (Санкт-Петербург, Россия)[32]

Цифровизация образования – скрытая угроза национальной безопасности России

 

Одним из российских трендов последнего десятилетия является цифровизация, т.е. внедрение информационных технологий в управление экономикой, образованием, медициной, другими сферами социальной жизни, государством в целом. Особого внимания заслуживает цифровизация образования.

Поддерживаю выводы, сделанные А.В. Швабауэр[33] о российском образовании, основанные на анализе действующего законодательства, практики его реализации, а также законопроектов. В нашей стране происходит постоянное снижение качества среднего, среднего специального, высшего образования, на что неоднократно обращали внимание криминологи[34].

В России в конце 1990-х – начале 2000-х гг. во множестве открывались юридические, экономические и прочие, главным образом, гуманитарные факультеты в непрофильных коммерческих образовательных учреждениях. Жертвами подобных образовательных экспериментов стали десятки тысяч молодых людей. Формально они повысили свой социальный статус, получив «модные» дипломы юриста, экономиста или менеджера, однако в реальной жизни столкнулись с невозможностью трудоустроиться, занять соответствующее затраченным усилиям и средствам место в обществе. Текущая ситуация усугубляется и практически полным отсутствием так называемых «социальных лифтов».

Как это ни парадоксально, но наше государство повторяет относительно недавний негативный опыт арабских стран, прежде всего, Египта. В этой стране в условиях резкого всплеска рождаемости и многократного увеличения числа молодёжи правящими кругами вместо создания рабочих мест, проведения необходимых реформ в социальной сфере был дан старт образовательной реформе, позволившей миллионам молодых египтян получить недоступное прежде высшее образование. Спустя некоторое время стало ясно, что в данной системе молодёжь не сможет себя реализовать в качестве специалистов. Несбывшиеся надежды и отсутствие перспектив у молодёжи сделало её субъектом революционных событий, получивших название «Арабская весна»[35].

Следует согласиться с выводами Д.А. Шестакова, полагающего, что виновницей в целенаправленном ослаблении отечественной науки и образования является глобально олигархическая власть (ГОВ)[36]. По её заказу проводится «образовательная» реформа. Целями ГОВ выступают: устранение национальных государств и последовательное удаление их из всех сфер жизни общества, в том числе образования. В современной России цифровизация образования усиливает негативную тенденцию – получение значительным числом населения высшего образования. Не случайно А.В. Швабауэр бьёт тревогу по поводу далеко идущих негативных последствий данной реформы.

Цифровизация проводится в дополнение к переходу на дистанционную форму обучения. Крайне негативна трансформация системы образования, проверенной годами, доказавшей свою результативность, в неполноценный суррогат. Нет необходимости повторять, что в некоторых сферах дистанционное обучение просто недопустимо: в спорте, медицине, сфере культуры. Оно подрывает статусы педагога, наставника, учителя, превращая их в «тьюторов» или менеджеров по оказанию образовательных услуг. Угроза национальной безопасности повышается, поскольку отсутствует возможность подготовки полноценных специалистов практически по всем направлениям.

Не буду останавливаться на негативном эффекте, который оказывает привнесённое в отечественную систему образования ЕГЭ, об этом уже достаточно сказано. Образование утрачивает одну из своих ключевых функций – воспитание человека, превращаясь в процесс передачи ему достаточно ограниченного набора компетенций, поверхностных, несистематизированных знаний, слабых навыков.

Цифровизацию (как составную часть насаждаемых дистанционных образовательных технологий) усиленно рекламируют, говоря о том, что она обеспечит доступность высшего образования. Однако это не так. Её внедрение ведёт к разделению общества по признаку социально-экономической принадлежности. В этих условиях нормальное, классическое образование, становится доступным лишь представителям элиты. На долю остальных граждан остаётся лишь эрзац-образование (через Интернет).

 

 

С.А. Мартьянова (Киров, Россия)[37]

«Кликовое» образование: криминологическое осмысление последствий

 

Беседа «Преступность сферы науки и образования», проводимая Санкт-Петербургским международным криминологическим клубом, в рамках которой прошло обсуждение доклада А.В. Швабауэр «Масштабная цифровизация образования: криминологический аспект (Статус ситуации, планы и угрозы)», не может оставить равнодушным ни научного работника, ни преподавателя, ни студента.

Доклад А.В. Швабауэр поражает своей глубиной. Анна Викторовна исследовала с идеологической и правовой позиций основы идущей реформы образования, которая базируется на разработках иностранных организаций, в том числе нежелательных на территории Российской Федерации. А.В. Швабауэр наметила «болевые точки» реформы, в частности, переход к цифровизации образовательного процесса; обозначила ужасающие последствия данных преобразований – уничтожение образования и культуры. Бесспорно, разрушение этих базовых конструкций общества повлечёт за собой утрату Россией государственного суверенитета.

Полагаю, что цифровизация образования является продолжением глубоких, ранее начатых разрушительных процессов, направленных на перевод российского образования в новую систему. В ней мы наблюдаем введение ЕГЭ в школах, платное обучение в вузах, переход на Болонскую систему с её балльно-рейтинговой системой оценивания знаний, обучение аспирантов как обычных студентов. Всё это является катастрофой для образования, а цифровизация лишь подчёркивает сложившийся формализм, бюрократизм, бездушность и ограниченность происходящего.

Нынешняя ситуация в сфере образования аналогична процессам, которые происходили в США на рубеже XX-XXI в. Сегодня педагогических работников оценивают, как менеджера – по эффективности, а не по уровню знаний и любви к своей профессии. Причины, условия и последствия формализации, бюрократизации и цифровизации сферы образования в США исследованы в книге Д. Грэбера «Утопия правил. О технологиях, глупости и тайном обаянии бюрократии»[38]. Грэбер делает вывод о взаимосвязи развития фашизма и формализации, бюрократизации, цифровизации сферы образования.

Результатами вышеуказанных преобразований в Штатах и на Западе в целом стали: разрушение традиционной культуры; появление культуры отмены; потеря национальной, исторической, гендерной, а в некоторых случаях и антропологической идентичности людей; отсутствие у людей собственного мнения о происходящем; многочисленные беспорядки, погромы, увеличение числа террористических, экстремистских и других преступлений ненависти. Разве это не предвестники фашизма?

Д. Грэбер констатирует: суть формализации, бюрократизации и цифровизации сферы образования состоит в обогащении финансового сектора, сросшегося с властьпридержащими. Автор на примерах показывает, что в некоторых случаях новые требования к образовательной подготовке можно охарактеризовать лишь как «откровенное мошенничество». Исследуя направленность технологических изменений, Грэбер доказывает, что и они являются производными от финансовой власти. По его мнению, новая «философия „раскрытия способностей“ утверждает, что мы живём в безвременном настоящем, история ничего не значит, и мы просто создаём мир вокруг нас силой воли. Это разновидность индивидуалистического фашизма»[39].

Читая книгу Д. Грэбера, на ум невольно приходят аналогии с российской действительностью: у нас также сформировался альянс в лице власти и банковского (финансового) сектора, диктующего обществу свои правила, в том числе в сфере образования. В связи с этим, чрезвычайно актуально исследование проблемы глобальной олигархической власти (ГОВ), о которой говорит ведущий криминолог России Д.А. Шестаков[40].

Так как события в сфере российского образования развиваются по аналогии с тем, что было на Западе, то и их результат через пару десятков лет может быть таким же, как в США и других странах Западной Европы, или даже таким, каким его видит Грэбер.

Многие российские криминологи поддерживают идеи о необходимости возврата к традиционному российскому образованию, не усечённому болонскими веяниями, об отказе от тотальной цифровизации образовательной сферы[41]. Будем надеяться, что данные воззрения учёных будут услышаны представителями власти и учтены при формировании стратегии развития российской образовательной системы.

 

 

М.В. Середа (Санкт-Петербург, Россия)[42], В.С. Харламов (Санкт-Петербург, Россия)[43]

Криминогенный потенциал правовых новаций в сфере российского просвещения

 

Во взвешенных тезисах доклада Анны Викторовны Швабауэр убедительно раскрыт деструктивный характер проводимой в России реформы образовательной сферы. В частности, докладчица обращает внимание на документы, ориентированные на «разрушение системы национального образования, … фактическое уничтожение традиционных культурных норм и государства (передача государственных функций глобальным структурам)»[44]. В их числе форсайт-проект «Образование 2030. Дорожные карты будущего», распоряжение Минпросвещения России «Об утверждении методических рекомендаций для внедрения в основные общеобразовательные программы современных цифровых технологий», доклад «Будущее образования: глобальная повестка».

По нашему мнению, негативные факторы, препятствующие развитию российского просвещения, следующие:

1.            Деструктивное бюрократической давление на просветительскую деятельность;

2.            Излишнее вмешательство чиновников в образовательный процесс;

3.            Дискриминационное реформирование науки.

Отметим, разрушительным потенциалом обладает недавно принятый Федеральный закон от 05.04.2021 № 85-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон „Об образовании в Российской Федерации“»[45]. Им созданы препятствия для осуществления волонтёрской и экскурсионной деятельности, работы культурных и досуговых центров, дискуссионных площадок, клубов по интересам, проведения вебинаров.

Специалисты, имеющие отношение к социальной сфере, знают о ключевом современном методе, используемом для решения социально значимых проблем. Он называется «равный – равному» и предполагает обучение людей, столкнувшихся со схожими проблемами, через неформальную передачу знаний между ними. Этот метод широко используется в социальной работе и здравоохранении, применяется молодёжными движениями и самоуправляемыми локальными сообществами. Он позволяет решать самые разные проблемы людей, при этом проявляя солидарность к ним, формируя у них социальную ответственность.

Предлагаемые Федеральным законом от 05.04.2021 № 85-ФЗ способы регулирования просвещения сделают невозможной работу пациентских сообществ, групп самопомощи, неформальных (бесплатных, и значит, доступных) клубных объединений – от любителей цветов до популяризаторов скандинавской ходьбы или робототехники. Фактически перечёркиваются усилия российского общества по вовлечению молодёжи в социально значимую деятельность.

Современные законодательные новации и правоприменение в сфере образования привели к тому, что вмешательство чиновников в образование трансформировало его преимущественно в оказание образовательных услуг, которые стали носить возмездный характер. В результате ограничен контингент получателей указанных услуг. Прежде всего, это касается малоимущих. Получатель образования, как услуги, свою дальнейшую деятельность склонен формировать, исходя из возмездного принципа. Таким образом подготовлена почва для разрыва связей человека с научной деятельностью, в частности, преступностиведением, не восприятия людьми в качестве трудовой сферы науки. В дальнейшем обучавшийся гражданин, получивший рассматриваемое образование, смотрит на профессиональные отношения между людьми через призму сделки: нет возмездности – нет отношений. Такой подход губителен как для просвещения, так и для общества в целом.

В результате проходящего реформирования науки усилилось бюрократическое давление на неё и учёных. Чиновники Минобрнауки России формируют организацию научной деятельности не во благо науки, а во благо чиновничьих нужд. Отсюда постоянно меняющиеся поколения «учебно-методических комплексов», многочисленная отчётность, невероятное бумаготворчество.

 

 

М.А. Коваленко (Санкт-Петербург, Россия)[46]

Виктимизация несовершеннолетних в процессе цифровизации системы образования

 

Происходящие сегодня процессы глубокой трансформации российского образования вызывают серьёзную обеспокоенность и требуют широкого обсуждения, в особенности, с позиций криминологии.

Состояние образовательного процесса уже неоднократно было предметом обсуждения в Криминологическом клубе. Так, С.Ф. Милюков и Д.А. Шестаков обращали внимание на всеобщую интеллектуальную деградацию детей, подростков, в целом молодёжи, связанную с целенаправленной деятельностью определённых сил, направленной на оглупление подрастающего поколения[47].

Доклад А.В. Швабауэр «Масштабная цифровизация образования: криминологический аспект (Статус ситуации, планы и угрозы)»[48] представляет собой детальный анализ законодательства, методических материалов и практик, связанных с образовательной реформой, в результате которого Анна Викторовна выявила ряд криминологических угроз для системы образования.

Поддерживаю выводы А.В. Швабауэр о том, что планируемая реформа несёт в себе большое количество криминогенных последствий, в том числе, ослабляет роль школы как института профилактики преступлений; способствует росту числа киберпреступлений; создаёт преступную систему «социальных рейтингов». Со своей стороны, хотелось бы обратить внимание на проблемы виктимизации несовершеннолетних, спровоцированные цифровизацией образования.

Масштабная цифровизация образования и введение образовательных траекторий является причиной того, что обучающиеся не имеют возможности в полной мере получить представление о картине мира, сформировать целостное мировоззрение. Процесс обучения стал сводиться к получению небольшого набора компетенций, нужных для будущей профессиональной деятельности. Такое обучение приводит к ослаблению мыслительных и творческих способностей, формирует виктимогенные черты: негибкость; некритичность; узость мышления; неспособность к самостоятельным решениям и ответственным действиям; ожидание, что кто-то решит все проблемы и подтолкнет к верному жизненному выбору.

В результате постоянного использования обучающимися современных средств коммуникации резко возрастает риск формирования у них аддиктивного поведения, увеличивается вероятность развития депрессивных состояний, а также усиливается иная зависимость (накрозависимость, суицидальная зависимость). Существуют исследования, доказывающие, что интернет-зависимость увеличивает вероятность развития депрессивных состояний, делает людей вспыльчивыми, провоцирует расстройства аутистического спектра[49].

Современные компьютерные программы могут использоваться для установления местонахождения ребёнка по сделанным им фотографиям. Некоторые программы осуществляют сбор информации о человеке из его электронной почты, с различных сайтов обмена им информацией (соцсетей и др.). Таким образом, формируется досье на ребёнка. Создание «цифровых двойников» учащихся повысит доступность для преступников информации о несовершеннолетних. Хранение личных данных в цифровом виде способствует их утечке с целью последующей продажи. Имеющийся уровень законодательного регулирования цифровой среды не позволяет обеспечить информационную безопасность граждан. Так, по данным ВЦИОМ, 70 % россиян считают, что имеющееся законодательное регулирование «цифрового» пространства недостаточно для гарантии соблюдения их прав и безопасности[50].

С переводом процесса обучения на цифровые платформы и изменением традиционной роли учителя также произойдёт резкое снижение социальных навыков учащихся, т.к. именно в коллективе они получают первоначальные навыки общения, происходят их социализация, формирование как личности. Результаты исследований психического состояния современных детей и подростков показали, что в нынешнем информационном обществе они предпочитают живому общению онлайн-общение. Их отличают высокие показатели социальной тревожности, слабые способности к социальному познанию (пониманию психических состояний другого человека)[51].

У молодёжи наблюдаются социально-политическая инфантильность, склонность к пренебрежению культурой, традициями, моральными нормами. Школьники негативно относятся к таким понятиям, как долг, ответственность, общественная деятельность, при том, что, как отмечает А.И. Долгова, именно в этом возрасте закладываются социальные установки, с позиции которых в дальнейшем воспринимается и перерабатывается новая информация, т.к. именно в школе обучающиеся находятся в условиях усиленного воспитательного воздействия и социального контроля[52].

Для преодоления негативных эффектов цифровизации требуется ориентировать систему образования на базовые духовные общечеловеческие ценности; правовое воспитание подрастающего поколения как необходимое условие построения правового, процветающего государства. Следует формировать у молодого поколения чувства патриотизма, гражданственности, взаимного уважения, ответственности за свои действия. Люди, не связанные общностью восприятия действительности, являются легкоуправляемыми, быстро поддающимися манипулятивным технологиям.

В целях снижения виктимности несовершеннолетних, обусловленной процессом цифровизации, также необходимы: выработка социальных навыков взаимодействия человека с другими людьми; развитие мышления; формирование медиаграмотности (умение работать с информацией, способность критически мыслить, ориентироваться в потоках информации, видеть причинно-следственные связи, выделять нужное и делать выводы).

 

 

А.С. Дашкова (Санкт-Петербург, Россия)[53]

Практические аспекты применения цифровых технологий в сферах образования и правоохранительной деятельности

 

Сегодня делопроизводство в государственных учреждениях в большинстве случаев ведётся в цифровом формате. Вместе с тем, тотальная компьютеризация правоохранительной системы, сфер здравоохранения и образования вызывает многочисленные опасения у криминологов и социологов.

Это обусловлено различными факторами. В части компьютеризации одного из структурных элементов системы МВД – Государственной инспекции безопасности дорожного движения (далее по тексту – ГИБДД) – можно осветить следующие негативные аспекты. В базах ГИБДД содержится огромное количество данных. Их утечка может привести к многочисленным криминальным последствиям. Потеря же этой информации (что зачастую наблюдается при переходе к «облачной» системе документооборота) сильно ударит по гражданам и их правам.

С негативными последствиями цифровых реформ столкнутся, прежде всего, три сферы: здравоохранение, образование, правоохранительная. В докладе А.В. Швабауэр «Масштабная цифровизация образования: криминологический аспект (Статус ситуации, планы и угрозы)»[54] очень чётко, структурированно описаны криминологические проблемы цифровизации образования; даны прогнозы, основанные на детальном анализе законодательства, программ, методик и практик, используемых при проведении реформы образования.

Об «образовательной пандемии» уже немало сказано в стенах Криминологического клуба. С.Ф. Милюков пишет о деградации молодого поколения, являющейся следствием действий заинтересованных в этом сил, желающих создать легкоуправляемое общество[55]. В то же время Х.Д. Аликперов говорит о цифровизации, акцентируя своё внимание не только на отрицательных, но и на положительных её моментах. В частности, использовании электронных систем в правовом поле[56].

Мы видим, что проблема цифровизации актуальна и многогранна, связана со всеми социальными сферами. Современное общество уже не сможет обходиться без технических информационных устройств и хранения информации в электронном виде. Но является ли полный переход к цифровому документообороту панацеей в деле борьбы с бюрократией? А это нам так упорно пытаются доказать. Или же стоит задуматься о возможной техногенной катастрофе?

Говоря о достоинствах и недостатках цифровизации, отмечаемых и в системе образования, и в сфере правоохранительной деятельности, стоит отметить следующее. Несомненным плюсом применения компьютерных технологий является оптимизация процесса синхронизации организационной информации. Однако при этом многие чиновники полностью отказываются от использования бумажных носителей, рискуя стать заложниками в той ситуации, когда возникнуть серьёзные технические неполадки. Не это ли цифровое рабство? К примеру, человек обратился в орган ГИБДД с целью произвести регистрационные действия с транспортным средством, а база «ФИС-М» не функционирует по причине её перегрузки. Итог – услуга недоступна. Или уход от применения зачётных книжек обучающихся в бумажном формате, оставление информации о результатах промежуточных и итоговых аттестаций только в ведомостях, которые впоследствии будут полностью электронными.

А.В. Швабауэр говорит о создании к 2035 г. подобия искусственного интеллекта, управляющего значительным числом социальных процессов, что может негативно сказаться на ситуации в государстве в целом. Солидарна с докладчицей: никакой компьютер не сможет управлять людьми в той мере, в коей им это нужно для адекватного взаимодействия в обществе.

Поддерживаю выводы Анны Викторовны в части её утверждения о том, что использование электронных технологий удобно и полезно, но при условии, что оно ограничено криминологической мерой. Напомню, криминологическая мера – границы, в которых приложение сил, в частности, человеческая деятельность, даёт возможность продолжению здоровой жизни. Криминологическая мера позволяет определить минимальный порог общественной опасности при превышении которого деяние, независимо от усмотрения власти, должно оцениваться как преступление[57].

Наиболее оптимальным решением в плане развития цифровизации станет сочетание электронного и бумажного документооборота, что позволит оптимизировать и ускорить процесс получения гражданами той или иной государственной услуги. Также не следует забывать, особенно применительно к процессу обучения: ничто не заменит психически здоровым людям тактильных и визуальных контактов при получении и обработки ими информации. Например, запись материала шариковой ручкой или чтение текста на бумаге.

 

 

Б.Г. Тугельбаева (Бишкек, Кыргызская Республика)[58]

Некоторые проблемы цифровизации образования в Кыргызстане

 

Риски и угрозы, связанные с внедрением цифровизации как инструмента образовательных технологий, чётко обозначенные А.В. Швабауэр в содержательном докладе «Масштабная цифровизация образования: криминологический аспект (Статус ситуации, планы и угрозы)»[59], универсальны практически для всех государств СНГ, поскольку наши образовательные системы до сих пор идентичны. Различна только скорость проведения такой реформы в наших странах.

В небогатых государствах, к которым относится Кыргызстан, процесс цифровизации идёт медленно. Однако ознакомившись с мнениями участников беседы «Преступность сферы науки и образования», думаю, что для республики это благо: есть возможности избежать некоторых опасных последствий.

В русле обсуждаемой на беседе темы хочу обратить внимание криминологов на ситуации, в которых цифровизация находит всё большее применение:

1. Обязательное прохождение образовательной организацией процедуры аккредитации;

2. Управленческий менеджмент;

3. Участие вузов в многочисленных рейтингах, проводимых различными организациями (национальными и международными).

В Кыргызстане аккредитация отдана на откуп независимым аккредитационным агентствам. Их в республике шесть, в том числе одно с иностранным участием (Education Network). При этом стоимость аккредитации одной образовательной программы составляет около 65–75 тысяч сомов (примерно столько же в рублях). Следовательно, чтобы аккредитовать свои программы вузы вынуждены платить значительные деньги. Как известно, аккредитация привязана к сроку обучения по той или иной программе (2, 4, 5, 6 лет). В результате вузы перманентно находятся в аккредитационном состоянии.

Оплата услуг аккредитационного агентства чаще всего производится из средств, полученных от студентов, обучающихся по контракту. Естественно, аккредитация негативно отражается на качестве обучения, так как отнимает массу времени у профессорско-преподавательского состава (далее – ППС) на подготовку различной документации, объём которой непрерывно растёт, о чём справедливо пишет, например, В.Н. Протасов[60]. Рост расходов вузов на аккредитацию обуславливает сокращение ими финансирования таких статей, как приобретение учебных и методических материалов, необходимого оборудования, программного обеспечения; стимулирующие выплаты персоналу. И, конечно, нельзя отмахнуться от существующих криминогенных рисков самой процедуры аккредитации (недобросовестное проведение тендера, аффилированность, сговор и др.) и неконтролируемого массового сбора персональных данных обучающихся и ППС.

Поскольку Кыргызско-Российский Славянский университет (далее – КРСУ) – это вуз двух государств[61], то он проходит и российскую аккредитацию, причём весьма жёсткую. При этом КРСУ оплачивает очень большую госпошлину. По времени проведения и своему объёму российская аккредитация не синхронизирована с кыргызской, а практически полная цифровизация этой процедуры требует тщательной подготовки документации, загружаемой в «облако». На объяснение каких-либо несоответствий, найденных искусственным интеллектом («пауком» в простонаречии), отводится всего 2 часа. Всё это налагает значительные нагрузки на ППС из числа руководящего состава (завкафедры, деканы факультетов) и административный персонал (далее – АП) университета.

Можно говорить, что такой подход реализуется во всём вузовском менеджменте. На решение вопросов и предоставление любого документа даётся крайне ограниченное время. Не успели или опоздали, значит, в соответствующем реестре получили ноль, который будет кочевать из одного документа в другой, пока «не выстрелит», например, в снижении финансирования каких-либо программ. В этих условиях ППС и АП превращаются в неких роботов. Постоянное же напряжение негативно отражается на их здоровье – и это тоже печальные последствия цифровизации.

Пандемия COVID-19, сопровождаемая перестройкой традиционного учебного процесса и широким использованием онлайн-обучения на различных иностранных цифровых платформах, к сожалению, снизила активность возрастной профессуры. Нередки случаи, когда ведущий профессор и замечательный лектор отказывается от заведования кафедрой и преподавания в целом. Таким образом, можно сделать вывод, что силовыми методами навязать новые технологии невозможно. Надо дифференцировано подходить к их использованию, учитывая при этом навыки и психологический настрой педагогов, их желание и способность работать в ином режиме.

Говоря об участии вузов в рейтингах, следует отметить, что в настоящее время оно проходит, как правило, в цифровом формате и тоже бывает платное. Так, например, в 2020 г. КРСУ участвовал в Независимом рейтинге вузов Кыргызской Республики - 2020, проводимом Независимым агентством аккредитации и рейтинга (НААР) (Республика Казахстан). Участие в рейтинге было строго рекомендовано всем кыргызским вузам Министерством образования и науки КР. При этом за каждую представленную образовательную программу вуз должен был заплатить НААР определённую сумму. В результате вузы, заплатившие за все свои программы, получили по рейтингу наивысшие баллы, причём в преддверии приёмной кампании. Следовательно, цифровые технологии при недобросовестном применении позволяют манипулировать таким важным показателем как рейтинг вуза.

В заключение скажу несколько слов о тех больших трудностях в развитии цифровых технологий в Кыргызстане, которые выявила пандемия COVID-19:

– плохое обеспечение ряда высокогорных территорий новыми коммуникационными системами, Интернетом;

– слабая материально-техническая база систем школьного, средне-профессионального и высшего образования (компьютерная техника, цифровые платформы, современные компьютерные программы на двух языках (русском и кыргызском);

– малое число педагогов, особенно в сельской местности, владеющих современными цифровыми технологиями.

Также следует отметить слабую обеспеченность школьников и студентов мобильными средствами связи, домашними компьютерами и Интернетом. Всё вышеперечисленное отразилось на снижении в текущем учебном году охвата школьников и студентов системой онлайн-обучения, вызвало применение формата гибридного (смешанного) обучения.

Поэтому, несмотря на несомненные достоинства цифровых технологий, полагаться только на них нельзя. Поддерживаю мнение коллег о необходимости установления баланса между цифровым (виртуальным) и традиционным (реальным) учебным процессом. Для ряда специальностей творческого характера и медицинского профиля необходимо сократить первый до минимума.

 

 

Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия)[62]

Ещё раз о криминологии научнообразовательной сферы

 

Нужный шаг в становлении отрасли. Логика теоретического развития и потребности практики сошлись в формирующейся отрасли преступностиведения, а именно в криминологии образования и науки[63].

А.В. Швабауэр в очередном представленном[64] ею в Клубе докладе сосредоточила внимание на плачевном положении, возникшем на почве проводимой в России реформы образования. Докладчица отмечает, что ключевым направлением ныне осуществляемых изменений является широкомасштабная цифровизация обучения[65]. Анна Викторовна стремится дать внедряемым новшествам преступностиведческую оценку.

Ею изучены концептуальные и нормативные документы, а также методические рекомендации, положенные в основу намеченных коренных перемен. Докладчица обращает внимание на то, что стратегическим проектом «Образование 2030. Дорожные карты будущего» предусматривается для России «слом / ликвидация традиционных моделей образовательной системы» в период 2022 – 2030 г. А.В. Швабауэр заключает, что реформа нацелена не только на разрушение системы национального образования, но также предполагает слом традиционных культурных норм и, помимо прочего, передачу от российского государства некоторых функций управления (образованием?) глобальным властям[66].

Преступность реформы образования. По мнению докладчицы, заданное направление реформы ведёт «к разрушению отечественной системы образования, к переводу её под контроль операторов цифровых платформ, подрыву суверенитета страны, причинению серьёзного вреда здоровью и интеллектуальному потенциалу населения, к сегрегации граждан, массовому сбору персональных данных населения, формированию так называемого «профиля гражданина», который даст почву для создания системы «социального рейтинга», манипуляциям в отношении граждан с использованием соответствующих цифровых платформ».

В итоге она приходит к выводу о наличии в направляющих реформу нормативных актах признаков преступного закона. Со своей стороны, напомню, что различаются два вида преступных законов, а именно, преступные в уголовно-правовом (de jure)[67] и криминологическом (per se)[68] смыслах. К сожалению, Анна Викторовна не разъяснила, какой из видов или оба сразу она имеет в виду. Однако это высказанное докладчицей положение, конечно, очень весомо, оно заслуживает самого подробного обсуждения.

В российском преступностиведении обозначено и совершенствуется представление о многоуровневом строении преступности. Этот подход позволяет по-новому связать преступность с порочным «устройством» современного общества. В отраслевой криминологии, т.е. когда мы рассматриваем преступность той или иной общественной подсистемы в целом, применение уровнего подхода становится, на мой взгляд, непременным требованием. В нашем случае не то что желательно, а необходимо задаться вопросом, не связана ли осуществляемая в России ломка образования с планетарно-олигархическим, внешнегосударственным, внутренним олигархическим и внутренним государственными уровнями преступности.

О некоторых рычагах разрушения образования. В.Н. Протасов связывает упадок российского образования с воцарившимся в стране бюрократизмом. Он пишет: «бюрократическая система с целью самосохранения имитирует социально полезную деятельность путём постановки ложных задач, требуя от подвластного субъекта их решения… примером… может быть возложение на преподавателей вузов обязанности составлять никому не нужные, абсолютно бесполезные для учебного процесса „учебно-методические комплексы“, „рабочие программы“ и т.п., объёмы которых исчисляются сотнями страниц, а изменение требований к ним со стороны бюрократического центра – никогда не прекращающийся, перманентный процесс»[69].

Субъекты преступной деятельности. Безусловно значимая заслуга докладчицы состоит в высвечивании ею круга субъектов преступной активности в образовательной области и, прежде всего, в установлении Анной Викторовной того, что злополучная реформа имеет зарубежное происхождение. Ею названы следующие субъекты:

– Всемирный банк, американская некоммерческая организация «Проект гармония», Cisco – производитель и поставщик сетевого оборудования для крупных холдингов и телекоммуникационных компаний, предоставляющий программу электронного обучения в области технологий Интернета;

– Московская школа управления «Сколково», Агентство стратегических инициатив, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», ПАО Сбербанк;

– Инициативная группа, в лице Д. Пескова, П. Лукши и др., занятая продвижением проекта реформы. Не может не тревожить близость членов этой группы к нынешней верховной власти России. Возникает вопрос: власть не осознаёт значительный вред, который нанесён стране перестройкой обучения или она намеренно идёт на снижение просвещённости народа, уменьшение в нём числа знающих умельцев?

Ключевые пожелания участникам беседы. Преступностиведческое обсуждение целенаправленного опущения в России уровня и качества образования не должно выходить за рамки нашей науки. Иначе оно превратится в обывательское словоизвержение. А верными и убедительными выводы родятся лишь при взаимопроникновении общей криминологической теории и отраслевого исследования.

Нам потребуется криминологическая оценка присоединения нашей страны к так называемому болонскому процессу, в результате чего целостная подготовка была расколочена на негодные бакалавриат и магистрат. 

От знатоков уголовного права я бы охотно услышал мнения о наличии или отсутствии признаков состава мошенничества в предпринимательской деятельности, которая развёрнута вокруг информационной системы «Скопус». Порассуждаем, в отношении кого осуществляется обман и злоупотребление доверием?

Нельзя не вернуться и к вопросам о значении качественного усвоения русского языка – разумеется, в тесной связи с отечественной художественной литературой – в средней школе и о развитии нашей речи в самой криминологии[70].

 

 

Фотопредставление беседы Вы можете найти в фотоальбоме Клуба, видеопредставление – в разделе «Наше видео»