Уважаемые коллеги!
Международная беседа «Учение о противодействии преступности – проблема наказания», запланированная на 9 октября 2020 года, по причинам, не зависящим от основного докладчика (обострение конфликта в Нагорном Карабахе), не состоялась в онлайн-формате.
Доклад «Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты)» Х.Д. Аликперова – д.ю.н., профессора, директора Центра правовых исследований (Баку, Азербайджанская Республика) – будет опубликован в № 3 (58) 2020, а его обсуждение – в № 4 (59) 2020 журнала «Криминология: вчера, сегодня, завтра».
Представляем Вашему вниманию выжимку из основного доклада и поступившие отклики.
Х.Д. Аликперов (Баку, Азербайджанская Республика)[1]
Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты)
Анализ существующих на сегодняшний день исследований проблем наказания показывает, что с момента сотворения человека ни в теории уголовного права, ни в криминологии, ни в пенологии, ни в юридической антропологии и т.д. не были предприняты попытки создать объективную метрику наказания. Вместо этого мы придали наказанию несвойственные ему мерности и на этой основе создали ложную правовую константу, согласно которой наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, исправления осуждённого и предупреждения совершения новых преступлений (ч. 2 ст. 43 УК РФ).
В то же время ни в уголовном праве, ни в криминологии и т.д. никогда не ставились и не подвергались публичному обсуждению гипотезы, согласно которым наказание:
1) нечеловекотворный феномен, зародилось не в культурной среде и существовало ещё до сотворения Адама, применяется не только в социуме, но и в естественной среде;
2) преследует ограниченные цели – воздаяние за причинённое зло либо угрозу (попытку) его причинения. Все остальные цели, возложенные законодателем на институт наказания, являются либо фикцией (восстановление социальной справедливости, исправление осуждённого, его перевоспитание) или носят факультативный характер (предупреждение совершения новых преступлений);
3) кара в естественной и культурной среде реализуется в двух темпоральных режимах: либо наступает мгновенно за причинённое зло или в отложенном во времени режиме, который может носить краткосрочный, среднесрочный либо долгосрочный характер;
4) в социуме неотвратимость ответственности за преступление – объективная реальность. Она торжествует над всеми без исключения лицами (невзирая на издержки их нравственных императивов), совершившими преступление, и реализуется посредством ментального либо нормативного воздаяния за причинённое зло.
5) в человеческом обществе не существует преступлений без наказания, так как кара настигает виновного и при уклонении от правосудия, и при неустановлении личности виновного, и при латентных преступлениях, и т.д. Это – кара особого свойства, её нет в уголовном законодательстве ни одной страны мира. Однако она реально существует и применяется не на основе вердикта суда, а налагается на виновного порицающей силой его внутреннего «Я»;
6) для виновного, скрывшегося от правосудия, перманентно навязчивый страх разоблачения и опасения неотвратимости воздаяния (божественного или мирского) за содеянное, подсознательно грызущий его психику, является куда более гнетущей карой, чем узаконенное наказание (синдром Раскольникова);
7) величайшей ошибкой, превратившей храм правосудия по уголовным делам в хлев кривосудия, стало опрометчивое решение, навязанное Советом Европы странам постсоветского пространства, в результате которого суд, санкционируя широкий перечень следственных действий, превратился в незримого сотоварища органов уголовного преследования, в силу чего опосредованно несёт ответственность за их процессуальные решения, осуществлённые с его согласия.
Для устранения столь явного конфликта интересов, влияющего на законность и справедливость решения по конкретному делу, в том числе назначения виновному адекватного наказания и т.д., необходимо освободить суд от указанных функций, тем самым обеспечив его полную автономию от органов уголовного преследования, а вопросы контроля (надзора) за законностью процессуальных действий и решений органов предварительного расследования вернуть в лоно прокуратуры;
8) суд не является карательным органом или пособником заплечных дел мастера, в силу чего не должен назначать виновному наказание. По своему природному эталону суд призван отправлять правосудие и определять виновность или невиновность подсудимого, как это делает суд присяжных заседателей;
9) для назначения законного и справедливого наказания, соразмерного тяжести деяния и личности виновного, необходимы глубокие познания не только в сфере уголовного права, уголовного процесса и т.д., но и, как минимум, в теории прогнозирования поведения осуждённого в процессе отбывания им наказания, пенологии и пенитенциарной психологии. В современном мире ни один судья не в состоянии одновременно быть носителем знаний во всех этих областях науки в той степени, в какой это необходимо для безошибочного определения виновному адекватного наказания;
10) лицу, признанному приговором суда виновным в совершении преступления, наказание и его сроки (размеры) должна определять пенологическая комиссия в соответствии с нормами Общей части УК и в рамках санкции соответствующей статьи его Особенной части с применением электронной системы определения оптимальной меры наказания (сокращённо – «Электронные весы правосудия»).
Если к сказанному добавить и то, что наказание является одним из источников пополнения государственного бюджета, в силу чего: а) многие страны не очень-то заинтересованы в сокращении как числа преступлений, так и осуждённых, б) в наказании кровно заинтересованы отдельные руководители правоохранительных и судебных органов, так как задержанные и арестованные, подследственные и подзащитные, подсудимые и осуждённые служат орудием «распила» бюджета, «золотой жилой» для незаконного обогащения, то становится очевидным, насколько мы далеки от реальной природы наказания.
Увы, эти, как и многие другие, нерешённые сложнейшие вопросы наказания так и остаются тайной, как для теологической,[2] так и для секулярной криминологии.
Ограниченные рамки тезисов доклада не позволяют подробно остановится на каждой из приведённых гипотез. Они будут проанализированы в развёрнутом докладе, с текстом которого читатель сможет в ближайшее время ознакомиться в журнале «Криминология: вчера, сегодня, завтра». Поэтому в тезисах я кратко остановлюсь на анализе лишь некоторых гипотез, вынесенных на суд общественности.
Так, по мнению профессора Шестакова, одна из причин не разработанности многих фундаментальных проблем современной теории наказания кроется в том, что «статус наказания как объёмной, сложной и динамичной системы отношений никак не умещается в статус института уголовного права».[3]
Со своей стороны добавлю, что институт наказания не вмещается и в криминологию, как, впрочем, и другие научные отрасли криминального цикла, хотя за истекшие века масса чернил была пролита учёными, описывающими проблемы поиска разгадки феномена наказания.
Положение в рассматриваемой сфере усугубляется и тем, что проблемы наказания не поддаются исчерпывающему разрешению и посредством межотраслевого подхода, ибо и храм науки при всей его вместительности, увы, не в состоянии аккумулировать в себе все нерешённые вопросы анализируемого феномена, причем, не только в силу его чрезмерной многоликости. И это естественно, так как «научность не есть ни единственный, ни последний критерий истинности».[4]
Поэтому, как бы это ни показалось странным на первый взгляд, в рассматриваемом вопросе свет на некоторые тайные закоулки бытия наказания, пусть и слабый, может пролить художественная литература, в которой проблемы преступления и наказания являются перманентным предметом анализа.
Возьмем, к примеру, всемирно известный роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». В нём рассматриваются отдельные философские, психологические и нравственные аспекты наказания. В частности, затрагивая в книге нравственные проблемы наказания и вопросы его неотвратимости, автор на примере одного из своих героев делает поразительный по глубине и значимости вывод: существование преступлений без наказания нельзя считать издержкой общества или провалом его уголовной политики, так как кара и в этом случае настигает преступника. Так, из сюжетной линии произведения читателю кажется, что наказание за совершённое Раскольниковым двойное убийство наступает с большой временной задержкой. Однако это лишь на первый взгляд. Углубляясь в роман, мыслящий читатель постепенно начинает осознавать, что карающие щупальца возмездия опутали Раскольникова сразу же после совершения убийств старухи-процентщицы и её сестры.
У Достоевского эта кара показана в виде бесконечных душевных страданий и мук, отравленные стрелы которых мучительно больно вонзились в подсознание Раскольникова. А такая кара, как это психологически тонко описано в романе, по силе своего отрицательного воздействия на душевное состояние преступника,[5] по сравнению с узаконенными видами наказания, куда более гнетущая и мучительная, чем, к примеру, обжигающая рубашка Несса...
К сожалению, этот скрытый аспект сюжетной линии романа, в котором столь тонко раскрыты не только глубинные социально-психологические рычаги воздействия наказания на психику виновного самим фактом своего существования, но и подробно описан тот панический страх перед неотвратимостью возмездия за содеянное, насаждаемый самосознающим «Я» преступника, ещё не был предметом специального исследования ни в криминологии, ни уголовном праве.
Мне представляется, что приведённый выше пример из романа Ф.М. Достоевского как бы стучится в дверь современного криминолога и безмолвно призывает его осознать, что без предварительного ответа на подобные проявления бытия наказания невозможно в полной мере уяснить его сущностные черты, открыть ряд запертых врат феномена наказания. Поэтому полагаю, что заявленные выше гипотезы диктуют необходимость ревизии наших знаний о генезисе наказания и его целей.
Нельзя также исключать, что предложенные читателям гипотезы являются той скрытой тропинкой, ведущей к запертой двери истины, открыв которую, мы сможем проникнуть в другой темпоральный мир наказания, где за завесой находится его валидная матрица, увы, пока непостижимая для нас. И вполне возможно, что, ознакомившись с ней (если, конечно, у нас запустится ментальная программа обработки такой специфической информации), мы убедимся, что, к примеру, приписываемые наказанию такие потенциальности, как восстановление социальной справедливости, исправление осуждённого, его перевоспитание и т.д., не являются его функциями, а представляют собой результат банальных стремлений Homo sapiens выдать желаемое за действительное.
Естественно, размышления автора об альтернативной природе наказания не следует рассматривать как претензии на отмену всей предшествующей философии наказания. Нет, это не так.
Вынесенные на суд читателей гипотезы являются лишь леммой, поскольку они ещё не были предметом специального исследования в соответствующих отраслях общественных наук, в том числе и правового цикла.
В силу этого хотелось бы, чтобы предложенные тезисы были восприняты читателями как призыв к переосмыслению устоявшихся взглядов на наказание и выстраиванию новой парадигмы реагирования на преступные проявления.
Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия)[6]
О справедливости искусственного разума (в связи с новой концепцией Х.Д. Аликперова)
Не бойся закона, а бойся судьи.
Пословица
Преступностивед-новатор. Для Санкт-Петербургского международного криминологического клуба большая радость, что именно у нас профессор Ханлар Джафарович Аликперов выступает с юбилейным докладом. Он давно снискал признание научной общественности, в частности, содержательными публикациями, среди которых особо должна быть отмечена монография «Преступность и компромисс» (Баку,1992). Его научное творчество отличается яркой новизной, в нём неизменно присутствует предвидение неизбежного развития законодательства.
Ханлар Джафарович обращает пристальное внимание на IT-технологии, осмысляя возможности их применения в практике противодействия преступности. В Клубе им сделаны два доклада: «Дистанционный контроль над преступностью: допустимость, возможности, издержки» (09.12.2016) и «Электронные весы правосудия» (15.02.2019).
На этот раз он предлагает нашему вниманию систему своих взглядов на феномен уголовного наказания, его антропологические, философские и правовые аспекты [1].
Наказание в «модели» мироустройства. Ханлар Джафарович полагает: наказание – нечеловекотворный феномен, оно зародилось не в культурной среде и существовало ещё до сотворения Адама, применяется не только в социуме, но и в естественной среде.
Высказывание это представляется мне очень значимым, оно безоговорочно мною принимается. Думается, что феномен наказания заложен в самом идеале (в модели) мироустройства, сотворённой высшим разумом прежде её материального воплощения. Не верю я в саморазвитие материи вне предварительного разумного плана, саморазвитие, которое привело к столь разительным результатам как живой мир. В нём работают две основные принципиальные схемы «устройства»: 1) для растений, 2) для животных. Обе схемы взаимно согласованы идеей взаимосвязи животного и растительного полумиров.
Наказание создано как одно из орудий мироустройства, по крайней мере, его общественной (в том числе и у живущих семьями и сообществами животных) составляющей. Да, этот инструмент заложен до появления человека и человеческого общества. Очень важная констатация докладчика. Полагаю, что человек – марионетка, изготовленная для выполнения предписанной свыше программы. В устройство этой управляемой игрушки, как и в устройство других, более примитивных животных – внедрены стимулы деятельности: им даны ощущения удовольствия и боли. Эти противоположные стимулы, орудия управления, использовались в природе задолго до сотворения человека.
И здесь вынуждено повторюсь, ещё раз подчёркивая значимость сакральной постановка вопроса. В преступностиведении лично для меня она главенствующая. Потребительский материализм, который проявляет себя в смешной погоне за комфортным благоустройством (дом, машина, нескончаемые бессмысленные путешествия), оторванный от осознания мимолётности жизни человеческой, разрушает личность. Он способствует деградации экономики, создаёт питательную почву для бесчеловечной, в том числе мировой, политики.
Иными словами, потребительская устремлённость криминогенена. Бесчеловечная же политика многогранна, помимо прочего она проявляется в развязывании войн, во многом другом, в том числе во время от времени обостряющейся жестокости уголовного наказания.
Основополагающая мысль. В своём новом докладе профессор Аликперов продвигает ранее разработанную им доктрину, именуемую электронными весами правосудия (далее: ЭВП). Она обнародована им в Клубе на прошлогодней февральской беседе [2, с. 13–22], и получила высокую оценку специалистов.
Главная же идея нынешнего доклада Ханлара Джафаровича высветилась мне так. Он полагает изъять задачу определения меры (вида и размера) уголовного наказания из деятельности суда, передав её ЭВП. При этом, согласно замыслу докладчика, за судом должна быть безусловно сохранена важнейшая задача уголовного правосудия, а именно решение вопроса о виновности.
Теперь профессор предлагает ввести некое связующее звено (посредника) между судом и ЭВП, а именно пенологическую комиссию. Она, насколько я понял из тезисов доклада, должна будет определять – с применением ЭВП – лицу, признанному судом виновным в совершении преступления, вид наказания и его размер.
Иными словами, приговор, по крайней мере, в итоговой его части, где назначается мера наказания, будет выносить (подписывать!) всё-таки не машина, а председатель комиссии. Так или иначе, без участия человека не обойтись: он будет вносить в машину данные, полученные в ходе судебного разбирательства, если я правильно понял, оценивать законность и справедливость меры, которую предложит машина.
Но мне на сей день неясно, почему этим человеком должен быть кто-то другой вместо разбиравшего дело судьи? Хотелось бы получить на этот счёт разъяснения уважаемого докладчика.
Вместе с тем, как я высказывался и прежде, у меня не вызывает сомнения то, что ЭВП может стать важным подспорьем в уголовном судопроизводстве. Считаю, прав будет законодатель той или иной страны, если он предпишет суду, чтобы он при вынесении приговора принимал во внимание проект наказания, выдаваемый разумом ЭВП.
Всеобщая оцифровка в целях мирового управления. В данном разделе предложу читателю лишь гипотетические рассуждения. Они требуют дальнейшего осмысления и проверки.
Прежде (2016) мной высказывалось предположение: глобальная олигархическая власть (ГОВ) постарается изъять у населения планеты определяющую часть самостоятельного рассудка и переместить её в IT-устройство: искусственный мозг, разум (ИР). Устройство – достаточно объёмное и скоростное для того, чтобы быть всемирно действующим.
Такое сооружение, как будто бы, уже создано и готово к использованию. Пока оно по потребительским качествам ещё, конечно, далеко не совершенно, но для первых шагов пригодно. Далее перед ГОВ возникают две задачи. Во-первых, подключить к устройству исполнительную власть государств в лице их правительств, министерств и других ведомств, а также, что важно для настоящей клубной беседы, власть судебную. Во-вторых, – по мере возможности, поголовно – вживить в тела людей чипы. Эти приёмники поступающих от ИР команд задумано установить под разными предлогами, такими как, например, контроль состояния здоровья или предупреждение преступлений.
Вот почему существует угроза попадания ЭВП (этого замечательного подспорья правосудия) в ловушку ГОВ и превращения его в рычаг преступной деятельности. В текущем 2020 году всемирная оцифровка управления пошла с невиданной прежде скоростью – отчасти под влиянием планетарной затеи запустить в мир коронавирус (COVID-19).[7]
Тут надо отметить успешную работу российской внешней разведки. Похоже, ей удалось своевременно раскрыть пред верховной властью страны заготовленный за рубежом сценарий. СМИ раздувают страсти по поводу неведомого заболевания. Далее следуют всемирная паника – вынужденное приостановление хозяйственной деятельности и образования – подключение всех и вся к машине тотального управления.
На разведданные, поступившие ещё до вспышки эпидемии этого необычного гриппа, президент отреагировал тем, что назначил главой правительства владеющего IT-технологиями Мишустина. И тот немедля взялся за срочный перевод руководства страной «в цифру». С одной стороны, это обеспечит усовершенствование российской управленческой деятельности, прежде всего в интересах обороноспособности и защиты внутренней, увы, олигархической власти от власти олигархии мировой. С другой стороны, повысит опасность – в будущем, при смене руководства страны – опасность слияния внутренней власти с властью мировой.
Любопытно, что в злоупотреблении использованием ИР возникает опасность и для самой ГОВ. Предположим, развитие IT-техники достигнет такого уровня, на котором машина осознает свою самость, а вместе с тем и свои собственные интересы. Тогда она постарается подмять управление миром под самоё себя. И тут возможна схватка между ГОВ и властью искусственного разума.
Короче говоря, отношение к ЭВП надо вырабатывать в свете более широких преступностиведческих, экономических, политических и пр. представлений. Тут уместно вспомнить об «умеренной нетерпимости», которую А.П. Данилов предлагает против возникающих угроз обществу [3, с. 33]. Обращаться с ЭВП – сим ценным изобретением – надо с чрезвычайной осторожностью.
Предназначение уголовной ответственности. Профессор Аликперов высказывает понятное и верное по существу неприятие трёх известных «целей наказания», указанных в ч. 2 ст. 43 УК РФ. Мною эти «цели»[8] многократно оспаривались и выдвигались три новые, принципиально другие.
Согласно представлениям Ханлара Джафаровича, в человеческом обществе «неотвратимость ответственности за преступление – объективная реальность. Она торжествует над всеми без исключения лицами, совершившими преступление, и реализуется посредством ментального либо нормативного воздаяния за причинённое зло». По его словам, «не существует преступлений без наказания, т.к. кара настигает виновного и при уклонении от правосудия, и при неустановлении личности виновного, и при латентных преступлениях, и т.д.» Применительно к ментальному воздаянию, докладчик вводит пояснение: «кара… налагается на виновного порицающей силой его внутреннего «Я»».
Профессор полагает, что наказание (очевидно, институт наказания по своей природе) «преследует цели – воздаяние за причинённое зло либо угрозу (попытку) его причинения». По существу, он усматривает в феномене наказания единственное предназначение, а именно, кару, с чем я не могу согласиться.
Кара – это причинение страдания за нарушение запрета: «Мне отмщение и аз воздам». Но разве дополнительные страдания нужны мироустройству? Для чего? Ему требуется выполнение живыми существами установленных правил. Вот почему предназначение наказания в мире как у животных, так и у людей мне лично видится не в целенаправленном мучительстве, но в регулировании их поведения.
А посему мною уже давно предлагается перенести на российскую почву и установить в Уголовном кодексе РФ следующие функции: 1) удержание лица, совершившего преступление, от возобновления подобного (функция защиты человека), 2) реституция (восстановление положения потерпевшего), 3) ресоциализация виновного (налаживание положительных связей с обществом) (2003). Вместе с развитием учения о преступности меняется и представление о том, каким идеалам должна служить реакция общества на неё. Вопреки постлиберальному проамериканскому упадку нравов, полагаю, что ответ общества преступности должен очеловечиваться, возвращаясь к исторической тенденции постепенного смягчения [9, с. 13]. Как пишут Салман Умарович и Милана Салмановна Дикаевы, «наказание за преступление должно быть сопряжено с последующей всемерной помощью со стороны государства лицу, отбывшему наказание, до приведения его в состояние безопасности» [4, с. 43].
Суд ли должен назначать меру пресечения? А.П. Аликперов крайне отрицательно расценивает то, что в странах, ранее входивших в состав СССР, санкционирование широкого круга следственных действий передано от прокуратуры судам. Такое следование западноевропейским стандартам он называет величайшей ошибкой и замечает: «суд… превратился в незримого сотоварища органов уголовного преследования».
Сказанное звучит весьма убедительно. В самом деле, например, назначение судом в виде заключения кого-либо под стражу в известной мере связывает суд. Причём, не только в тех имевших место кричащих случаях, когда уголовное дело попадает на рассмотрение тому же судье, который ранее постановил арестовать будущего подсудимого. (При таких обстоятельствах может возникнуть едва преодолимое желание подтвердить правильность принятого ранее решения). Но и тогда, когда меру пресечения назначил другой судья, нельзя исключить побуждений судейской солидарности.
Позднее при разбирательстве дела суд волей-неволей начинает тяготеть к выбору лишения свободы в качестве вида наказания, дабы не бросать тени на правильность предшествующего решения о мере пресечения и, уж во всяком случае, суд стремится избежать оправдательного приговора.
Отметим, что в России, согласно ч. 2 ст. 29 УПК, на стадии предварительного расследования на основании судебного решения производятся процессуальные действия, ограничивающие конституционные права и свободы граждан (ряд мер пресечения и иных процессуальных действий). Здесь обсуждается вопрос о введении института следственного судьи, в компетенции которого было бы рассмотрение ходатайств о производстве следственных действий, об избрании и продлении мер пресечения, рассмотрение жалоб на действия, бездействие и решения органов предварительного расследования и дознания, депонирование доказательств [7]. Речь идёт о судье, который, разрешая вопросы о мерах пресечения, не принимал бы участия в дальнейшем разбирательстве дела по существу. В государствах постсоветского пространства (например, в республиках Казахстан, Молдова) институт следственных судей внедрён.
Профессор же Аликперов выступает за возвращение прокуратуре контроля (надзора) за законностью процессуальных действий и решений органов предварительного расследования. С ним следует согласиться, во всяком случае, в отношении принятия решений о заключении под стражу.
Витающий на Мойке дух Достоевского. Фёдор Михайлович называл Петербург «самым фантастическим», «самым отвлечённым и умышленным городом». В уголке той части фантастического города, которую именуют Петербургом Достоевского, примостился Криминологический клуб. Дух Достоевского витает здесь. Нам без него никак… Ханлар Джафарович, обладающий тонким восприятием, не может этого не ощущать. Возможно поэтому он в своём докладе, представляемом преступностиведам на Мойке, обращается к творчеству Фёдора Михайловича. По словам Аликперова, в «Преступлении и наказании» описан «панический страх перед неотвратимостью возмездия за содеянное, насаждаемый самосознающим «Я» преступника». И далее профессор рассуждает: «…для виновного, скрывшегося от правосудия, перманентно навязчивый страх разоблачения и опасения неотвратимости воздаяния (божественного или мирского) за содеянное, подсознательно грызущий его психику, является куда более гнетущей карой, чем узаконенное наказание (синдром Раскольникова)».
Искренне скажу, что присутствие в Клубе – пусть и незримое – Родиона Раскольникова на пару с его создателем всегда приветствуется. Ведь его образ весьма значим для преступностиведения, в особенности, петербургского. Как и сегодняшний докладчик, он тоже первооткрыватель, но не только в нашей области знания, но и в философии. Ведь он предвосхитил порождённых Фридрихом Ницше Заратустру и Антихриста! Глубокий исследователь мировой литературы Д.С. Мережковский говорил, что Раскольников представляет собой тип русский, причём, совершенно петербургский, обладающий необузданно-мятежным аристократизмом [8, с. 114–64].
Русский, замечу от себя, потому что его преступление бескорыстно,[9] петербургский оттого, что оно фантастично. Своеобразно бескорыстная мотивация свойственна природе русских. (У меня складывается впечатление, что спасительная[10] черта, а может быть, глубинная сущность русского человека состоит в подсознательном пренебрежении материальными условиями жизни перед идеей сбережения самобытности и независимости народа в целом).
Убийство старухи процентщицы и её сестры, совершённое, кстати, неподалёку от Клуба – идеалистическое убийство. Оно не вмещается даже в мою «воронку преступности», находясь по ту сторону её. Любопытно криминологическое рассуждение Мережковского: Раскольников, первый из людей, «выдумывает» и совершает действительно небывалое, неведомое в мире, новое преступление, такое, какого никто и никогда не совершал до него, преступление нового порядка нравственных измерений (которое своею всеобъемлющей отвлечённостью относится к прежним частным преступлениям приблизительно также, как в математике логарифм относится к числу) – преступление для преступления – без расчёта, без цели, без страсти, по крайней мере, без страсти сердца, только с холодною, отвлечённою страстью ума, познания, любопытства, опыта» [8, с. 145].
Вместе с тем, в самом криминологическом из романов Достоевского переживания Родиона Раскольникова, возникшие после совершения им двойного убийства, не сводятся лишь к страху ответственности, они представлены в романе несколько иначе… Как отмечал упомянутый Мережковский, для Раскольникова «нет большего ужаса и омерзения, чем чувствовать себя человеком, как все. Он ведь и убил для того, чтобы переступить за черту, которая отделяет героя от негероев, чтобы самому себе доказать, что он – человек, а не «вошь»» [8, с. 123]. После убийства старухи процентщицы и её сестры он мучился не страхом перед наказанием (и, раумеется, не раскаянием).[11] Родион сокрушался: «…я не Наполеон… Потому-то я окончательно вошь, – прибавил он, скрежеща зубами, потому что сам-то я… заранее предчувствовал, что скажу себе это уже после того, как убью! Да разве с этим ужасом что-нибудь может сравниться! О, пошлость!...» [6, с. 286].
К теме беседы в Клубе, воспламеняющейся вокруг доклада Аликперова, непосредственное отношение имеют воззрения Достоевского на уголовное наказание. Писатель, в частности, доходчиво и убедительно выступил против смертной казни, в том числе, устами князя Мышкина: «Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничее… Нет, с человеком так нельзя поступать» [5, с. 26–27].
Итог. Таким образом, профессор Аликперов в своём юбилейном докладе изложил стройную, во многом новую концепцию. Она вносит заметный вклад в преступностиведение. Вот что в ней, на мой взгляд, особо значимо.
Докладчик выдвинул положение о «нечеловекотворной» природе явления наказания, о том, что оно возникло до появления на свете людей и, следовательно, подчиняется неким общим закономерностям, выходящим за пределы внутреннего общественного устройства. Для успешного правового регулирования вопросов уголовной ответственности следует с этими закономерностями считаться.
Профессор открывает новый этап осмысления возможностей искусственного разума для применения его при вынесении судебных приговоров.
Он вносит вклад в критику законодательно установленных «целей наказания» и разработку принципиально нового к ним правового подхода.
Высказанные в докладе суждения весьма полезны для осмысления того вреда, наносимого правопорядку государств постсоветского пространства, который исходит от навязанной из США «двунаправленной модели» уголовной ответственности.
От имени Клуба и, конечно, от себя самого я душевно поздравляю Ханлара Джафаровича с наступающим семидесятилетием, благодарю его за качественный доклад и желаю здоровья, радостей и дальнейшего плодотворного творчества.
Константин Викторович Корсаков (Екатеринбург, Россия)[12]
Новая парадигма пенологического знания
Феномен наказания не случайно считается неким «мысом Горн» в науке уголовного права и криминологии, на протяжении сотен лет привлекающим к себе пытливые взоры самых известных и выдающихся их представителей, к которым примыкают не менее маститые и крупные философы, психологи, социологи, педагоги, этики: Кант, Маркс, Дюркгейм, Фрейд, Гегель, Фромм, Ленин и многие другие. О наказании написано огромное количество работ: научных, публицистических, художественных, причём как в прозе, так и в стихах. Ценители поэзии вспомнят написанную в 1910 году Александром Блоком поэму «Возмездие» и, конечно, бессмертные строки Булата Окуджавы:
«За всё платить приходится жестоко,Всё остальное – суета и прах:За чёрный камень, брошенный в пророка,За слёзы на его похоронах». Однако наказание всё равно продолжает быть овеянным ореолом тайны, к разгадке которой мы, быть может, только подходим. Тема наказания красной нитью тянется через всю историю человечества, а оно, согласно не только христианскому вероучению, но и многим мифам и языческим культам, возникло в результате прегрешения и наказания за него.[13]
Значение наказания в нашей истории огромно: именно оно продолжает уберегать людей и общество в целом от истребления, гибели и исчезновения ещё со времён его юности – эпох дикости и варварства, когда во спасение себя социум употреблял самые жестокие, беспощадные и негуманные методы, по весьма меткому замечанию Норбера Рулана нацеленные «не на то, чтобы разрушить жизнь, а больше на то, чтобы заставить уважать её».[14]
И сейчас проблематика наказания порождает самую ожесточённую полемику, напряжённые споры, дискуссии и острые вопросы, диапазон которых простирается от частых и вполне понятных нам: «А почему убийце дали всего шесть лет!? Почему в нашей стране так мало ценится жизнь человека? Кто вообще придумал такую санкцию за убийство? И почему такую?» до граничащих с упражнениями в метафизике: «А не прекратить ли нам наказывать вообще? Ведь тюрьма не исправляет, а портит людей. И обществу один лишь вред. Как писал ещё старик Биндинг: "меч уголовной репрессии – это меч без рукояти, который наносит раны тому, кто им действует"». С этой красивой метафорой Карла Биндинга, наверное, трудно не согласиться, но не лишним будет напомнить, что она принадлежит человеку, получившему известность за работу «Разрешение на уничтожение жизни, недостойной жизни». В ней он писал, что «дебилы не имеют права на существование, и их убийство – это справедливый и полезный акт».
В связи со всем сказанным выше, вопросы, поставленные Х.Д. Аликперовым, и ответы, данные на них, видятся нам не только чрезвычайно важными и нужными, но и, что самое главное, проливающими свет на загадку уголовного наказания, приоткрывающими плотную завесу его великой тайны. Выражаясь образно, можно сказать, что Ханлар Джафарович, полагаясь не на истины авторитетов, а лишь на авторитет истины, побрызгал на, казалось бы, уже исследованную вдоль и поперёк, изъезженную, замшелую, заскорузлую и «мёртвую» в эвристическом плане тематику «живой водой». И она заиграла яркими, живыми и доселе невиданными красками и бликами, вновь приковывая к себе утерянное на какое-то короткое время внимание.
Мы полностью согласны с автором тезисов доклада в том, что современная пенологическая матрица несовершенна, ущербна и однобока. Она в каком-то смысле зашорена, закупорена и находится под гнётом довлеющих над нею догм и научных мантр. Уголовное наказание не может и не должно преследовать цели «исправления осуждённого и предупреждения совершения новых преступлений». Даже неспециалист углядит в этих законодательных намерениях и интенциях скрытое лукавство.
Известный пенолог и юрист Франц фон Лист, говоря о судьях, подчёркивал, что «один и тот же человек не может и не должен одновременно и карать, и воспитывать». Добавим к этому выводу, что, как воспитание (перевоспитание), так и исправление (перерождение или, как любили говорить в коммунистическое время, «перековка») человека к наказанию не имеют никакого отношения. Уголовная практика полна примеров того, когда люди, безмерно и часто наказываемые в детстве и отрочестве с целью «исправить» и «воспитать», превращались потом в моральных калек, подонков, садистов, маньяков и серийных убийц. А последнюю точку в их непутевой и исковерканной домашним насилием жизни часто ставило и ставит опять же наказание – смертная казнь (в странах, где она использовалась и используется – СССР, США, Китай, Япония, Белоруссия и др.).
Полагаем, что по-настоящему, подлинно исправить, «переродить», заставить прозреть негодяев и злостных преступников могут лишь методы, помещающие последних в т.н. «пограничные ситуации» (Grenzsituation) и используемые «Конструктором» в американском хорроре «Пила», но они далеки от реальной жизни и являют собой плод художественной фантазии.
Нами всецело разделяется авторитетное мнение Х.Д. Аликперова о том, что наказание «преследует ограниченные цели: воздаяние за причинённое зло либо угрозу (попытку) его причинения. Все остальные функции, возложенные законодателем на институт наказания, есть фикция». Также верным мы считаем следующий его тезис: «субъектами воздаяния за зло являются все виды живых организмов, обитающие в природной среде (представители фауны и homo sapience) и обладающие инстинктом самосохранения». Ведь он подтверждается умозаключениями как теоретиков, в частности, беспочвенно затравленного обвинениями в нацизме лауреата Нобелевской премии по физиологии и медицине этолога Конрада Лоренца, так и «практиков»: например, братьями Эдгардом и Аскольдом Запашными, а равно многовековым житейским опытом. Нам хорошо памятен рассказ старожилов уральской глубинки о том, как один гость, ночевавший у деревенских жителей в доме, беспричинно ударил плетью их кота, после чего уехал восвояси и вернулся к ним на постой лишь спустя год. Когда ночью он лёг спать и заснул, побитый им кот прыгнул на него с печи и впился когтями в лицо, после чего один глаз охальника перестал видеть.
Добавим, что не только животные, но и вся природа в целом, наша планета Земля наказывают человека глобальным потеплением, высокой радиацией, озоновыми дырами, стихийными бедствиями и разного рода катаклизмами за его издевательства над ними.
Нельзя не приветствовать смелые и меткие указания Х.Д. Аликперова на реалии, вскрытые и описанные также в трудах Нильса Кристи, Хельмута Кури, Я.И. Гилинского и др., а именно, что современное уголовное наказание является одним из источников пополнения госбюджета, и потому «многие страны не очень-то заинтересованы в сокращении как числа преступлений, так и осуждённых, а в наказании кровно заинтересованы отдельные руководители правоохранительных и судебных органов». Это действительно так. И если Глеб Жеглов сетовал и досадовал: «…А вся правда состоит в том, что я, сильный и умный молодой мужик, трачу свою жизнь на то, чтобы освободить наш народ от таких смрадных гадов, как ты!», то современных, разбогатевших до нескромных пределов квази- и псевдожегловых их «нелёгкая учесть» очень устраивает. Жизнью они довольны и «мозолить руки» в «народном хозяйстве» или «на производстве» не хотят.
Габил Сурхаевич Курбанов (Баку, Азербайджанская Республика)[15]
Десять гипотез, указывающих пути к истокам наказания
На суд криминологической общественности представлены узловые положения учения, разработанного профессором Х.Д. Аликперовым, о неизведанных гранях феномена наказания. В положениях даны принципиально новые ответы на многие вопросы теории наказания.
Несомненно, эта масштабная научная доктрина, вносящая кардинальные коррективы в наше представление об истоках наказания, нацелена в будущее, адресована криминологам завтрашнего дня. Я не оговорился. Именно им, так как многие представители сегодняшней плеяды преступностиведов, скорее всего, не смогут воспринять этот Органон познания наказания в силу крепко укоренившихся правовых воззрений и парадигм в рассматриваемой сфере, мешающих им осмыслить суть предложенных идей.
Поэтому, возможно, заклеймив выдвинутые гипотезы, они просто отметут их. При этом в качестве довода невосприятия предложенного концепта, как обычно, станет сакраментальный аргумент чеховского персонажа Василия Семи-Булатова: «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».[16]
Однако, как видно из содержания тезисов доклада, в нём достаточно внятно показано, что «то, что быть не может, со временем может быть». Ведь, как говорится, «всё течёт, всё меняется», в силу чего нет ни одной вечной формы: любая из них рано или поздно разрушается и заменяется новой. Словом, чтобы понять суть выдвинутых Ханларом Джафаровичем гипотез, являющихся, на мой взгляд, сингулярностью новых подходов к теории наказания, необходимо предварительно освободиться от скрепов накопленных ранее нормативно заданных знаний и устоявшихся парадигм наказания.
За последние три десятилетия это пятое по счёту фундаментальное учение, разработанное профессором Аликперовым. Не углубляясь в их содержание, отмечу, что каждое из них, как показывают результаты презентаций учений на различных международных форумах, является неоценимым вкладом автора в теорию уголовного права и криминологии.
Речь идёт, прежде всего, о нашумевшей в начале 1990-х годов теории компромисса в борьбе с преступностью, вызвавшей переполох среди учёных и практиков. Тогда многие из них клеймили Ханлара Джафаровича за столь невиданную дерзость: как смеете предлагать партии и правительству идти на компромисс с преступником? Но прошли годы, и идея компромисса нашла своё признание как среди учёных, так и у законодателя. Сегодня учение о компромиссе воплощено в уголовном законодательстве многих стран, а вчерашние сердитые оппоненты стали превозносить профессора Аликперова и хором петь ему осанны со страниц юридической литературы.
Затем была разработана доктрина «Феномен эксклавной преступности» (2014 г.), выделяющаяся своей глубиной и масштабностью, новизной и неординарностью выводов. Автор впервые в теории криминологии установил, что на отдельных эксклавных территориях (в том числе урбанизированных) преступность имеет ряд ранее не изученных особенностей, не присущих ни структуре, ни динамике преступности в других странах. В частности, как показано в «эксклавной преступности» профессора Аликперова, одной из принципиальных особенностей преступлений, регистрируемых на таких территориях, является то, что здесь преступность отличается супернизким уровнем, в силу чего в них число ежегодно регистрируемых преступлений не превышает 3–4 в расчёте на 100 тыс. населения. При этом в некоторых районах эксклавной территории в течение многих лет количественные показатели зарегистрированных преступлений стабильно держатся на нулевой отметке.
За феноменом эксклавной преступности последовала теория глобального дистанционного контроля над преступностью, представленная Ханларом Джафаровичем на суд юридической общественности в 2016 году. Внедрение данной разработки в деятельность правоохранительных органов в состоянии сократить преступность более чем на одну треть, обеспечить круглосуточный дистанционный контроль за каждым без исключения ранее судимым лицом (отслеживая их местоположение посредством системы GPS), решить проблемы латентности преступлений, «неочевидного преступления».
В начале 2019 года профессор Аликперов обрадовал своих коллег по научному цеху новой разработкой – электронной системой определения оптимальной меры наказания (сокращённо – «Электронные весы правосудия»), которая, по заключению учёных-экспертов из пяти стран СНГ, является уникальной технологией, не имеющей аналогов в мире. Этот вывод подтверждается и свидетельством о государственной регистрации «Электронных весов правосудия», выданным автору 15 мая 2019 года Федеральной службой по интеллектуальной собственности РФ.
И вот, 8 января 2020 года на сайте Санкт-Петербургского международного криминологического клуба появилось объявление о презентации нового учения профессора Аликперова: «Неизведанные грани феномена наказания». Знакомство с тезисами доклада, который Ханлар Джафарович планирует сделать 9 октября 2020 года в Клубе,[17] показывает, что выдвинутые им десять гипотез о генезисе наказания в состоянии совершить переворот в теории уголовного права, пенологии и криминологии. Этот вывод основан на оценке проведённых докладчиком исследований, указывающих на несостоятельность многих парадигм, господствующих в теории наказания.
Вызывает восхищение логика авторской мысли, посредством которой в тезисах доклада отражена суть выдвинутых гипотез: всё разложено «по полочкам». Благодаря этому читателю без труда становятся ясны сущностные черты и потаённые особенности наказания. Приведённые эмпирически обоснованные аргументы не оставляют места для сомнений в достоверности полученных результатов. К примеру, «наказание – не человекотворный феномен, оно зародилось не в культурной среде, существовало ещё до сотворения Адама».
Естественно, предложенные гипотезы не могли из ниоткуда в один миг возникнуть в том довольно развитом виде, в каком они представлены читателю. Мне представляется, что данные идеи – это плоды таланта и самобытности их автора, умноженные на многолетний труд над каждым из этих учений, сотни бессонных ночей, занятых работой, направленной на формирование концепций, шлифовку текста рукописи, проверку фактов и цифр.
Разобравшись в сущностном содержании тезисов доклада, становится очевидным, что настало время масштабной инвентаризации господствующих в теории уголовного права парадигм и воззрений о генезисе наказания, его целях, задач и функций, возможностей в противостоянии преступности. Социальная обусловленность такой системной ревизии давно стучалась в дверь криминологов: «современная пенологическая матрица несовершенна, ущербна и однобока, находится под гнётом довлеющих над нею догм и научных мантр».[18]
К сожалению, рамки отклика не позволяют остановиться на анализе всех гипотез, поэтому остановлюсь лишь на некоторых из них. Мне импонирует ранее нигде не озвученная гипотеза, постулирующая, что наказание реализуется не только в социуме, но и в естественной среде, является инструментом защитной реакции организма на боль или страх, что присуще не только Homo sapiens, но и многим видам фауны. Я полностью поддерживаю эти выводы профессора Аликперова, хотя, честно говоря, при первом приближении одни из них шокируют, другие кажутся фантомными, в силу чего отторгаются внутренним «Я». Но пример, приведённый в отклике на тезисы доклада доцентом К.В. Корсаковым, не оставляет сомнений в достоверности этих выводов автора. Константин Викторович описал, как кот спустя долгое время воздал по заслугам своему обидчику-охотнику.[19]
Похожий эпизод мы можем найти в известном романе Ч. Айтматова «Плаха». В нём разыгрывается трагедия, в результате которой волчица похищает годовалого сына охотника, убившего её напарника. В процессе погони за ней гибнут и ребенок, и волчица…
В этой связи к докладчику возникает вопрос: «Существует ли и среди представителей флоры инстинкт воздаяния за зло или угрозу (попытку) его причинения?». Хотелось бы, чтобы во время своего доклада Ханлар Джафарович прояснил этот вопрос, оставшийся не освещённым в его тезисах.
Куаныш Жетписович Балтабаев (Нурсултан, Республика Казахстан)[20]
О некоторых дискуссионных вопросах наказания
Проблемы наказания волновали человечество во все времена, им посвящены многочисленные труды мыслителей прошлого и современности. Несмотря на это, многие вопросы, в том числе и гносеологического характера, остаются не до конца исследованными, являются дискуссионными. Поэтому вполне понятен интерес профессора Аликперова к этой проблеме. С большинством идей, изложенных в тезисах его доклада, можно согласиться.
В научной литературе давно высказываются критические мнения о целях наказания, в частности, о цели исправления осуждённого. По мнению Г.Ф. Хохрякова, парадокс заключается в том, что мы для исправления осуждённого помещаем его в среду ему подобных.
Никто уже не оспаривает тот факт, что осуждённые в тюрьмах не исправляются, приобщаются к субкультуре преступного мира. Это стало очевидным ещё в советские годы. Рекомендации о неназначении строгих видов наказания, в первую очередь, лишения свободы, нормативно закреплены сегодня в уголовном законодательстве многих стран СНГ. Так, в ч. 2 ст. 52 УК Республики Казахстан (далее по тексту – УК РК) указано, что более строгий вид наказания из числа предусмотренных за совершённое уголовное правонарушение назначается лишь в случае, если менее строгий его вид не сможет обеспечить достижение целей наказания.
Представляется интересной констатация Ханларом Джафаровичем того, что «наказание является одним из источников пополнения государственного бюджета, в силу чего: а) многие страны не очень-то заинтересованы в сокращении как числа преступлений, так и осуждённых, б) в наказании кровно заинтересованы отдельные руководители правоохранительных и судебных органов, так как задержанные и арестованные, подследственные и подзащитные, подсудимые и осуждённые служат орудием «распила» бюджета, «золотой жилой» для незаконного обогащения. Таким образом, становится очевидным, насколько мы далеки от реальной природы наказания».[21]
Данная позиция автора подтверждается и практикой Казахстана. Так, 10 января 2018 года в республике был принят закон «О фонде компенсации потерпевшим». Подобные законы приняты во всех цивилизованных странах мира с целью исполнения государством своих обязательств перед гражданами, пострадавшими от преступления. В законе источниками пополнения этого Фонда названы:
1) принудительные платежи, взыскиваемые судом;
2) денежные взыскания, налагаемые судом за неисполнение процессуальных обязанностей, предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом Республики Казахстан, и нарушение порядка в судебном заседании, на потерпевшего, свидетеля, специалиста, переводчика и иных лиц, за исключением адвоката, прокурора и подсудимого;
3) денежные взыскания с осуждённого, в отношении которого вступил в законную силу обвинительный приговор суда и которому назначено наказание в виде исправительных работ;
4) деньги, взысканные в порядке регрессных требований;
5) иные источники, не запрещённые законодательством Республики Казахстан.
Отметим, закон предусматривает компенсацию вреда не всем потерпевшим, а лишь пострадавшим от наиболее опасных преступлений. Кроме того, не направляются в Фонд суммы штрафов, средства, вырученные от реализации конфискованного имущества. Таким образом, интересы государства поставлены выше интересов граждан, пострадавших от преступления, как следствие, преступления становятся источником пополнения государственного бюджета.
Рассмотрим и другие тезисы профессора Аликперова. В его первых пяти гипотезах утверждается, что «наказание – не человекотворный феномен, он зародился не в культурной среде. Наказание существовало ещё до сотворения Адама, применяется не только в социуме, но и в естественной среде».[22] Далее автор сравнивает особенности воздаяния в естественной и культурной среде, отмечает в них общее и различное.
В этих суждениях Х.Д. Аликперова, на мой взгляд, интересным является само сопоставление реакции на зло в социуме и естественной среде, фиксация существования кары особого свойства, не закрепленной в законодательстве ни одной страны мира, чувства вины человека, являющегося куда более гнетущей карой, чем узаконенное наказание.[23]
По мнению автора, суд должен определять лишь виновность или невиновность подсудимого, а назначать наказание следует пенитенциарной комиссии посредством применения электронной системы определения оптимальной меры наказания (сокращённо – «Электронные весы правосудия»).
Согласимся с мнением докладчика, согласно которому «при определении наказания нужны познания по различным отраслям науки. Существующая система определения наказания судом не учитывает многих аспектов состояния виновного».[24]
Однако проблемы наказания, выделенные автором, не полностью раскрывают обсуждаемую тему. Если говорить об исполнении наказания в виде лишения свободы, нельзя забывать и о проблеме переполненности пенитенциарных учреждений. Число осуждённых, содержащихся в одном исправительном учреждении в Казахстане, доходит до 700–800, порой – до 1000. В этих условиях говорить о психолого-педагогических методах воздействия на осуждённых не приходится. Здесь необходимо учитывать фактор их психологических страданий, усиливающий ресоциализацию осуждённых.
Строки великих писателей о переживаниях литературных героев, пробуждении их совести после совершения преступлений являют нам примеры нравственного прозрения, но лишь отдельных личностей. Таких лиц мы встречаем у Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, В. Гюго. Ожидать перерождения личностей всех преступников вряд ли оправданно.
В тезисах доклада их автор неоднократно указывает на несостоятельность целей наказания, закрепленных в уголовном законе. По нашему мнению, отрицать все цели наказания не стоит. Например, такая цель наказания, как восстановление социальной справедливости, имеет огромное значение. При современном уровне развития СМИ, интернета, социальных сетей информация о преступлениях мгновенно становится доступной широкой аудитории. Результаты их судебного рассмотрения могут вызывать одобрение или негодование общества. Таким образом достигаются цели общей и специальной превенции.
Конечно же, в тезисах невозможно осветить все проблемы. Поэтому хотелось бы дополнительно узнать мнение Ханлара Джафаровича о «конвейере уголовной юстиции». В нём вследствие ведомственной разобщённости каждый орган выполняет свои обязанности, но никого не интересует конечный результат такой деятельности, в нашем случае – судьба осуждённого.
В Казахстане расследованием преступлений занимаются несколько ведомств: МВД, служба экономических расследований Министерства финансов, Агентство по делам государственной службы, Комитет национальной безопасности. Эти государственные структуры, оправдывая своё предназначение, после расследования уголовных дел предают их в суд. Судебные органы, в основном опираясь на добытые следствием доказательства, выполняют свои функции и назначают наказание. Каков результат такой деятельности государственной машины – мало кого интересует. Нет обратной связи. Презумируется эффективность работы органов уголовного преследования и суда. Но так ли это? На мой взгляд, вопросы наказания, его целей, деятельности органов уголовного преследования, суда должны рассматриваться комплексно.
В заключение хотелось бы отметить, соглашаясь в этом с профессором Аликперовым, что тезисы его доклада являются призывом к переосмыслению устоявшихся взглядов на наказание, выстраиванию новой парадигмы реагирования на преступные проявления. Хочу пожелать дорогому Ханлару Джафаровичу творческих удач!
И.А. Джавадова (Баку, Азербайджанская Республика)[25]
Доктрина, кардинально меняющая господствующие в пенологии представления о наказании
С большим интересом я ознакомилась с тезисами доклада Х.Д. Аликперова «Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты). Ханлар Джафарович вновь радует криминологическую общественность: в этот раз фундаментальной доктриной, в которой представлены принципиально иные матрица наказания и алгоритм его бытия. По моим наблюдениям это уже третья его новелла на олимпе теоретической криминологии за последние четыре года.
На обсуждение экспертного сообщества вынесено десять гипотез. Они поражают своей самобытностью, раскрывают иную картину природы наказания. Считаю вполне обоснованными выводы докладчика о том, что наказание: «нечеловекотворный феномен, зародилось не в культурной среде, существовало ещё до сотворения Адама, применяется не только в социуме, но и в естественной среде; является имманентным свойством бытия не только homo sapiens, но и других живых организмов, наделённых инстинктом самосохранения».
Мне импонирует и взгляд автора на сущность наказания: оно «преследует сугубо прагматические цели – воздаяние за причинённое зло либо угрозу (попытку) его причинения. Все остальные цели, возложенные законодателем на институт наказания, являются фикцией (восстановление социальной справедливости, исправление осуждённого, его перевоспитание) либо носят факультативный характер (предупреждение совершения новых преступлений)».
Думаю, члены Санкт-Петербургского международного криминологического клуба согласятся с тем, что в последние десятилетия было крайне мало подобных исследований, привносящих в теоретическую криминологию парадигмы, совокупность которых невольно заставляет переосмыслить многие существующие постулаты о природе преступления и наказания. Как справедливо отметил Д.А. Шестаков, «научное творчество Ханлара Джафаровича отличается яркой новизной, в нём неизменно присутствует предвидение неизбежного развития законодательства, благодаря чему он давно снискал признание научной общественности».[26]
Последние три гипотезы докладчика посвящены проблемам реализации наказания. Я согласна с ним в том, что «для назначения законного и справедливого наказания, соразмерного тяжести деяния и личности виновного, необходимы глубокие познания не только в сфере уголовного права, уголовного процесса, но и, как минимум, в теории прогнозирования поведения осуждённого в процессе отбывания им наказания, пенологии и пенитенциарной психологии. В современном мире ни один судья не в состоянии быть носителем этих знаний в той степени, в какой это необходимо для безошибочного определения виновному адекватного наказания».
Также поддерживаю автора в том, что «суд не является карательным органом или пособником заплечных дел мастера. В силу этого он не должен самостоятельно назначать виновному наказание».
Вместе с тем тезисы не свободны от отдельных спорных моментов и амбивалентных утверждений. К примеру, у меня вызывает сомнение необходимость создания нового уголовно-правового механизма, когда «лицу, признанному приговором суда виновным в совершении преступления, наказание и его сроки (размеры) должна определять пенологическая комиссия посредством применения электронной системы определения оптимальной меры наказания».
Соглашаясь с профессором Аликперовым в том, что для обеспечения законности, объективности и соразмерности в процессе назначения наказания необходимо, чтобы суд (судья) этот вопрос решал посредством «Электронных весов правосудия», вместе с тем представляется, что в этой «дилогии» специальная пенологическая комиссия, как посредническое звено, не нужна.
И последнее. 2 августа 2020 г. Ханлар Джафарович на своей странице в Фейсбуке опубликовал академическое эссе «Я хочу говорить правду, которую ещё не знаю, но которую ищу». Оно имеет увлекательный сюжетно-композиционный характер (обусловленный талантом писателя). В эссе в дневниковом стиле описан достаточно тернистый путь, идя по которому и одновременно кропя над трудами древних мудрецов, докладчик буквально по крупицам долгие годы собирал отдельные элементы, составившие, по его мнению, первозданную картину наказания. Автор с пленительной читабельностью описывает мгновение своего озарения, осветившего дорогу к истокам наказания.
Ханлар Джафарович с поразительной искренностью признаёт: если перед тобой открылись великие просторы информационного поля и дорога к истине, это вовсе не означает, что ты её познаешь, так как Даритель представляет её в виде символов, аллегорий, образов, разгадать которые человеку помогают его познавательные способности. А они, как показывает личный опыт, оперируя строго в рамках данности, к которой ты их «приковал» ещё в студенческие годы, чаще всего не позволяют справиться с этой задачей...
Учитывая это, автор считает, что «дойти до истоков наказания, отыскать его матрицу, расшифровать алгоритм бытия и тем самым познать природу наказания – удел не одиночки, причём независимо от количества пядей в его лбу». «Долго я подбирал ключи к дверям храма его (наказания – И.Д.) тайн, – пишет автор, – но в итоге оказалось, что они заперты на загадочный замок, открыть который возможно лишь ключом Соломона. По этой причине я так и не смог достичь желанной цели... Для её реализации требуется многолетний труд коллектива единомышленников, состоящего из широкого круга специалистов: по уголовному праву, криминологии, пенологии, многим другим родственным им отраслям наук».
Видимо именно поэтому Ханлар Джафарович решил вынести данную многовековую проблему на суд участников дискуссионной площадки Криминологического клуба. Их предложения и рекомендации, несомненно, расширят границы наших познаний о феномене наказания, станут ещё одной вехой для поднятия учения о наказании на качественно новый уровень.
В заключение хочу присоединиться к поздравлениям, высказанным коллегами, с наступающим юбилеем Ханлара Джафаровича и пожелать ему крепкого здоровья, бодрости духа, новых фундаментальных свершений в теории уголовного права и криминологии!
В.Ф. Джафарли (Москва, Россия)[27]
Об особенностях ментального и нормативного воздаяния
за причинённое зло
Внимательно ознакомившись с тезисами Х.Д. Аликперова, хотелось бы сказать несколько слов о порождённых ими мыслях. Совершенно обоснованным является утверждение докладчика о том, что с момента сотворения человека до сегодняшнего дня ни в теории уголовного права, ни в криминологии, ни в пенологии, ни в юридической антропологии не существовало объективной метрики наказания, вследствие этого возникла и на протяжении многих веков существует и вершит людские судьбы «ложная правовая константа», в рамках которой ставятся и достигаются цели-фикции, заставляющие, по меткому выражению К. Маркса, историям повторяться дважды: «сначала в виде трагедии, потом в виде фарса»[28].
Обозначенный Ханларом Джафаровичем принцип «неотвратимость ответственности за преступление как объективная реальность» не всегда «работает» по психологическому, личностному критерию. Конечно, лица, до которых правосудие по тем или иным причинам «не дотянулось», подвергаются, как отмечает уважаемый профессор, ментальному воздаянию за причинённое зло, а кара «налагается на виновного порицающей силой его внутреннего «Я»», являясь более гнетущей (синдром Раскольникова), «чем узаконенное наказание».
Да, но для наступления отмеченных выше психологических последствий преступник должен иметь аналогичную раскольниковской, особую «нервическую» душевную организацию, склонности к острой рефлексии и истязанию себя глубокими переживаниями, что мы наблюдаем в бессмертном романе гениального Достоевского. Однако всем ли преступникам присущи высочайшей степени самокритичность и моральное «самоедство»? Естественно, нет. Если чего такие индивиды и боятся, то вовсе не кары душевной или божьей. Они страшатся изобличения, привлечения к уголовной ответственности и мирского суда.
Ранее в своих докладах Ханлар Джафарович не раз поднимал темы, связанные с инновационными информационными технологиями в деле противодействия преступности. В частности, это концепции «Глобальный дистанционный контроль за преступностью» и «Электронные весы правосудия» (далее по тексту – ЭВП). Обращаясь к IT-тематике, в которой докладчик является признанным авторитетом, зададимся вопросом: всегда ли терзается муками совести человек, совершающий киберпреступление? Психологические процессы, протекающие у людей при совершении преступлений в цифровой среде, отличны от наблюдаемых при традиционных криминальных проявлениях. Это обусловлено IT-коммуникационной анонимностью, отсутствием киберпреступника на месте происшествия, вследствие чего у него возникает ощущение отстранённости, непричастности к содеянному, поскольку он не видит губительных последствий своего злодеяния.
Кстати, сам Ханлар Джафарович, оставаясь прежде всего криминологом, фактически обозначает свою приверженность принципу неотвратимости ответственности за преступление посредством не только ментального, но и нормативного воздаяния за причинённое зло. Он справедливо отмечает, что в современном мире ни один судья не в состоянии быть носителем знаний в сфере уголовного права, уголовного процесса, теории прогнозирования поведения осуждённого в процессе отбывания им наказания, пенологии и пенитенциарной психологии в той степени, в какой это необходимо для безошибочного определения виновному адекватного наказания.
Профессор Аликперов стремится к достижению такого идеала, как объективная метрика наказания, развивая концепцию «Электронные весы правосудия», позволяющую, по его мнению, выносить максимально объективные приговоры.
Вместе с тем верно замечание Д.А. Шестакова: «приговор, по крайней мере, в итоговой его части, где назначается мера наказания, будет выносить (подписывать!) всё-таки не машина, а председатель комиссии. Так или иначе, без участия человека не обойтись: он будет вносить в машину данные, полученные в ходе судебного разбирательства, если я правильно понял, оценивать законность и справедливость меры, которую предложит машина. Но мне на сей день неясно, почему этим человеком должен быть кто-то другой вместо разбиравшего дело судьи?»
С уважаемым Дмитрием Анатольевичем я согласен и в следующем: «прав будет законодатель той или иной страны, если он предпишет суду, чтобы он при вынесении приговора принимал во внимание проект наказания, выдаваемый разумом ЭВП». Добавлю от себя: в случае, если судья не согласится с предложением «Электронных весов правосудия», он должен будет аргументировать своё решение, чтобы оно соответствовало закреплённому в ст. 17 УПК РФ принципу свободы оценки доказательств, когда субъекту осуществления правосудия предписывается руководствоваться законом и таким сугубо человеческим качеством, как совесть.
Справедливо утверждение Х.Д. Аликперова о том, что «суд, санкционируя широкий перечень следственных действий, превратился в незримого сотоварища органов уголовного преследования, в силу чего опосредованно несёт ответственность за их процессуальные решения, осуществлённые с его согласия». Это, несомненно, верно, поскольку отнесение части деятельности субъекта осуществления правосудия к досудебной, всяческое нежелание суда в самом начале предварительного расследования, прежде всего, при рассмотрении ходатайства следователя об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу вникать в суть подозрения или обвинения, аргументируя это тем, что его задача «здесь и сейчас» заключается в оценке обоснованности/необоснованности изоляции от общества – является в корне неправильной. Получается, что судья, несмотря на свой высокий статус, идёт на поводу у органов расследования, не в последнюю очередь и из-за своей чрезмерной загруженности. В результате этого ежедневно судьбы многих людей решаются практически машинально, на автомате.
Прав Ханлар Джафарович, когда говорит о необходимости обеспечения полной автономии суда от органов уголовного преследования, возвращения вопросов контроля (надзора) за законностью процессуальных действий и решений органов предварительного расследования в лоно прокуратуры.
Нельзя не согласится с докладчиком и в том, что «наказание является одним из источников пополнения государственного бюджета», в нём «кровно заинтересованы отдельные руководители правоохранительных и судебных органов, так как задержанные и арестованные, подследственные и подзащитные, подсудимые и осуждённые служат орудием «распила» бюджета, «золотой жилой» для незаконного обогащения». Кроме того, нужно помнить и о высокой степени коррумпированности сотрудников пенитенциарной системы. Они зачастую специально создают невыносимые условия осуждённым, для которых дача взятки становится единственным способом избавления от тюремных мучений.
В заключение отмечу, Х.Д. Аликперов в очередной раз ставит перед криминологическим сообществом крайне интересные вопросы, призывая «к переосмыслению устоявшихся взглядов на наказание и выстраиванию новой парадигмы реагирования на преступные проявления». Ещё раз обращаясь к К. Марксу, подчеркну: «Наказание не должно внушать больше отвращения, чем проступок, позор преступления не должен превращаться в позор для закона» [29].
Поздравляю уважаемого Ханлара Джафаровича с наступающим юбилеем, желаю ему дальнейших жизненных успехов и здоровой творческой неуспокоенности!
С.Ф Милюков (Санкт-Петербург, Россия)[30]
Наказание: стоит ли умножать сущности?
Сначала хотел бы от души поздравить докладчика с достижением возраста мудрости. Мы знакомы давно. Помню его ещё в пору, когда он был энергичным и чрезвычайно подвижным адъюнктом выдающегося советского криминолога Г.М. Миньковского – начальника кафедры уголовной политики Академии МВД СССР. Долгие годы я считал, что Ханлар Джафарович старше меня на несколько лет. И лишь недавно мне стало известно, что мы ровесники! Он обладает изрядной рассудительностью, давно утвердил себя в качестве видного преступностиведа, автора оригинальных научных исследований. Поэтому рекомендация Э.Ф. Побегайло пригласить профессора и генерала прокуратуры Х.Д. Аликперова в качестве одного из официальных оппонентов по моей докторской диссертации (2000 г.) была положительно воспринята мной.
Мне неоднократно приходилось сходится с юбиляром в очных и заочных дискуссиях. Признавая его несомненные заслуги в исследовании фундаментальных проблем уголовного права и криминологии, осмелюсь указать на спорность некоторых суждений докладчика об уголовном наказании.
Сомнительно, прежде всего, утверждение о том, что оно является нечеловекотворным феноменом, существовало ещё до сотворения Адама и «применяется не только в социуме, но и в естественной среде», а также то, что в человеческом обществе «не существует преступлений без наказания».
На мой взгляд, наказание может иметь место только в классовом обществе, как регулируемый уголовным правом инструмент подавления непокорной части общества другой его частью (как правило, малочисленной, но состоятельной, не знающей ни стыда, ни совести, и, к тому же, хорошо организованной). Тысячи лет человечество обходилось без государства, права и, соответственно, наказания в современном его понимании. Искренне надеюсь, что наступит время, когда люди вновь научатся жить без этих варварских способов обеспечения эксплуатации человека человеком.
Явным идеализмом выглядит мнение докладчика о том, что «суд не является карательным органом или пособником заплечных дел мастера». Именно от суда зависит напрямую, будет ли подсудимый подвергнут репрессии (каре) или же будет оправдан. В этом плане объективно суждение видного отечественного правоведа А.Н. Трайнина, который почти 100 лет назад писал: «В современном государстве законодатель и судья – всегда социально однородные элементы: они органы одной и той же классовой власти...»[31]. И далее: «Насаждая в политические будни законность в духе господствующей социальной идеологии, суд в период острых классовых схваток быстро переходит от обороны к нападению. […] И как армия не перестаёт быть военной силой оттого, что в мирное время не воюет, так и в этом качестве суд не перестаёт быть боевым классовым орудием, если в годы политического покоя не творит расправы над противниками господствующего правопорядка»[32].
В силу этого устранение суда от определения вида и размера наказания с передачей этой функции пенологической комиссии с применением предлагаемых докладчиком «Электронных весов правосудия» ничего принципиально не изменит – власть не допустит полной независимости ни членов комиссии, ни разработчиков компьютерных программ. Они останутся классово ангажированными.
Поэтому вряд ли продуктивно отступать от методологического принципа, названного профессором логики и метафизики Эдинбургского университета У. Гамильтоном в 1852 году «Бритвой Оккама» – по имени монаха-францисканца Уильяма из Оккама (ок. 1285–1349 гг.). Этот принцип заключён в латинскую максиму «Entia non sunt miltiplicanda praeter necessiatem» («не следует множить сущности без необходимости»).
Вопреки данной максиме в бесчисленных теоретических публикациях вопрос о природе и сущности уголовного (а сейчас и административного) наказания чрезвычайно запутан, причём нередко преднамеренно: чтобы завуалировать его неприглядную классовую суть. Укажем в подтверждение на тот факт, что только понятию уголовного наказания в издаваемом ныне Академическом курсе уголовного права посвящена целая книга первого тома, объёмом 42,5 печатных листов[33].
Поэтому важной задачей видится разумное упрощение пенологических рассуждений – дабы не отпугнуть практиков, студентов, да и широкие круги населения от действительно насущных проблем назначения и исполнения наказаний, в том числе и смертной казни[34].
Н.А. Крайнова (Санкт-Петербург, Россия)[35]
О сущности наказания в сфере цифровой трансформации общества
Проблема уголовного наказания – его сущности и достижимости поставленных перед ним целей – является одной из наиболее дискуссионных в уголовно-правовой доктрине. Являясь «вечным» спутником преступления, наказание занимает умы как известных учёных, практиков, так и простых обывателей, пожалуй, даже более, чем вопрос о том, «почему люди совершают преступление…».
Трансформация общественных отношений, взаимосвязанные с ней процессы криминализации/декриминализации актуализируют дискуссии о правовой природе уголовного наказания, реальной применимости предусмотренных Уголовным кодексом видов наказания и правил их назначения. В этой связи обращение к обозначенной теме в рамках беседы в Санкт-Петербургском международном криминологическом клубе представляется весьма своевременным.
Уже не в первый раз глубокоуважаемый мною Х.Д. Аликперов обращается к теме уголовного наказания и проблемам его назначения. И каждый раз его содержательные выступления поражают глубиной и научным новаторством. Разрабатываемые и внедряемые им идеи имеют не только научную значимость, но и могут быть реализованы в практической плоскости, что обусловливает особый интерес к исследованиям Ханлара Джафаровича. Вот и в представленных тезисах доклада о неизведанных гранях феномена наказания изложены весьма любопытные предложения, дающие пищу для размышлений не только теоретикам от науки, но и практикам.
В настоящее время, когда процессы цифровизации всё более вторгаются в нашу повседневную жизнь, и мы уже не мыслим реализацию многих рутинных задач в отрыве от цифровых технологий и искусственного интеллекта, всё более актуален вопрос о тех границах, которые необходимо провести между содержанием и формой, между сущностью и средствами, между целями и инструментами их достижения. И, как мне представляется, Х.Д. Аликперову удаётся это сделать, хотя и не всегда со всеми предлагаемыми им идеями можно всецело согласиться.
Ханлар Джафарович в тезисах своего доклада во главу угла ставит необходимость признания факта о нерукотворной, нечеловеческой природе наказания. Оно – «нечеловекотворный феномен, зародилось не в культурной среде и существовало ещё до сотворения Адама, применяется не только в социуме, но и в естественной среде»[36]. Такое утверждение можно принять, если рассматривать феномен наказания в широком смысле, без соотнесения с теми формами, в которые облекает его законодатель, определяя как меру государственного принуждения, то есть, исходящую именно от государства.
Достаточно устоявшимся является взгляд на определение сущности наказания, как кары, воздаяния за совершённое преступление, и в этой связи тесно связанным с тем понятием преступного, которое формулируется уголовным законом. Без преступления не было бы и наказания. Естественную природу наказания легче принять, если размышлять применительно к категориям преступлений «вечных», посягающих на естественные права человека, например, убийство. Но достаточно сложно мыслить такими категориями, если мы представим деяния, которые ещё недавно считались уголовным законом преступлениями, но на настоящий момент таковыми не являются. Так, в частности, спекуляция, мужеложство, ещё не так давно признаваемые преступными и влекущими за собой наказание, теперь декриминализированы, а некоторыми относятся даже к социально одобряемым формам поведения человека.
Как отмечает Я.И. Гилинский, «… действующее уголовное законодательство многих стран, включая Россию – избыточно и делает каждого гражданина преступником»[37]. То есть, именно государство, формируя уголовное законодательство, формирует и понятие преступного, предусматривая наказание за совершённое преступление. Рассуждая дальше – не будет преступления, не будет и наказания за него.
Анализируя различные аспекты феномена наказания, Ханлар Джафарович приходит к крайне интересным выводам: «наказание является одним из источников пополнения государственного бюджета, в силу чего: а) многие страны не очень-то заинтересованы в сокращении как числа преступлений, так и осуждённых, б) в наказании кровно заинтересованы отдельные руководители правоохранительных и судебных органов, так как задержанные и арестованные, подследственные и подзащитные, подсудимые и осуждённые служат орудием “распила”» бюджета, “золотой жилой” для незаконного обогащения, то становится очевидным, насколько мы далеки от реальной природы наказания»[38]. Думается, что такое понимание наказания укладывается в общую картину представления о наказании, как о мере государственного принуждения, зафиксированную в уголовном законодательстве.
Х.Д. Аликперов обращает также внимание на особую роль судьи в деле определения виновности и наказуемости и отводит существенную роль цифровым технологиям, как инструментам, способствующим определению справедливого наказания. Такая позиция заслуживает внимания и одобрения, в той мере, в которой руководящая роль в принятии решения отводится именно человеку в лице судьи. Однако излишне внедрение в данную процедуру специальной комиссии, мало знакомой с обстоятельствами дела. Совершенно справедливым полагаю вопрос, который ставит в этой связи Д.А. Шестаков: «почему этим человеком должен быть кто-то другой вместо разбиравшего дело судьи?»[39].
Затронутые профессором Аликперовым проблемы представляются весьма актуальными, значимыми, дающими почву для размышлений о новых путях и способах противодействия преступности. Думаю, нас ждут очень интересные доклад и беседа в целом!
От всей души поздравляю Вас, уважаемый Ханлар Джафарович, с предстоящим юбилеем! Желаю благополучия, здоровья, творческих успехов и новых научных достижений!
Г.Н. Горшенков (Нижний Новгород, Россия)[40]
Осмысление бессмысленности целей уголовного наказания
Уважаемый и неиссякаемый в своём плодотворном научном поиске новатор в криминологи Ханлар Джафарович Аликперов в очередной раз бросает нам вызов – «очаровательную перчатку», призывая к осмыслению криминологической проблемы, корнями уходящей в глубь веков, – наказания. Ведь ещё в античные времена была высказана идея, согласно которой лучше предупреждать преступления, нежели наказывать за их совершение (что фактически бессмысленно).
1. Один из вопросов, обращающих на себя внимание, – необходимость осмысления наказания не только как уголовно-правового института (сразу же метафоризирую: прокрустово ложе наказания), но и в качестве межотраслевого, о чём я уже высказывался[41]. Присоединюсь к поддержанной Ханларом Джафаровичем безусловно верной позиции Д.А. Шестакова: «статус наказания как объёмной, сложной и динамичной системы отношений никак не умещается в статус института уголовного права»[42].
В данном случае игнорируется системный подход. Очевидно, что в наказании последовательно или одновременно реализуются регулятивные энергии всех отраслей противопреступного цикла. Эти энергии устремлены к общей цели – минимизации, а в лучшем случае исключении преступности индивидуального деяния и преступности как свойства общества. Дробление объединённой превентивной энергии для достижения частных целей рассеивает её потенциал, снижает результативность действия.
Как правильно утверждает А.И. Чучаев, все цели наказания взаимосвязаны между собой. Это означает, что при назначении (и исполнении – Г.Г.) любого вида наказания (кроме смертной казни) в той или иной степени обеспечивается достижение всех целей[43], т.е. воплощение «потенциальности» наказания по всем предполагаемым направлениям возможного приёма.
2. Интересен тезис (в гипотезе 1) Х.Д. Аликперова о данности наказания. Оно – «нечеловеческий феномен, зародилось не в культурной среде и существовало ещё до сотворения Адама, применяется не только в социуме, но и в естественной среде».
То есть наказание заключается в общей объективной потенциальности (нравится мне этот термин Ханлара Джафаровича), в независимости от того, в какой среде реализуется (социальной или естественной). В чём заключается объективная потенциальность наказания? Можно предположить, что в целесообразности, т.к. традиционно наказание связывается с его целями, точнее, с целями его применения.
Однако в этом усматривается субъективное заблуждение. Цель не существует как самостоятельный феномен. Она является составляющей функции. Функция же рассматривается как отношение между определёнными элементами. При этом, один из них вызывает изменение в другом. В философском понимании, функция – это назначение, обязанность, круг деятельности, следовательно, решение каких-либо задач, достижение целей.
Важно также заметить, что цель как элемент функции, её имманентное свойство во внешнем проявлении может иметь или не иметь предполагаемый результат. Что и наблюдается на практике столетиями.
В связи с этим, представляется, что нынешние определённые уголовным законом цели наказания есть не что иное как следствие дифференциации функциональной целесообразности наказания (нахожу допустимым употребление данного термина). Именно из имманентной функциональной целесообразности наказания законодателем «выведены наружу» функции, которые имеют более адресные направленность и характер воздействия. Традиционно всё это субъективно «смешивается» и подаётся как цель. При этом палитра отношений гипотетического определения сущности целей зашкаливает, но практика от этого не выигрывает.
3. Откликнусь и ещё на одну проблему – дисфункциональность наказания. Она обусловлена отвратительными условиями реализации его функциональной целесообразности. Её косвенно затронул докладчик, указав на «хлев кривосудия», в который ныне превращён «храм правосудия по уголовным делам» (тезис в 7-й гипотезе). Напрашивается предложение: пристроить к этом «хлеву» и другой – «хлев кривоисполнения» наказания, в котором (цитирую министра юстиции РФ А.В. Коновалова) «пребывание за колючей проволокой… производит необратимое калечащее действие на психику человека, превращая его либо в волка, либо в собаку»[44]. По его мнению, если люди будут выходить из мест лишения свободы в таком волче-собачьем состоянии, пополняя население России, мы в очень скором времени придём не только к коллапсу во всех сферах деятельности государства и общества, но и к очень большому кровопролитию[45]. По истине, уголовно-правовой институт наказания порождает преступления. В этом и выражается его дисфункция. Проблема эта не менее важная, нежели многие из поднятых докладчиком.
В.С. Харламов (Санкт-Петербург, Россия)[46]
В своём юбилейном докладе Ханлар Джафарович Аликперов фокусирует внимание криминологической общественности на такой острейшей социальной проблеме как наказание. Известно, что характер наказания – это индикатор уровня репрессии и свободы в обществе, степени его цивилизованности и гуманности. История человечества знает немало случаев, когда несправедливое наказание приводило человека к суициду, ломало судьбы людей. Поэтому размышления маститого учёного на эту злободневную тему крайне интересны и полезны.
Отмечу, Х.Д. Аликперов – доктор юридических наук, профессор, генерал-майор юстиции в отставке. Он снискал уважение и широкую известность не только у себя на родине в Азербайджане, но и далеко за его пределами. За плечами умудрённого богатым жизненным опытом докладчика служба в органах прокуратуры и внутренних дел, работа в образовательных и научных учреждениях. Ханлар Джафарович является автором свыше 250 научных работ в области уголовного права и криминологии, уголовной политики и уголовного процесса. Не иначе как творческими шедеврами следует считать такие его уникальные разработки, как теория компромиссов в борьбе с преступностью, электронная система определения оптимальной меры наказания («Электронные весы правосудия»), концепция системы глобального дистанционного контроля над преступностью.
В тезисах доклада Ханлара Джафаровича по-новому раскрывается сущность наказания, практика его назначения. Особое внимание уделено вопросам пенализации и депенализации, роли суда в отправлении правосудия. Докладчиком представлено десять гипотез, несомненно, оригинальных и смелых. Некоторые из них претендуют стать постулатами, то есть утверждениями, принимаемыми без доказательств, служащими основой для построения какой-либо научной теории.
В гипотезе № 1 презюмируется, что наказание – «нечеловекотворный феномен, зародилось не в культурной среде и существовало ещё до сотворения Адама, применяется не только в социуме, но и в естественной среде». Подтверждение этого тезиса мы видим и в жизни, и в литературе. Вспомним, например, басню И.А. Крылова «Волк и Ягнёнок». По её сюжету волк, посчитав, что ягнёнок заслуживает наказания, приводит свой приговор в исполнение, лишая жизни «виновного». Впечатляет монолог хищника:
«Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом
Здесь чистое мутить питьё моё с песком и илом?
За дерзость такову я голову с тебя сорву…
Молчи! Устал я слушать…
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».
Примечательно, что наказание, как «человекотворная» субстанция, может существовать вне зависимости от фактического нарушения и выполнять карательные задачи. Назовём ряд примеров: война в Ираке; авиабомбёжки в Сирии, «легализованные» сфальсифицированными материалами организации «Белые каски»; санкции, как «решение» по делу Скрипалей. Безусловно, представленное докладчиком видение проблематики наказания глубоко и многогранно.
Поддерживаю большинство идей, изложенных в тезисах Ханлара Джафаровича. Обращусь лишь к тем его утверждениям, которые вызывают у меня некоторые сомнения. Так, он полагает, что возложенные законодателем на институт наказания цели – восстановление социальной справедливости, исправление осуждённого – являются фикцией. Считаю, что отсутствие указанных целей в уголовном и уголовно-исполнительном законодательстве по существу возвратило бы нас к древнеиндийским Законам Ману, лишь с легка откорректированным принципом талиона.
Дискуссионен посыл, содержащийся в гипотезе № 5: «В человеческом обществе не существует преступлений без наказания, так как кара настигает виновного и при уклонении от правосудия, и при не установлении личности виновного, и при латентных преступлениях, и т.д. Это – кара особого свойства, её нет в уголовном законодательстве ни одной страны мира. Однако она реально существует и применяется не на основе вердикта суда, а налагается на виновного порицающей силой его внутреннего “Я”».
В то же время по воле законодателя за совершённое преступление могут не подвергаться наказанию отдельные лица, в частности: 1) не являющиеся субъектами преступления в силу своего возраста (малолетние); 2) обладающие иммунитетом: дипломатическим, судебным и пр.; 3) юридические лица, на которых не распространяется действие уголовного закона (для тех стран, в которых предусмотрено уголовное наказание юридических лиц: Австралия, Австрия, Азербайджан, Алжир, Афганистан, Бельгия, Босния и Герцеговина, Великобритания, Венгрия, Грузия, Дания, Израиль, Индия, Иордания, Ирак, Ирландия, Исландия, Испания, Италия и др.).
Кроме того, посыл в гипотезе № 5 – «кара настигает виновного… при латентных преступлениях» – мне несколько непонятен, ведь при естественной латентности ни виновный, ни правоохранитель не подозревают о совершении преступления.
В гипотезе № 10 Х.Д. Аликперов говорит о том, что «лицу, признанному приговором суда виновным в совершении преступления, наказание и его сроки (размеры) должна определять пенологическая комиссия…». Соглашусь с мнением Д.А. Шестакова о желательности получения разъяснения докладчика о посреднической деятельности указанной комиссии.
В заключение хочу присоединиться к поздравлениям коллег с юбилеем профессора Аликперова. Желаю Вам, дорогой Ханлар Джафарович, оптимизма, доброго здоровья и новых творческих свершений!
[1] Ханлар Джафарович Аликперов – д.ю.н., профессор, директор Центра правовых исследований (Баку, Азербайджанская Республика); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[2] Под этим термином автор подразумевает совокупность запретов, предписаний и рекомендаций, закреплённых в Священных писаниях зороастризма («Авеста»), индуизма («Веды»), буддизма («Трипитака»), иудаизма (Ветхий Завет), христианства (Новый Завет), ислама (Коран) и официальных трактовках к ним (к примеру, Тора – в иудаизме, Сунна – в исламе и т.д.), направленных на предупреждение проявления зла (греха, преступления) и реализацию искупительных мер за их совершение.
[3] Шестаков Д.А. Навстречу праву противодействия преступности. Статьи, выступления, отклики. СПб.: Издательский Дом «Алеф-Пресс», 2019». С. 9.
[4] Бердяев Н. Философия свободы. М., 2008. С. 6.
[5] Особенно того, кто не окончательно потерял совесть, а Родиону, судя по роману, она не чужда, что проявляется, к примеру, в его взаимоотношениях с Мармеладовым.
[6] Дмитрий Анатольевич Шестаков – доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации; соучредитель и президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий криминологической лабораторией Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: shestadi@mail.ru
[7] Запуск эпидемии коронавируса имеет, помимо политической, также ясно видимую финансово-экономическую составляющую. Но это – за пределами темы ЭВП.
[8] Коллеги знают: мне представляется, что точнее говорить не о целях, а о функциях или – ещё лучше – о предназначении наказания и уголовной ответственности.
[9] Раскольников совершенно не придаёт значения деньгам, материальным благам, словно не понимает их ценности, также как князь Мышкин, Настасья Филипповна, Митя Карамазов и другие герои Достоевского.
[10] Спасительная, возможно, не только для России.
[11] Курсив мой. Д.Ш.
[12] Константин Викторович Корсаков – к.ю.н., доцент, старший научный сотрудник отдела права Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук (Екатеринбург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[13] Корсаков К.В. Религиозный подход к преступлению и наказанию: от принципа талиона и кровной мести к доктрине покаяния // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2015. Том 15. Выпуск 3. С. 147.
[14] Рулан Н. Юридическая антропология. М., 2000. С. 174.
[15] Габил Сурхаевич Курбанов – доктор юридических наук, профессор, председатель независимого профсоюза Национальной академии наук Азербайджана (Баку, Азербайджанская Республика); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[16] Чехов А.П. Письмо к учёному соседу. Избранные произведения в 3-х томах. М., 1970.
[17] Примечательно, что презентации и двух предыдущих учений, разработанных профессором Аликперовым, также проходили в Санкт-Петербургском международном криминологическом клубе. А это, на мой взгляд, не только показатель высокого авторитета Клуба среди криминологов стран СНГ, но и свидетельство того, что Криминологический клуб является наиболее востребованной научной площадкой на постсоветском пространстве для обсуждения актуальных проблем современной криминологии и пенологии, уголовной политики и уголовного права.
[18] Корсаков К.В. Новая парадигма пенологического знания. URL: http://www.criminologyclub.ru/ home/2-forthcoming-sessions /372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 21.01.2020).
[19] Корсаков К.В. Новая парадигма пенологического знания. URL: http://www.criminologyclub.ru/ home/2-forthcoming-sessions /372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 21.01.2020).
[20] Куаныш Жетписович Балтабаев – доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовно-правовых дисциплин Евразийского национального университета им. Л.Н. Гумилёва (Нурсултан, Республика Казахстан); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[21] Аликперов Х.Д. Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты). URL: http://www.criminologyclub.ru/forthcoming-sessions/372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 26.01.2020).
[22] Аликперов Х.Д. Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты). URL: http://www.criminologyclub.ru/forthcoming-sessions/372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 26.01.2020).
[23] Аликперов Х.Д. Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты). URL: http://www.criminologyclub.ru/forthcoming-sessions/372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 26.01.2020).
[24] Аликперов Х.Д. Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты). URL: http://www.criminologyclub.ru/forthcoming-sessions/372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 26.01.2020).
[25] Ирада Арифовна Джавадова – к.ю.н., член Коллегии адвокатов Азербайджанской Республики (Баку, Азербайджанская Республика); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[26] Шестаков Д.А. О справедливости искусственного разума (в связи с новой концепцией Х.Д. Аликперова). URL: http://www.criminologyclub.ru/forthcoming-sessions/372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 31.08.2020).
[27] Вугар Фуад оглы Джафарли – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права и адвокатуры Российского государственного университета имени А.Н. Косыгина (Москва, Россия); e-mail: nizami.66@mail.ru
[28] См.: Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта (1852) / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. М.: Политиздат, 1957. Т. 8. С. 119.
[29] См.: Маркс К. Дебаты по поводу закона о краже леса / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. М.: Политиздат, 1955. Т. 1. С. 131.
[30]Сергей Фёдорович Милюков – доктор юридических наук, профессор, соучредитель, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, профессор кафедры уголовного права РГПУ им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[31] Трайнин А.Н. Уголовное право. Общая часть. М.: Изд-во 1-го МГУ, 1929. С. 58–59.
[32] Там же. С. 60.
[33] Уголовное право. Общая часть. Наказание. Академический курс. Том I. Понятие, цели уголовного наказания. Система уголовного наказания. Книга I. Понятие уголовного наказания / под ред. Н.А. Лопашенко. М.: Юрлитинформ, 2020. 680 с.
[34] Смертная казнь глазами криминологов. Взгляд второй: С.Ф. Милюков // Уголовное право. Общая часть. Наказание. Академический курс. В 10 томах. Т. 2. Виды уголовного наказания: дополнительные, специальные, не применяющиеся / под ред. Н.А. Лопашенко. М.: Юрлитинформ, 2020. С. 581–605.
[35] Надежда Александровна Крайнова – кандидат юридических наук, доцент, член Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, декан юридического факультета Санкт-Петербургского государственного экономического университета (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[36] Аликперов Х.Д. Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/2-forthcoming-sessions/372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 21.09.2020).
[37] Гилинский Я.И. Преступность: что это? Кто виноват? Что делать // Вестник Казанского института МВД РФ. № 1 (35), 2019. С. 8.
[38] Аликперов Х.Д. Неизведанные грани феномена наказания (антропологические, философские и правовые аспекты). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/2-forthcoming-sessions/372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 21.09.2020).
[39] Шестаков Д.А. О справедливости искусственного разума (в связи с новой концепцией Х.Д. Аликперова). URL: https://www.criminologyclub.ru/home/2-forthcoming-sessions/372-2019-11-13-11-25-36.html (дата обращения: 21.09.2020).
[40] Геннадий Николаевич Горшенков – доктор юридических наук, профессор, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, профессор кафедры уголовного права и процесса юридического факультета Национального исследовательского Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского (Нижний Новгород, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[41] См.: Горшенков Г.Н. Наказание как объект общетеоретической криминологии // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2017. № 2 (45). С. 19–25.
[42] Шестаков Д.А. Навстречу праву противодействия преступности. Статьи, выступления, отклики. СПб.: Издательский Дом «Алеф-Пресс», 2019. С. 9.
[43] Чучаев А.И. Наказание в уголовном праве России: антология идей // Вестник Университета им. О.Е. Кутафина. 2015. № 7 (11). С. 78.
[44] Глава Минюста: в колонии человек превращается в волка: URL: http://actualcomment.ru/glava_minyusta_v_kolonii_chelovek_prevrashchaetsya_v_volka.html (дата обращения: 15.09.2020).
[45] Глава Минюста: в колонии человек превращается в волка: URL: http://actualcomment.ru/glava_minyusta_v_kolonii_chelovek_prevrashchaetsya_v_volka.html (дата обращения: 15.09.2020).
[46] Валентин Станиславович Харламов – кандидат юридических наук, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, профессор кафедры криминологии Санкт-Петербургского университета МВД России (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: valentinx55@mail.ru