СОВРЕМЕННОЕ УЧЕНИЕ О ПРОТИВОДЕЙСТВИИ ПРЕСТУПНОСТИ В МЕСТНОМ ПРЕЛОМЛЕНИИ

21 июня 2019 года Дагестанский государственный университет народного хозяйства и Санкт-Петербургский международный криминологический клуб провели беседу «СОВРЕМЕННОЕ УЧЕНИЕ О ПРОТИВОДЕЙСТВИИ ПРЕСТУПНОСТИ В МЕСТНОМ ПРЕЛОМЛЕНИИ».

С докладом «Основы учения о противодействии преступности» выступил Дмитрий Анатольевич Шестаков – д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки РФ, президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба (Санкт-Петербург, Россия).

Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов.

На беседу собрались криминологи из Махачкалы (Россия), Москвы (Россия), Санкт-Петербурга (Россия), Баку (Азербайджанская Республика).

В обсуждении доклада участвовали: Х.О. Алиев, Х.Д. Аликперов, Д.М. Гаджиев, С.Н. Гаджиев, А.П. Данилов, И.С. Джавадова, С.Ф. Милюков.

Выжимки из докладов и поступивших откликов.

Выжимка из основного доклада.

Д.А. Шестаков[1]

Основы учения о противодействии преступности.

Предварительные замечания. Учение о противодействии преступности является составной и завершающей частью общего преступностиведческого учения, наряду с теорией преступности и разделами о причинах её воспроизводства. Учение о противодействии опирается на два упомянутых других учения, вытекает из них. Особую роль для формирования моей собственной теории противодействии играют семантическая концепция преступности и многослойная модель (воронка) преступности. Использование этих концепций позволило поставить в невско-волжской преступностиведческой школе и рассмотреть в Санкт-Петербургском международном преступностиведческом клубе, а также осветить на страницах клубного журнала «Криминология: вчера, сегодня, завтра» такие злободневные вопросы как, например, противодействие преступности глобальной олигархической власти (ГОВ), преступности сфер здравоохранения, науки и образования, сферы законодательства и др.

Сразу подчеркну, что представляемый здесь доклад никоим образом не устремлён на то, чтобы выдать рецепты скорых решений, «во исполнение» президентских указов. Сказанное ниже будет обращено к длительному, криминологическому осмыслению необходимого коренного изменения духовно-мировоззренческого начала российского общества и соответствующей переделки его экономики с целью снижения присущего ему преступного зла.

О словоупотреблении. Противодействие преступности представляет собой исторически очеловечивающуюся организованную реакцию общества и государства на преступность в целях восстановления нарушенных прав, ресоциализации, защиты общества и предупреждения преступлений.

Оно складывается из 1) не основанного на наказании предупреждения преступлений, 2) контроля со стороны государства и общества за криминогенными, в частности, виктимогенными ситуациями и личностями, этот контроль включает в себя, помимо прочего, административное принуждение, 3) мер безопасности, 4) уголовного наказания и иных мер уголовно-правового характера.

Противодействие должно направляться единой внутренне согласованной отраслью законодательства. Это в идеале, к которому в своих рассуждениях докладчик постарается приблизиться в завершении настоящего выступления.

От многослойной модели: «Воронка преступности» к многослойному противодействию этому злу. Если смотреть на поверхностные (обыденная и обыденно профессиональная преступная деятельность) или средне углублённые (преступления в разрешённой экономической деятельности, «шлаковая» организованная преступная деятельность, терроризм и экстремизм) уровни преступности, то может сложиться ошибочное впечатление, будто бы употребление «воронки» не так уж много нового даёт для возведения общего здания противодействия. Да, действительно, применительно к этим уровням давно имеются и совершенствуются как теоретические разработки, так и практическая их реализация. Значение качественно новой идеи «воронки преступности» становится очевидным при взгляде, кинутом на глубинные её уровни – внутренний олигархический, внешнегосударственный, планетарный олигархический.

Понятно, что предлагаемое здесь видение структуры и объёма противодействия преступности на первый взгляд воспринимается как нечто немыслимо грандиозное, практически неподъёмное. Совершенно ясно также, что внутренний государственный уровень противодействия преступности ныне действующей российской государственной властью не может быть воспринят положительно. Она, власть, категорически против пересмотра итогов преступной приватизации в стране, на деле она поощряет и закрепляет сложившееся и углубляющееся разделение народа на богатых и бедных.

Для того, чтобы новое видение противодействия постепенно пробивало себе дорогу, начинать надо с учебной работы, в частности, с соответствующего «воронке преступности» построения теории противодействия в учебном курсе преступностиведения, во всяком случае, в передовых, ориентированных на науку юридических вузах. В особенности, в тех из них, которые имеют или намерены создать кафедры преступностиведения.

Ещё раз подчеркну, что важнейшими составляющими противодействия являются меры, адресованные к корневым четырём его уровням.

От семантической концепции – к противодействию в основных сферах общества. В практическом преломлении концепция поспособствовала выдвижению новых – иногда принципиально новых – мер противодействия, адресованных преступности важнейших сфер жизни общества. Высказанные идеи, как правило, сопровождались законотворческими предложениями, часть из которых воспринята российским законодателем. Много было высказано предупредительных рекомендаций, направленных против преступности сферы массовой коммуникации, политики, экономики. Здесь же, в докладе, ввиду ограниченного его объёма остановлюсь лишь на новейших, в том числе для клуба, либо самых злободневных и животрепещущих отраслях противодействия.

Противодействие преступности политики. В невско-волжской школе разработан ряд предложений по изменению Конституции Российской Федерации. Лично докладчиком предлагается в части 2 статьи 13 Конституции Российской Федерации записать: «Уважение к России, её истории, стремление к достойному её экономическому и политическому положению в мировом сообществе, равно как признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина составляют основу государственной идеологии России».

А часть 1 статьи 9 Конституции РФ изложить так: «Каждый гражданин Российской Федерации получает плату за использование кем бы то ни было природных ресурсов России, а также установленную законом долю от прибыли, получаемой от использования ресурсов. Размер платы за пользование и доля в прибыли, а также порядок их перечисления гражданам через специальный социальный фонд определяется федеральным законом».

Противодействие преступности законодательной сферы. Признаюсь, что в криминологии закона один из наиболее важных итогов мной видится в обретении ею категории «преступный закон». Относительно методики экспертизы нормативных правовых актов напомню, что наряду с выявлением криминогенных законоположений необходимо также выявлять преступные нормы. Экспертиза, помимо прочего, должна отвечать на вопросы: Не является ли норма преступной? Не противоречит ли она, в частности, международному уголовному праву, а также естественному праву?

Ни для кого не секрет, что постсоветское законодательство со всеми его вредоносными для России положениями, прежде всего, в конституционной и гражданской отраслях, сделано американскими экспертами – прямыми проводниками ГОВ. Подчинение проведённой на постсоветском пространстве перестройки уголовного законодательства на основе, во-первых, пресловутой двунаправленной («двухвекторной») модели и, во-вторых, института «сотрудничества со следствием» отрицательно сказывается на нравственном состоянии общества, ожесточая основную часть народа и одновременно делая её незащищённой. Эта модель, как известно, состоит в ужесточении ответственности за наиболее злостные преступления на фоне смягчения за преступления, не столь опасные, за проступки. Двунаправленность противоречит объективной, в конечном итоге, неотвратимой исторической тенденции спада уголовно-правовой репрессии. 

Необходимо запретить использовать при подготовке законов зарубежную финансовую «поддержку» в виде грантов и т.п., а также не допускать иностранных специалистов в круг их непосредственных разработчиков.

Законодательно должен быть установлен порядок распространения преступностиведческой экспертизы не только на законопроекты, но и на действующее законодательство вплоть до Конституции РФ.

В области международного судоустройства повторю здесь моё предложение об учреждении нового международного суда (подобие конституционных судов), задачей которого стала бы проверка соответствия нормативных актов и иных решений государственных властей и международных соглашений, а также решений международных организаций нормам и принципам международного уголовного права.

Путь к единому праву противодействия преступности. Идеальная перспектива видится мне в рождении единого права противодействия преступности (ППП). Эту мысль я огласил в 2012 году в Костанае.

Напомню желательное строение единого законодательства о противодействии преступности (ЕЗПП). Верхний его уровень – Основы (предупредительного и наказательного) законодательства о противодействии преступности. Под ним уровень кодексов: 1) Кодекс предупреждения преступлений, 2) Кодекс мер безопасности, 3) Кодекс об уголовной ответственности и восстановления положения молодёжи в обществе, 4) кодексы – Уголовный, Уголовно-процессуальный, Уголовно-исполнительный.

В разработке данной идеи вижу я и шаг к спасению от навязываемой нам в области законотворчества воли ГОВ. Честь и хвала будет тем странам (Беларуси, Казахстану, Киргизстану?), если они возьмут концепцию ППП на вооружение. Наибольшая надежда возлагается мной на белорусов. Они быстрее внедряют в практику разработки, да и терминологию (например, «виктимологический мониторинг») невско-волжской школы. Это наглядно показал пример с внедрением в Белоруссии преступностиведческой экспертизы законодательства.

Основы единого законодательства должны будут очертить пределы дозволенного собственно государству – не только в назначении уголовного наказания, но и во всех прочих разновидностях противодействия преступности. От Основ мною ожидается выставление заслона принятию преступных законов.

Итог. Для сего дня важно довести устами преступностиведов до общественности подлинные цели государства, которые оно преследует в области уголовной политики, заботясь лишь об интересах господствующей в стране «олигархии». Необходимо показать путь к человеколюбивой политике противодействия преступности, заботящейся о восстановлении в обществе как, в первую очередь, потерпевшего, так и самого преступника. Варварские сверхдлительные сроки лишения свободы и смертную казнь оставим дикому дальнему Западу.

С особым вниманием и осторожностью следует отнестись к так называемому праву (а в действительности бесправию, «неправу» – Unrecht) безопасности, теснящему классическое уголовное право.

Идею ППП надо воплотить в жизнь!

Горшенков Г.Н.[2]

Гуманистическая стратегия преступностиведа.

В «Основах учения о противодействии преступности» Д.А. Шестаков представил завершающую часть своей мощной научной трилогии общего преступностиведческого учения. Две предыдущие составляющие – это, как именует их сам учёный, теория преступности и причины её воспроизводства.

Дмитрий Анатольевич пишет: «Противодействие преступности представляет собой исторически очеловечивающуюся организованную реакцию общества и государства на преступность в целях восстановления нарушенных прав, ресоциализации, защиты общества и предупреждения преступлений». И, что особенно хочется подчеркнуть в высказывании учёного об исторически очеловечивающейся реакции на преступность, так это её приоритетная цель – восстановление нарушенных прав.

В этом, в частности, заключается тот самый правозащитный принцип учёного, о котором я писал когда-то в рецензии на известную книгу Д.А. Шестаков «Введение в криминологию закона». В ней в числе многих инновационных суждения он развивал идею роли и значения уголовно-правовых мер противодействия преступности, определяя их сущность следующими функциями: а) удержание лица, совершившего преступление, от повторения подобного зла (функция защиты человека); б) реституция или восстановление положения жертвы преступления; в) ресоциализация виновного.

При очередном проявлении творческой активности Дмитрий Анатольевич верен своему принципу. Кстати, в завершении доклада он  подчёркивает: «Необходимо показать путь к человеколюбивой политике противодействия преступности, заботящейся о восстановлении в обществе как, в первую очередь, потерпевшего, так и самого преступника».

Таков исследовательский подход учёного – ориентирован на человека. Я бы назвал его преемственным подходом, т.к. «очеловечивающаяся» позиция авторитетного криминолога во взглядах на противодействие преступности берёт живительные силы из исторической сокровищницы научной мысли – учения о преступлении (имею в виду его внутреннюю и внешнюю стороны), получившего новое начало во второй половине XVIII века. Была пересмотрена концепция уголовного наказания: доминирующая идея «бесчеловечной» наказуемости деяния заменялась идеей «человечного» наказания преступника. Наказание, воспринимаемое прежде как репрессивный феномен, стало рассматриваться уже в качестве средства исправления преступника, предупреждения совершения им нового преступления.

Известно, насколько актуальной является проблема восстановления прав жертвы преступления. Особенно остро она проявляется (в виде ущемления прав потерпевшего) в «стенах» так называемого института «сотрудничества со следствием» (досудебного соглашения о сотрудничестве между сторонами обвинения и защиты). Как пишет Н.А. Колоколов, «…идя на сотрудничество с преступником, государство, безусловно, ущемляет интересы потерпевших, так как осуждённым назначаются минимальные наказания, возмещение ими ущерба весьма символично»[3].

Виктимологическая проблема в части проявления несоразмерного внимания преступнику и жертве наводит на размышления о том самом реагировании (реакции) на преступность как синониме противодействия преступности в размышлениях Дмитрия Анатольевича.

В этом отношении интерес представляет публикация О.Н. Родионовой о способах реагирования на преступность с учётом её сущности[4]. Все способы автор распределяет по трём группам: в первую она относит способы воздействия на преступность, во вторую – способы устранения негативных последствий преступности, а вот в третью группу автор помещает способы-варианты сосуществования. Я нахожу их способами резонансного взаимодействия. Один из них критикуется докладчиком как неприемлемый, т.е. способ досудебного соглашения подследственного о сотрудничестве. Однако, надо полагать, Дмитрий Анатольевич имеет в виду в больше мере не сам «институт сотрудничества со следствием», а крайне непродуманный механизм его функционирования и так называемый конфликт интересов: на первом месте – интересы «уголовных судопроизводителей» и на последнем – хлопотные и затратные проблемы потерпевшего, обречённого, как правило, на долгую, чуждую ему жертвенность.

«Очевидно, что такое положение дел, – продолжу приведённую выше цитату правоведа Н.А. Колоколова, – как минимум, повод задуматься о необходимости создания компенсационного механизма, наличие которого позволит гарантировать соблюдение и интересов потерпевшего»[5].

Здесь же необходимо сказать, еще об одной разновидности бедственного положения жертвы, но уже – не преступления, а правоприменения. В концепции Д.А. Шестаков налицо логическая и конституционная аксиома, т.е. исходное положение теории, которое не требует доказательств, – право противодействия преступности. Право, принадлежащее любому физическому или юридическому лицу противодействовать преступному посягательству. Например, право на самооборону, или, как уточняет (предписывает) уголовный закон, «необходимую оборону». «Необходимую». Как будто самооборона бывает «обходимой». Однако, в соответствии с современным законом, она в большей мере представляется именно такой, т.е. которую целесообразно обходить, отказываться от права на самозащиту, открывая тем самым полную свободу преступному злу. В ином случае можно легко самому оказаться на скамье подсудимых.

Так бы и подхватил возмущённый призыв более чем известного депутата Государственной Думы РФ В.В. Жириновского, взывающего к коллегам срочно пересмотреть законодательство о необходимой обороне: «В Вашу квартиру ломятся бандиты – Вы, оказывается, не можете защищать себя! Вы должны запустить их, они изнасилуют, убьют, заберут всё – Вы позвоните в полицию! Это что такое?! Мы должны дать возможность людям защищаться, хотя бы в жилище»[6].

Но до сих пор не дали. И осознание в этом призыве традиционного популистского заявления, не имеющего реального решения, т.е. срочного пересмотра законодательства, не только удерживает от солидарности с законодателем, но настоятельно возвращает к грустной реальности. Своё возмущение В.В. Жириновский ярко демонстрировал несколько лет тому назад, но, как метко выразилась журналистка Л. Рябиченко, до сих пор «закон добивает жертву»[7].

Закон, добивающий жертву, – явно «преступный закон» (термин, как известно, принадлежит Д.А. Шестакову), вернее, преступная норма. Преступная – в том смысле, что этим юридическим средством ставится клеймо судимости на жертве «мнимого преступления».

Преступность закона – свойство, которое выражено не столько в букве (она придаёт ему лишь форму выражения), сколько в том, что называется духом, или преступным смыслом, предназначением той самой буквы. Вот чего следует избегать, не допускать, прибегая к криминологической (преступностиведческой) экспертизе, между прочим, относительно давно разработанной российскими криминологами, но отвергнутой чиновниками и, как пишет докладчик, успешно внедренной в белорусскую юридическую практику.

Кстати, очевидно, этот печальный опыт, на фоне которого «умирает, не родившись» надежда на внедрение идеи права противодействия преступности (ППП) в родном Отечестве, ориентирует её разработчика на страны ближнего зарубежья, где вероятность взятия на вооружение этой концепции для профессора очевидна.

Подводя итог своим размышлениям, Дмитрий Анатольевич обращает внимание на необходимость просвещения «устами преступностиведов» общественности в области современной уголовной политики, её «олигархических» интересов и новой человеколюбивой политики, а также в области решения тех проблем, которые осложняют «рождение единого права противодействия преступности» и требуют совместных усилий в скорейшем отыскании путей их решения.

Прокладывание этого пути Дмитрий Анатольевич мыслит на прочных Основах (предупредительного и наказательного) законодательства о противодействии преступности и их отраслях или кодексах. При этом, если предполагаемое проектирование Основ не вызывает сомнений, то в отношении их структуризации или кодификации возникает потребность в дополнительной информации. Например, в отношении Кодекса об уголовной ответственности и восстановления положения молодёжи в обществе: только почему именно «молодёжный» кодекс? А почему бы и не экономический, экологический, политический, или управленческий и т.п.?

Помнится, ещё в мае 2017 года на международной беседе на тему «От криминологического законодательства к праву противодействия преступности (проблемы криминологии закона)» был проведён опрос её участников. Он показал, что необходимость разработки такого Кодекса признали 35 % опрошенных.

Что касается Кодекса предупреждения преступлений и Кодекса мер безопасности, то представляется целесообразным разрабатывать один кодекс – предупреждения преступлений. В нём видится кодификация норм, регламентирующих профилактику, предотвращение и пресечение преступлений, охранительного предупреждения. Все эти виды предупреждения могут служить в качестве основ кодификационных отраслей или глав. В целом же настоящий кодекс видится законодательным актом, в котором систематизированы нормы отраслей противопреступного права, регулирующих отношения безопасности путём, прежде всего, охраны и предупреждения (формулировка отнюдь не претендует на совершенство).

Рагимов И.М.,[8] Аликперов Х.Д.[9]

Преступностиведческое учение профессора Д.А. Шестакова.

Анализ преступности на постсоветском пространстве показывает, что за последние два десятилетия динамика и структура преступлений, регистрируемых в странах СНГ, имеют существенные изменения. Во многих государствах преступления стали качественно более опасными, а количественно преобладают насильственные и корыстные, незаконный оборот наркотиков, киберпреступления, торговля людьми и оружием.

Особую угрозу представляют широкая география и возрастающая амплитуда террористических актов. Угрожающий характер приобрела коррупция, проникшая сегодня во все сферы общества, трансформировавшаяся в пандемию, ставшая для ряда стран СНГ серьёзной угрозой их национальной безопасности, в результате чего в некоторых из них возникла опасность перестройки общества из криминализованного в криминальное.

В то же время система противодействия криминалу со стороны органов правоохраны стран СНГ всё чаще даёт сбой, не справляется с новыми вызовами преступности, подошла к барьеру своих возможностей. Таким образом, в некоторых странах Содружества люди разуверились в способность государства контролировать преступность. Отсюда одна из причин углубления в постсоветском обществе синдрома привыкания к преступности. В свете сказанного поднятая президентом Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, всемирно известным учёным, заслуженным деятелем науки Российской Федерации, доктором юридических наук, профессором Д.А. Шестаковым проблема является актуальной не только для России, но и практически для всех стран постсоветского пространства.

Судя по тезисам доклада, Дмитрий Анатольевич поднял из глубин бытия современного криминала широкий пласт острейших проблем современной криминологии, многие из которых не только мало известны широкому кругу специалистов, но и не были предметом специального исследования. 

В частности, нам импонирует его предложение дополнить Конституцию РФ положением, согласно которому «Каждый гражданин Российской Федерации получает плату за использование кем бы то ни было природных ресурсов России, а также установленную законом долю от прибыли, получаемой от использования ресурсов. Размер платы за пользование и доля в прибыли, а также порядок их перечисления гражданам через специальный социальный фонд определяется федеральным законом».

Сказанное в полной мере мы относим и к инициативе Д.А. Шестакова о дополнении части 2 статьи 13 Конституции Российской Федерации положением, согласно которому «Уважение к России, её истории, стремление к достойному её экономическому и политическому положению в мировом сообществе, равно как признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина, составляют основу государственной идеологии России»; необходимости запретить использовать при подготовке законов зарубежную финансовую «поддержку» в виде грантов и т.п., а также не допускать иностранных специалистов в круг их непосредственных разработчиков; устранения варварских сверхдлительных сроков лишения свободы за многие виды преступлений, предусмотренных в УК как РФ, так и других стран СНГ.

Заслуживает всемерной поддержки и предложение докладчика об учреждении нового международного суда, задачей которого стала бы проверка соответствия нормативных актов и иных решений государственных властей и международных соглашений, а также решений международных организаций нормам и принципам международного уголовного права.

Развивая эту идею, считаем целесообразным такой международный суд (назовём его условно Евразийский международный конституционный суд) учредить не только для России, но и для других стран-участниц СНГ.

Социально-правовая потребность в Евразийском международном конституционном суде продиктована той вакханалией, которая царит практически во всех странах постсоветского пространства, в которых как Верховный суд общей юрисдикции, так и Конституционный часто принимают решения, вступающие в грубое противоречие не только с нормами и принципами соответствующей Конституции стран СНГ, но и общепризнанными международно-правовыми нормами в сфере охраны прав человека и гражданина.

Достаточно интересной является идея Д.А. Шестакова о разработке и принятии единого нормативного правового акта о противодействии преступности (ЕЗПП), в котором, по мнению разработчика, должны быть определены пределы дозволенного собственно государству – не только в назначении уголовного наказания, но и во всех прочих разновидностях противодействия преступности. При этом он предлагает и достаточно взвешенную архитектонику этого правового акта:

верхний его уровень – Основы (предупредительного и наказательного) законодательства о противодействии преступности;

уровень кодексов: 1) Кодекс предупреждения преступлений; 2) Кодекс мер безопасности; 3) Кодекс об уголовной ответственности; 4) кодексы – Уголовный, Уголовно-процессуальный, Уголовно-исполнительный.

Заслуживают поддержки и предложенные Дмитрием Анатольевичем специфические методики экспертизы нормативных правовых актов. Так, по мнению автора, в ходе такой экспертизы «наряду с выявлением криминогенных законоположений необходимо также выявлять и нормы, дефиниции которых граничат с криминалом или же явно являются таковыми. Поэтому экспертиза нормативных правовых актов, помимо прочего, должна отвечать на вопросы: «Не является ли норма преступной?»; «Не противоречит ли она, в частности, международному уголовному праву, а также естественному праву?» При этом, что очень важно, должен быть установлен порядок на законодательном уровне, согласно которому преступностиведческая экспертиза распространяется не только на законопроекты, но и на действующее законодательство, в том числе и на Конституции Российской Федерации».

В тезисах профессора Шестакова содержится и ряд иных достаточно интересных предложений и рекомендаций, направленных на дальнейшее углубление разработанной им оригинальной доктрины противодействия преступности, в том числе качественно нового учения о «Воронке преступности», теории «Глобальная олигархическая власть (ГОВ)», такие преступностиведческие отрасли, как криминология сферы здравоохранения; преступность науки и образования. Однако ограниченные рамки отклика не позволяют даже вкратце остановиться на них.

Вместе с тем тезисы доклада не свободны от отдельных положений, требующих дополнительной авторской аргументации. В частности, речь идёт об утверждении автора о том, что «институт «сотрудничества со следствием» отрицательно сказывается на нравственном состоянии общества, ожесточая основную часть народа и одновременно делая её незащищённой. Эта модель, как известно, состоит в ужесточении ответственности за наиболее злостные преступления на фоне смягчения за преступления, не столь опасные, за проступки».

Видимо, здесь автор имеет в виду, прежде всего, положения главы 40-1 УПК РФ «Особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве» и соответствующие нормы УК РФ (ч. 5 ст. 61, ст. 63-1 и т.д.).

Соглашаясь в целом с опасениями автора о негативных социально-право­вых последствиях необдуманного применения института досудебного соглашения о сотрудничестве, вместе с тем надо признать, что российский законодатель, включая этот институт в уголовное и уголовно-процессуальное законодательство страны, исходил из суровых реалий бытия современного криминала в России, когда без разумного компромисса с отдельными (часто второстепенными) участниками преступления практически невозможно выйти на организаторов и других активных участников совершённого преступления, доказать их виновность и привлечь к уголовной ответственности.

Поэтому считаем, что было бы целесообразно в ходе доклада услышать от автора дополнительные аргументы о недопустимости данного института в уголовно-правовом противодействии преступности или существенном ограничении сферы его применения в уголовном судопроизводстве.

Джавадова И.A.[10]

Новые подходы к организации контроля над преступностью.

С большим интересом ознакомилась с тезисами доклада профессора Д.А. Шестакова, в которых он обозначил ряд принципиально новых подходов к организации контроля над преступностью.

Их новизна и значимость, как для теории криминологи, так и в деле противостояния преступности, ещё раз свидетельствуют не только о фундаментальности научных исследований Дмитрия Анатольевича, но и об их генеративности, редком умении автора вычленять из общеизвестных криминологических проблем научную искру, из которой впоследствии рождаются принципиально новое учение или крайне интересная научная гипотеза.

Достаточно в этой связи вспомнить разработанные им такие принципиально новые направления в теории криминологии, как «семейная криминология», «воронка преступности», «глобальная олигархическая власть (ГОВ)» и т.д., которые были встречены криминологами с большим интересом.

А если к сказанному добавить и вынесенный на суд юридической общественности доклад, завершающий его научную трилогию об общем преступностиведческом учении (теория преступности; причины воспроизводства преступности; противодействие преступности), то следует признать, что богатое научное творчество профессора Д.А. Шестакова является, пожалуй, тем редким исключением в бесконечном потоке современной криминологической литературы, в котором сказано что-то. А для этого, как писал Н. Бердяев, «нужен гений или огромный творческий дар, сказать же о чём-то можно и при гораздо более скромных дарованиях».[11]

Мне представляется, что эти выводы великого русского философа наиболее точно отражают суть ментальной оболочки научного творчества Д.А. Шестакова, в силу чего они могли бы стать эпиграфом для трилогии автора, в которой не только рассматриваются тернистые пути становления новых учений в криминологии, но и выдвигаются принципиально новые доктрины противодействия преступности.

На мой взгляд, социальная обусловленность поиска новых подходов в борьбе с преступностью на современном этапе обусловлена главным образом двумя причинами. С одной стороны, достаточно сложной криминогенной ситуацией, сложившейся в странах СНГ после распада СССР. А с другой – система противодействия преступности в государствах-членах СНГ, базирующаяся в основном на линейно-силовом методе, с каждым годом всё чаще даёт сбой, не справляется с новыми вызовами преступности.[12]

Всё это свидетельствует, что в борьбе с преступностью требуется ряд принципиально иных подходов, что и составляет сердцевину доклада Д.А. Шестакова. Так, автор справедливо отмечает, что предложенные им подходы «никоим образом не устремлены на то, чтобы выдать рецепты скорых решений во исполнение президентских указов. Они будут обращены к длительному криминологическому осмыслению необходимого коренного изменения духовно-мировоз­зрен­ческого начала российского общества и соответствующей переделке его экономики с целью снижения присущего ему преступного зла».

При этом я полностью согласна с замечанием автора о том, что «для того, чтобы новое видение противодействия постепенно пробивало себе дорогу, начинать надо с учебной работы, в частности, с соответствующего «воронке преступности» построения теории противодействия в учебном курсе преступностиведения, во всяком случае, в передовых, ориентированных на науку юридических вузах. В особенности в тех из них, которые имеют или намерены создать кафедры преступностиведения».

Отрадно, что в опубликованных тезисах профессор Шестаков не ограничивается только теоретизированием, что само по себе очень важно в качестве социально-правового подхода к современным проблемам организации противодействия преступности. Наряду с этим, автор выдвигает и ряд заслуживающих пристального внимания важных прикладных решений организационного, законотворческого и научно-методического характера, в своей совокупности охватывающих самые злободневные и животрепещущие отрасли противодействия преступности. 

Среди них хотела бы особо выделить идею о необходимости разработки и принятия единого законодательства о противодействии преступности (ЕЗПП), которое должно включать в себя несколько уровней: верхний уровень – Основы (предупредительного и наказательного) законодательства о противодействии преступности. Под ним уровень кодексов: 1) Кодекс предупреждения преступлений; 2) Кодекс мер безопасности; 3) Кодекс об уголовной ответственности и восстановлении положения молодёжи в обществе; 4) кодексы – Уголовный, Уголовно-процессуальный, Уголовно-исполнительный.

При этом, по мнению профессора Д.А. Шестакова, Основы должны очертить пределы дозволенного собственно государству – не только в назначении уголовного наказания, но и во всех прочих разновидностях противодействия преступности, в том числе служить надёжным заслоном против принятия преступных нормативных правовых актов.

Для этих целей в тезисах предлагается законодательно установить порядок, согласно которому преступностиведческая экспертиза должна распространяться не только на законопроекты, но и на действующее законодательство вплоть до Конституции Российской Федерации.

Достаточно интересной является и идея автора об учреждении нового международного суда (наподобие конституционных судов), задачей которого стала бы проверка соответствия нормативных актов и иных решений государственных властей и международных соглашений, а также решений международных организаций нормам и принципам международного уголовного права.

В тезисах содержатся и другие достаточно интересные идеи, рекомендации и предложения. Однако рамки отклика не позволяют даже кратко остановиться на их анализе. Поэтому, завершая свои размышления над тезисами, хочу отметить, что доклад профессора Д.А. Шестакова будет воспринят участниками конференции не только с большим интересом, но и вызовет немало вопросов.

К примеру, мне было бы интересно услышать от докладчика во время его выступления ответы на следующие вопросы:

1. Какая взаимосвязь между тезисом «Докладчиком предлагается в ч. 2 ст. 13 Конституции РФ записать: «Уважение к России, её истории, стремление к достойному её экономическому и политическому положению в мировом сообществе, равно как признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина составляют основу государственной идеологии России» и криминологией?

2. Как эта сугубо конституционно-правовая проблема коррелирует с предложенными автором Основами учения о противодействии преступности?

Кабанов П.А.[13]

Многоуровневая система противодействия преступности в концепции профессора Д.А. Шестакова: размышления о главном (краткое дополнение к тезисам докладчика).

Представленные для обсуждения тезисы доклада «Основы учения о противодействии преступности» основоположника и руководителя Невско-волжской криминологической школы доктора юридических наук, профессора, заслуженного деятеля науки Российской Федерации, президента Санкт-Петербургского международного криминологического клуба Дмитрия Анатольевича Шестакова является плодом его длительной профессиональной криминологической научно-исследовательской и педагогической деятельности. Значительная доля содержащихся в них положений достаточно полно отражена в многочисленных публикациях докладчика опубликованных как в российских изданиях,[14] так и за рубежом[15], о чем упоминает и сам автор тезисов доклада.

Представленная Дмитрием Анатольевичем криминологическая концепция направлена, в первую очередь, на разумную организацию системы реакции государства и общества на противоправное поведение отдельных лиц, криминальных коллективов и организаций. Отдавая особую значимость защите прав человека, автор осторожно, но вполне понятно и чётко расставляет приоритеты противодействия преступности в системе механизмов предупредительного воздействия на неё. Такой подход заслуживает одобрения и поддержки не только представителей современной российской криминологической науки, но и разумных сторонников поддерживающих принцип социальной справедливости вне этого направления наук криминального цикла.

Значительную ценность в представленной Д.А. Шестаковым концепции представляет перемещение центра противодействия преступности с преступлений и преступников на жертву криминального поведения и необходимость её защиты не меньше чем защиты интересов общества, его отдельных слоёв и государства. Действительно, современное российское государство больше заботится о криминализации одних явлений, объясняя это заботой о нравах общества, и декриминализации других, – объясняя их защитой отдельных категорий лиц (представителей бизнес-сообщества – предпринимателей) от произвола отдельных государственных контрольно-надзорных и правоохранительных органов. Изменяя законодательство в целях бережного отношения к отдельным социальным группам из числа правонарушителей – предпринимателям, государство до сих пор не приняло адекватных специальных системных правовых мер по защите жертв преступлений, связанных с криминальным (недобросовестным) предпринимательством, оставляя их беззащитными. Отсутствие базового российского федерального виктимологического законодательства со значительными издержками пытаются компенсировать региональные органы публичной власти, принимая законы о защите отдельных категорий пострадавших от преступлений всё тех же предпринимателей.[16] Изощрённые формы криминального предпринимательского мошенничества приносят значительный ущерб не только частным физическим и юридическим лицам, компаниям с различными формами собственности, но и развитию отдельных отраслей российской экономики. Однако до настоящего времени не поставлен вопрос об оценке состояния, структуры и объёмов материального, морального, репутационного и иного ущерба от преступной деятельности предпринимателей, а также о количестве жертв такого криминального предпринимательства. К большому сожалению, даже криминологические аспекты криминального предпринимательства представителей российского бизнеса до настоящего времени исследованы не достаточно полно,[17] не говоря уже о его виктимологических аспектах.

Как ни странно, но даже виктимологические аспекты защиты от преступлений в сфере предпринимательства направлены на защиту тех же предпринимателей.[18] В связи с этим встаёт вопрос: а как же защитить послушных потребителей услуг предпринимателей и иных представителей бизнес-сообщества от их криминального поведения? Полагаю, что ответ на этот сложный вопрос мы получим не скоро, поскольку для ответа на него потребуется длительное время, качественные научные исследования, в том числе специалистов в области экономической криминологии и виктимологии экономического мошенничества, которые представлены в Невско-волжской криминологической школе. Надеюсь, что обсуждение этой сложной и многогранной проблемы станет одним из предметных обсуждений в будущем в рамках криминологического диалога Санкт-Петербургского международного криминологического клуба.

Курбанов Г.С.[19]

Система противодействия преступности и её подсистемы в предложенной концепции профессора Д.А. Шестакова.

Вынесенные на суд криминологов тезисы доклада президента Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, доктора юридических наук, профессора Д.А. Шестакова посвящены достаточно сложной и многогранной проблеме.

Хотя за последние десятилетия масса чернил была пролита учёными, увы, и по сей день в теории криминологии нет достаточно весомой концепции, реализация которой на практике была бы в состоянии обуздать возрастающую с каждым днем на постсоветском пространстве преступность. И здесь дело не только в высоких темпах её роста. Как справедливо отмечает профессор Х.Д. Аликперов, «нельзя не заметить, что преступность с каждым годом становится качественно опаснее, а количественно в ней преобладают насильственные и корыстные преступления, незаконный оборот наркотиков, рецидивные преступления, терроризм и коррупция, организованная преступность в сфере экономики и т.д.»[20].

В свете изложенного полагаю, что вынесенная профессором Д.А. Шестаковым на суд криминологов проблема является достаточно актуальной как с научной, так и с практической точек зрения.

Автор предлагает целостную систему противодействия преступности, включающую в себя три подсистемы:

– теорию преступности;

– причины воспроизводства преступности;

– противодействие преступности.

При этом каждая из этих подсистем хотя и имеет свой предмет исследования, но в своей совокупности они органически взаимосвязаны, направлены на выработку многоуровневой системы контроля над преступностью. Как верно подметил профессор П.А. Кабанов, «представленная Дмитрием Анатольевичем криминологическая концепция направлена в первую очередь на разумную организацию системы реакции государства и общества на противоправное поведение отдельных лиц, криминальных коллективов и организаций».[21]

В своих тезисах профессор Шестаков выдвинул ряд интересных идей, которые заслуживают не только одобрения, но и дальнейших обсуждений. Например, расширение круга объектов криминологической экспертизы, самоограничение государства в регулировании чрезмерно широкого круга общественных отношений (в том числе уголовно-правовых) на нормативном уровне, недопустимость чрезмерно длительных сроков лишения свободы в качестве меры наказания и т.д.

Сегодня каждая из этих проблем является ахиллесовой пятой правовой действительности всех стран постсоветского пространства. В частности, излишнее вторжение государства в межличностные отношения (к примеру, непомерная криминализация) не только несовместимо с ценностями гражданского общества и вступает в противоречие с принципом правового ожидания граждан, но порой и усугубляет эти отношения, усиливает социально-психологическую напряжённость в обществе, ведёт к человеческим трагедиям и т.д.

Законодатели стран СНГ никак не хотят понять простой истины: чем больше в социуме директированы (формализированы) общественные отношения, тем больше в нём наблюдается девиантное поведение, в том числе преступления и иные правонарушения.

Сказанное в полной мере можно отнести и к бесконечной турбулентности нормативных правовых актов (в том числе и в сфере борьбы с преступностью) на постсоветском пространстве, что, несомненно, является одной из причин усугубления в странах СНГ правового нигилизма, снижения авторитета закона и уровня правового просвещения населения.

Заслуживает поддержки и тезис автора о том, что «для того, чтобы новое видение противодействия постепенно пробивало себе дорогу, начинать надо с учебной работы, в частности, с соответствующего «воронке преступности» построения теории противодействия в учебном курсе преступностиведения, во всяком случае, в передовых, ориентированных на науку юридических вузах».

В опубликованных тезисах содержится и ряд иных, достаточно интересных предложений и рекомендаций. Однако, учитывая ограниченные объёмы отклика, я остановлюсь на проблемах подсистем предложенной автором системы противодействия преступности.

В целом поддерживая трёхуровневую архитектонику системы противодействия преступности, вместе с тем считаю, что в рамках третьей подсистемы (противодействие преступности) было бы целесообразно разработать самостоятельный блок (субподсистему), посвящённый субъектам реализации системы противодействия преступности, от профессиональной и слаженной работы которых во многом будет зависеть успех реализации предложенной Дмитрием Анатольевичем концепции контроля над преступностью.

Исторический опыт показывает, что всякая система со временем изнашивается, а выработанные ею методы борьбы с энтропией (в данном случае с преступностью и иными правонарушениями) утрачивают свою эффективность, становятся контрпродуктивными, что, в конечном счёте, ведёт к разрушению правовых структур общества.

Если с этих позиций проанализировать существующую философию организации деятельности правоохранительных органов по борьбе с преступностью на нынешней ступени исторического развития, то приходится с грустью констатировать, что эти органы, увы, достигли точки бифуркации, в силу чего давно перестали справляться с новыми вызовами криминала и с трудом «переваривают» их преступную деятельность.

А между тем в эпоху новых политико-правовых и социально-экономических отношений, складывающихся на фоне стремительно нарастающих глобализационных и геополитических процессов, возникновения новых видов преступности и т.д. прежние способы противодействия преступности крайне малопродуктивны, о чём свидетельствуют данные статистики преступности на постсоветском пространстве.

У меня нет готовых рецептов решения обозначенной проблемы. Но, полагаю, что при работе над новой концепцией противодействия преступности автор рассматривал данную проблему.

Поэтому было бы интересно услышать во время выступления мнение профессора Д.А. Шестакова по вопросам перестройки деятельности органов по борьбе с преступностью с учётом реалий современной преступности.

Харламов В.С.[22]

Уникальность научных новаций в учении о противодействии преступности.

Тезисы доклада «Основы учения о противодействии преступности» – научный шедевр. В тезисах воплощены красота и мощь научной мысли, оригинальность и смелость её подачи, генерирование научных идей посредством вбрасывания своеобразных суждений и сплочения вокруг заявленной тематики как искушённых, так и не искушённых читателей и исследователей.

Автор шедевра – выдающийся учёный, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба Дмитрий Анатольевич Шестаков – представил в юбилейный для себя год на суд учёных и практиков злободневную проблему эффективного реагирования государства на криминал.

Горы философской, прикладной, методической, научной литературы посвящены рассматриваемой проблематике, имеющей вековую историю. Дмитрий Анатольевич взглянул на учение о противодействии преступности по-новому, с других фундаментальных позиций, разработанных в невско-волжской преступностиведческой школе, родоначальником и руководителем которой он является. Так, уникальна предложенная Дмитрием Анатольевичем идея «от многослойной модели: «Воронка преступности» к многослойному противодействию этому злу».

Определённую ценность несёт рассмотрение системы механизмов противодействия в основных сферах общества. При этом особое внимание автором уделено предложениям по противодействию преступности политики и законодательной сферы. Интересна оценка соразмерности воздействия репрессивной машины на преступника и жертву в виктимологическом контексте. Своеобразен дискурс о необходимости построения и принятия единого многоуровневого законодательства о противодействии преступности (ЕЗПП).

Лейтмотивом доклада «Основы учения о противодействии преступности» является гуманизация и гармонизация общественных отношений, снижение криминогенности и конфликтности в общественной жизни. Полезность и научная ценность основных предложений и рекомендаций доклада безусловны. В ходе его обсуждения хотелось бы услышать от автора ответы на следующие вопросы:

1.            Какую роль для преступностиведения играет противодействие преступности посредством искусственного интеллекта?

2.            ЕЗПП, наряду с Основами законодательства, включает 6 кодексов: 1) Кодекс предупреждения преступлений, 2) Кодекс мер безопасности, 3) Кодекс об уголовной ответственности и восстановлении положения молодёжи в обществе, 4) кодексы – Уголовный, Уголовно-процессуальный, Уголовно-исполнительный. Не лучше ли вместо Кодекса об уголовной ответственности и восстановлении положения молодёжи в обществе принять Кодекс об уголовной ответственности и восстановлении положения социально уязвимых категорий населения в обществе (несовершеннолетних, беременных женщин, инвалидов, престарелых)?

Милюков С.Ф.[23]

Судебная и внесудебная репрессия в механизме предупреждения общественно опасных проявлений.

Следует поддержать основного докладчика – Д.А. Шестакова в том, что основной причиной сегодняшней нестабильности российского общества и слабой поддержки населением государственных структур, в том числе так называемых «силовых», является ограбление основной части граждан России в ходе преступной приватизации, процесс которой, увы, не остановился в 1990-х годах, а продолжается и поныне. Законопослушной части общества мало что достаётся от гигантских барышей добывающих монополий, причём основная часть сверхприбыли уходит за рубеж и присваивается пресловутой глобальной олигархической властью.[24]

Думается, что власть, уповая на сомнительный постулат об исчерпанности лимита на революции, пока не пойдёт на коренное улучшение благосостояния населения, прекращение разрушительного давления на промышленность, сельское хозяйство, системы здравоохранения, образования, научных изысканий и социального обеспечения.

Остаётся надеяться лишь на то, что здравомыслящая часть управленческого корпуса не допустит дальнейшего наращивания режима «наибольшего благоприятствования» хотя бы наиболее одиозным представителям организованного преступного мира (прежде всего гангстерского, террористического и коррупционного типов) и неорганизованной его части (массовые и серийные убийцы, насильники-педофолы, громилы-хулиганы и др.).

Надо продолжить на должном научном уровне дискуссию о возврате в систему наказаний конфискации имущества, об отказе от «моратория» на смертную казнь, её распространении на верхушку коррупционеров, казнокрадов, наркобаронов и государственных изменников, подобно тому, как это делается в ведущих государствах мира: Китае, Индии, Японии и США.

В качестве противовеса исключительным наказаниям, к которым, помимо расстрела, мы относим пожизненное и сверх длительное (более 20 лет) лишение свободы, следует реанимировать ссылку и высылку, используя их для привлечения осуждённых, их близких, соответствующие государственные и частные структуры для заселения обезлюживаемых с конца 1980-х гг. территорий Севера, Сибири, Забайкалья и Приморья.

Эти меры должны подкрепляться внесудебной репрессией не только и не столько в виде уничтожения членов вооруженных террористических экстремистских и бандитских формирований, но и, прежде всего, разрушения их инфраструктуры, финансового разорения, дискредитации их вожаков и активных участников в средствах массовой коммуникации.[25]

Данилов А.П.[26]

Информационно-идеологические меры противодействия глобально организованной преступности.

Об основах противодействия преступности. Предваряя свой доклад, Д.А. Шестаков подчёркивает, что таковой «никоим образом не устремлён на то, чтобы выдать рецепты скорых решений «во исполнение» президентских указов. Он обращён к длительному криминологическому осмыслению необходимого коренного изменения духовно-мировоззренческого начала российского общества и соответствующей переделки его экономики с целью снижения присущего ему преступного зла».

Как видим, основу противодействия преступности Дмитрий Анатольевич видит в соответствующем изменении духовно-мировоззренческих начал нашего общества, в чём я его полностью поддерживаю.

Коротко об информационно-идеологической преступной деятельности. В настоящее время криминологами всё более осознаётся та значимая преступная роль, которую играет глобальная олигархическая власть (ГОВ) в происходящих на планете революциях, экономических кризисах, переселениях больших людских масс, экологических катастрофах, в совершаемых против суверенных государств агрессиях, в значительной степени отражающихся и на России.

ГОВ ведёт разноплановую глобальную преступную деятельность, в том числе, информационно-идеологическую. Она заключается в установлении ГОВ через мировые СМИ, институты культуры и образования, интернет и телевидение, иные источники информации контроля над общественным мнением, управление им, в том числе посредством сообщения искажённой и/или ложной информации, в разложении через указанные средства нравственности, национальных культур и развитии у населения различных страхов для достижения своих корыстных целей и облегчения совершения преступлений, например, актов агрессии.

За управление общественным мнением, осуществляемое с причинением существенного вреда интересам общества, должна быть установлена уголовная ответственность.

Разложение нравственности, культуры, нагнетание страхов в обществе также де-факто являются преступлениями – против здоровья населения и общественной нравственности – так как лишают общество возможности развиваться в здоровом ключе, ведут его к самоуничтожению. Таким образом, необходима кропотливая разработка соответствующих составов преступления.

Информационно-идеологические причины воспроизводства глобально организованной преступности. К ним следует отнести:

1) Насыщение мировой информационной сферы ложными (неполными) сведениями. Оно имело место, например, при подготовке и совершении агрессии против Ливии в 2011 году. Западные, африканские и арабские СМИ, находящиеся под контролем ГОВ, действовали с большей пропагандистско-информационной эффективностью, очерняя ливийскую власть, приписывая ей сотни преступлений против мирного населения. Данное видение было навязано миллионам жителей всех континентов, за счёт чего сформировалась нужная ГОВ позиция в обществе – оно было готово, желало смещения главы ливийского государства.

2) Пропаганда разрушающих общество идеологий, в частности потребительства и бездуховности. Если вспомнить, что нынешние руководители стран в значительной степени находятся под контролем ГОВ, становится вполне объяснимым столь широкое распространение данных идеологий в мире.

Бездуховность закладывается в людей с детства, в том числе, через голливудские мультипликационные фильмы. Они способствуют развитию у несовершеннолетних агрессивности, представлений о допустимости отклоняющегося поведения, стиранию границ между плохим и хорошим, сдвигают рамки запретного, формируют ощущение вседозволенности. То же влияние оказывают и многие компьютерные игры.

Телевидение, в целом, также растлевает, прививает молодёжи и взрослым идеологию «бездуховности». Например, российский канал «ТНТ» стал уже притчей во языцех в кругах духовных, нравственных, верующих людей. В декабре 2017 года бурный скандал спровоцировала очередная неудачная шутка резидентов шоу «Comedy Woman», транслируемом на данном канале.

После того, как участницы «юмористической» программы показали номер про девушку-ингушку из эскорт-агентства, в адрес канала зазвучали упрёки и угрозы.[27] Даже глава Ингушетии Ю. Евкуров был проинформирован о сложившейся ситуации. В итоге гендиректор «Comedy Club Production» А. Лёвин принёс публичные извинения за данную шутку.

3) Безнравственность национальных элит. Нравственная российская элита, в частности, культурная, экономическая и политическая, никогда бы не позволила заполнить институты культуры и образования, интернет и телевидение таким количеством разлагающей общество информации. Она бы не хранила деньги в офшорах, не участвовала в преступной приватизации, не выводила денежные средства из сраны по указке ГОВ.

Информационно-идеологические меры противодействия глобально организованной преступности. К таковым можно отнести:

1)    Широкое освещение преступной деятельности ГОВ.

2)    Развитие в обществе духовных начал, основанных на традиционных религиях мира.

3)    Постепенное замещение разлагающего информационного содержания, наполняющего современные литературу, театральные постановки, музыкальные произведения, фильмы и передачи, телевизионное и радиовещание в целом, сеть интернет, на нравственное.

С.Д. Шестакова[28]

О сотрудничестве со следствием.

В докладе Д.А. Шестакова был затронут вызвавший дискуссию вопрос о досудебном соглашении о сотрудничестве. Хотелось бы поучаствовать в ней, высказав нижеследующие соображения.

Об институте досудебного соглашения о сотрудничестве, как и о любом особом порядке уголовного судопроизводства, можно говорить в плоскости достоинств и недостатков.

Среди его недостатков обычно выделяют: чужеродность рассматриваемого института как разновидности сделки с правосудием для российского уголовного процесса; упрощение уголовного судопроизводства по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях, идущее вразрез с концепцией дифференциации процессуальной формы; игнорирование интересов потерпевшего[29]; неопределённость перспективы судебного рассмотрения дела и отсутствие положений об ответственности государственных органов за несоблюдение условий подписанного прокурором соглашения[30]; отступление от принципов справедливости и неотвратимости наказания, а в силу отсутствия судебного следствия – по существу, отказ от правосудия[31] и некоторые другие.

Дополним этот перечень недостатками принципиальными – обусловливающими отношение в целом к наличию данного института в отечественном уголовном процессе, и «юридико-техническими» – характеризующими уровень его законодательного воплощения.

Полагаем, что к числу принципиальных недостатков института досудебного соглашения о сотрудничестве относится то, что он:

1.            Представляет собой искажённый в расхождение с началами нравственности вариант активного способствования раскрытию преступления – без раскаяния. Деятельное, но не раскаяние. Смысл – не в том, чтобы повиниться, заслужить снисхождение, хотя бы путём заглаживания вреда потерпевшему, а в том, чтобы уменьшить размер наказания или вообще избежать его, выдав тех, с кем совершал преступные действия сообща.

Этакое поощрение за предательство.

2.               Создаёт большой соблазн для злоупотреблений и не поддающихся выявлению незаконных действий правоохранительных органов в целях «получения» обвинительных приговоров. Опасность таится в том, что это выгодная обеим сторонам сделка против пользы третьего лица (в гражданском праве есть понятие сделки в пользу третьего лица, но никак не наоборот, а тут – то, что неправомерно даже применительно к торговым отношениям).

3.               Стимулирует органы расследования к подмене доказательственной деятельности склонением обвиняемого к даче показаний, изобличающих соучастников.

Юридико-техническими недостатками института досудебного соглашения о сотрудничестве в российском уголовном процессе являются:

1. Риск для обвиняемого, выполнившего свои обязательства по досудебному соглашению о сотрудничестве, не получить встречного предоставления от государства, что обусловлено широкими возможностями субъективной оценки прокурором и судом качества исполнения обвиняемым своих обязательств. Причём и их фактической пользы. Выгод по наказанию сотрудничавшее лицо может и не обрести, если, например, его показания в отношении соучастника годились, но не пригодились;

2.    Отсутствие иммунитета по сделке – неотъемлемого атрибута сделки с правосудием, отвечающего её правовой природе и гарантирующего использование показаний её участника исключительно в целях самой сделки. Следствием этого является отсутствие необходимого правила о недопустимости показаний лица, заключившего досудебное соглашение о сотрудничестве, в качестве доказательств против него самого в случае прекращения соглашения и переходу к обычному порядку судебного разбирательства;

3.   Не предупреждение сотрудничающего лица об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний по делу соучастника, что противоречит интересам последнего, его праву на справедливую судебную процедуру, гарантированному Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод, а также исключает возможность возобновления производства по его делу на таком основании, как установленная вступившим в законную силу приговором суда заведомая ложность показаний свидетеля.

И многие другие.

Объективности ради сосредоточим максимальные усилия на выявлении достоинств института досудебного соглашения о сотрудничестве. В результате на ум приходит только одно (немаловажное с позиций ведомственных интересов): рационализация уголовного судопроизводства за счёт экономии сил уголовной репрессии в смысле гарантированности обвинительных приговоров (без усилий стороны обвинения по доказыванию виновности обвиняемых) как по делам сотрудничающих лиц, так и по делам их соучастников. При этом даже если взять самый крайний случай – невозможность осуждения лица, совершившего преступление, иным способом, кроме как с использованием показаний сотрудничающего со следствием соучастника, возникает ассоциация с тем, что цель оправдывает средства как с едва ли допустимой в уголовно-процессуальной сфере постановкой вопроса.

_________________________

Д.А. Шестаков[32]

Теория противодействия преступности в развитии.

(Об обсуждении теоретических основ противодействия преступности на выездной беседе Клуба в Махачкале 21 июня 2019 г.).

Ответы на вопросы по докладу. По поводу моего доклада на Махачкалинской беседе и выжимки из него, помещённой на сайте Клуба, мне были поставлены заслуживающие общего внимания письменные и устные вопросы. Поделюсь возникшими у меня по их поводу соображениями.

И.А. Джавадова (Республика Азербайджан, Баку): Какая взаимосвязь между предложением докладчика записать в ч. 2 ст. 13 Конституции РФ: «Уважение к России, её истории, стремление к достойному её экономическому и политическому положению в мировом сообществе, равно как признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина составляют основу государственной идеологии России» и криминологией?

Как эта сугубо конституционно-правовая проблема коррелируется с предложенными автором Основами учения о противодействии преступности?[33]

Среди основных причин воспроизводства преступности в современной России мной особо выделяется противоречие между потребительством и духовностью – в частности, проявляющееся в ослаблении национальной идеи.^[34] Для нейтрализации этой причины нужно коренное изменение идеологии и соответствующая воспитательная и просветительная работа. Восстановление высокой российской духовности представляется мне в престпностиведческом свете столь важным, что я и предлагаю соответствующее изменение Конституции. Связь данного предложения с учением о противодействии преступности и криминологией в целом проходит через криминологическую причинность.

И.М. Рагимов, Х.Д. Аликперов (Республика Азербайджан, Баку): в связи с отрицательным мнением докладчика об институте досудебного соглашения о сотрудничестве «Хотелось бы услышать дополнительные аргументы о недопустимости этого института в уголовно-правовой борьбе с преступностью или существенного ограничения сферы его применения в уголовном судопроизводстве».

Отвечая Ильгаму Мамедгасановичу и Ханлару Джафаровичу, скажу, что досудебное соглашение о сотрудничестве[35] – для меня, прежде всего, этический вопрос о соотношении нравственности[36] и практической целесообразности. Соглашусь с высказанным в частном разговоре с процессуалистом С.Д. Шестаковой суждением: «Торг в уголовно-правовой сфере неуместен». Исходя из нравственных соображений, я стою за исключение института досудебного соглашения о сотрудничестве и соответственно за отмену положений УК и УПК, которые его регламентируют.

Рассматриваемый институт, который для краткости я именую ССС – соглашение со следствием, с учётом весьма значительных льгот, которые он предоставляет «соглашателю» при назначении ему наказания (п. 2-5 ст. 62 УК РФ), создаёт предпосылку для оговора невиновных. Вот почему полагаю, что следует установить ответственность за понуждение к оговору кого-либо в совершении преступления, в том числе к самооговору. Для этого можно было бы дополнить уголовный кодекс статьёй 299¹. А в весьма вероятном случае того, что в законе ССС сохранится, надо предусмотреть квалифицирующее обстоятельство предлагаемого состава: принуждение к досудебному соглашению.

Г.Н. Горшенков, отчасти поддерживая моё скептическое отношение к соглашению со следствием, напоминает об ущемление такими соглашениями прав потерпевшего. Ссылаясь на Н.А. Колоколова, он напоминает: «…идя на сотрудничество с преступником, государство, безусловно, ущемляет интересы потерпевших, так как осуждённым назначаются минимальные наказания, возмещение ими ущерба весьма символично». [37]

Специалистами отмечается, в частности то, что досудебное соглашение «представляет собой искажённый в расхождение с началами нравственности вариант активного способствования раскрытию преступления – без раскаяния. Деятельное, но не раскаяние».[38] Впрочем, процессуальная сторона вопроса находится за пределами общего преступностиведческого учения. Для меня решающее значение имеет нравственная сторона вопроса. А ставя во главу угла целесообразность, можно докатиться ведь и до ограничения презумпции невиновности.

Г.С. Курбанов (Республика Азербайджан, Баку).  Габил Сурхаевич с полным к тому основание обращает внимание на необходимость разработки блока мер, обращённого к субъектам противодействия.[39]

С учётом ограниченности объёма беседы назову только два соображения применительно к международному и внутригосударственному уровням. Во-первых, предложение о создании международного уголовного суда по подобию конституционных судов, о котором шла речь в докладе. Во-вторых, следует восстановить полномерный надзор прокуратуры за предварительным следствием, а для того чтобы прокуроры обладали необходимой квалификацией для осуществления этого важнейшего направления надзора, в деятельность прокуратуры надо вернуть осуществление предварительного следствия, а также право прокурора изымать уголовные дела у других следственных органов в собственное производство.

Г.Н. Горшенков (Россия, Н. Новгород). Геннадий Николаевич относительно структуры Единого законодательства о противодействии преступности просит уточнить, почему бы помимо Кодекса об уголовной ответственности и восстановления положения молодёжи в обществе не принять также экономический, экологический, политический, управленческий кодексы?[40]

В.С. Харламов (Россия, Санкт-Петербург), отмечая моё предложение включить в состав ЕЗПП Кодекс об уголовной ответственности и восстановлении положения молодёжи в обществе, созвучно Г.Н. Горшенкову спрашивает, не лучше ли вместо этого кодекса принять Кодекс об уголовной ответственности и восстановлении положения социально уязвимых категорий населения в обществе (несовершеннолетних, беременных женщин, инвалидов, престарелых)? [41]

Плодить множество уголовных кодексов нет необходимости. Исключение для «молодёжного» кодекса я связываю с двумя причинами. Во-первых, такой кодекс – суть эксперимент и первый шаг по необходимому преобразованию наказательного права в право уголовно-восстановительное. Во-вторых, в мире есть примеры законодательства об ответственности молодых, совершивших преступление, совмещённой с оказанием им помощи им по воссозданию их добрых связей с окружающим миром, встраиванию в него оступившейся молодёжи. Имеющийся за рубежом законотворческий опыт может быть в России учтён.

Идея Валентина Станиславовича о кодексе для нуждающихся в особой защите членов общества заслуживает внимания, но заметно опережает время.

Другой вопрос В.С. Харламова: какую роль для преступностиведения играет противодействие преступности посредством искусственного интеллекта?

Искусственный интеллект приветствуется до той ступени, пока он служит помощником, но следует остерегаться, как бы он не сделался руководителем. Помня о девятом уровне преступности, надо понимать, что ныне, как никогда прежде, существует опасность взятия глобальной олигархической властью под свой контроль процесс противодействия преступности. Таким образом ГОВ получает дополнительный рычаг для обеспечения своей неприкосновенности.

Многобещающие соображения участников беседы. Как всегда происходит на беседах клуба, участниками обсуждения доклада были высказаны соображения, заслуживающие дальнейшего развития. Вот некоторые из них.

Г.Н. Горшенков привлёк внимание к двусторонности отношений, между противопреступной и преступной системами. Одна из таких взаимосвязей, по его мнению, подпадает под признаки резонансного взаимодействия, под действие закона резонанса. А в особой зоне резонанса оказываются отношения преступности-противопреступности. Это, утверждает Геннадий Николаевич, может быть ситуация сотрудничества, причём, возникшая не только на законных, но и на противозаконных, коррупционных, к примеру, основаниях. [42]

Напомню, что в мировом преступностиведении обсуждается вопрос о потребности судов и силовых структур в воспроизводстве преступности. Наличие и возобновление преступлений способствует занятости населения полезным трудом. Благодаря злым поступкам, зарплата выплачивается силовикам, прокурорам, судьям, адвокатам, а теперь также и службам социальной адаптации.⁶

Суждение Горшенкова об эффекте резонанса, высказанное им в свете теории противодействия представляется заслуживающим особого интереса и дальнейшего осмысления. Что можно из данного тезиса извлечь? Наверное, целесообразно было, например, систематически исследовать мнение лиц, совершивших преступления, о том, как можно было бы сделать противодействие более действенным.

Д.М. Гаджиев (Россия, Махачкала), опираясь на положения общего преступностиведческого учения, высветил дагестанские особенности внутренних государственного и олигархического уровней коррупции.[43] Его выступление продолжает положения ранее опубликованной им основательной монографии.[44]

Исследуя названные уровни воронки преступности, Даци Магомедович обращает внимание на то, что местные «элиты» в Дагестане состоят из кланов. Он определят кланы в качестве «сплочённых групп лиц из отдельных сёл, которые объединены родственными и куначескими связями. Они захватывали ресурсы, оказывают управляющее воздействие на некоторые муниципальные образования, а также на подбор и расстановку кадров в отдельных министерствах и ведомствах». При этом, – пишет Гаджиев, – они укрепляют свой авторитет и влияние путём заключения межклановых и династийных брачных союзов».[45]

Исследование Гаджиева выявило, что первоначальное накопление капитала дагестанскими кланами произошло в период приватизации 1990-х годов и образования национальных движений. В большинстве случаев эти средства зарабатывались противоправным путём. Представители теневого бизнеса, нарастив финансовую силу, стремятся управлять муниципальными районами. Они дают взятки (от 15 млн. до 2 млрд. рублей) за способствование назначению и переутверждению их на соответствующей должности и общее покровительство на муниципальной службе… Происхождение этих средств носит криминальный оттенок, оно происходило при попустительстве, а порою и путём сращивания с правоохранительными и контрольно-надзорными органами. По данным Даци Магомедовича, наиболее поражённым коррупцией в Дагестане оказались сфера здравоохранения и вслед за ней сфера земельных отношений.[46]

Кремль, – отмечает Гаджиев, – потеряв доверие, вынужден был ввести элементы прямого президентского правления, то есть особый порядок управления регионом в экстремальных ситуациях, носящих общественно-политический характер (тотальная коррупция в верхних эшелонах власти, обнищание населения, беспрецедентное расхищение бюджетных средств на всех уровнях властной вертикали и т.д.).[47]

Однако, как преодолеть господство клановой олигархии? Как обеспечить доступ к власти способных к управлению людей безотносительно к их клановой принадлежности? Вопрос этот, полагаю, тесно связан с общероссийской задачей перераспределения средств, полученных путём преступной приватизации, к которому я прикоснулся в моём докладе. 

Мне представляется, что в рамках антикоррупционной политики необходимо учредить особое направление подготовки и перемещения руководящих работников. Требуется специальное высшее учебное заведение для руководящих кадров с упором на их нравственную подготовку. По окончании данного вуза предполагается целевое распределение выпускников в различные субъекты федерации с последующей их ротацией по России.

Даци Магомедович не без основания ставит вопрос о «потенциальных возможностях для предупреждения ранних признаков коррупционных проявлений в Республике Дагестан», придавая большое значение выявлению явного несоответствия доходов публичных лиц и граждан, имеющемуся у них имуществу. Он обращает внимание на использование институтов гражданского общества. Призывает дать государственную поддержку независимым журналистским расследованиям; антикоррупционным советам, возникшим «снизу» по инициативе граждан; советам старейшин при муниципальных образованиях; общественным объединениям правоохранительной направленности; общественным народным фронтам; молодёжным волонтёрским движениям; антикоррупционным комиссарам и т.д.

А.П. Данилов ставит в политическом преступностиведении вопрос об информационно-идеологическом направления противодействия глобально-олигархической власти. В рамках этого направления он убедительно называет: 1)    широкое освещение преступной деятельности ГОВ, 2) развитие в обществе духовных начал, основанных на традиционных религиях мира, 3) постепенное замещение разлагающего информационного содержания, наполняющего современные литературу, театральные постановки, музыкальные произведения, фильмы и передачи, телевизионное и радиовещание в целом, сеть интернет, на нравственное.[48]

Очевидно, что из приведённого предложения вытекает дальнейшая задача выработки механизма этого замещения.

Андрей Петрович предлагает установить уголовную ответственность за управление общественным мнением, осуществляемое с причинением существенного вреда интересам общества.

Задача ставится им в нужном направлении. Однако для того, чтобы выдвигаемая норма не оказалась «мёртвой», видимо, при описании объективной стороны этого состава, надо раскрыть термин «управления общественным мнением», что будет непросто.[49]

Сожалею, что С.Ф. Милюков не разделяет моего отрицательного отношения к навязанной России с Запада двунаправленной модели изменения уголовного законодательства. Тем не менее, в выступлении Сергея Фёдоровича заслуживает внимания предложение восстановить в уголовном законе два вида наказания: ссылку и высылку, используя их для привлечения осуждённых, их близких, соответствующие государственные и частные структуры для заселения обезлюживаемых с конца 1980-х гг. территорий Севера, Сибири, Забайкалья и Приморья.[50]

П.А. Кабанов, рассуждает в направлении виктимологической защиты от преступлений в сфере предпринимательства, в частности, тех же предпринимателей. Павел Александрович ставит вопрос о законодательной основе для решения этого вопроса, что заслуживает поддержки.[51]

Итог. В состоявшемся в Махачкале обсуждении теоретических основ противодействия преступности для меня особенно важен ряд услышанных от дагестанских участников беседы высказываний в отношении местной специфики криминогенных процессов. Здесь имеет место клановая особенность шестого (внутригосударственного) и седьмого (внутреннего олигархического) уровней преступности. Значимы соображения коллег о необходимости сильного федерального обеспечения демократических начал доступа к власти – не по принадлежности к тому или иному клану, а по способностям к руководству и моральным качествам. Эти высказывания местных преступностиведов натолкнули меня на мысль о желательном введении периодического обмена между субъектами федерации их руководящими работниками.

Думаю, что в рамках антикоррупционной политики следует законодательно регламентировать подготовку и перемещение руководящих работников. В особом вузе нужно готовить специалистов власти с упором на их нравственное формирование. Необходимо целевое распределение выпускников данного учебного заведения в различные субъекты федерации с последующей их, например, раз в четыре года, ротацией.

В Клубе сложилось обыкновение выездных бесед: Костанай, Калининград, Махачкала… Такие встречи взаимно обогащают преступностиведческую мысль как гостей, так, надеюсь, и принимающих сторон.

Ждём Ваши отклики на доклад.

Содержание беседы было освещено на сайтах Дагестанского государственного университета народного хозяйства, Республиканского информационного агентства «Дагестан», республиканской общественно-политической газеты «Дагестанская правда».

Фотопредставление беседы Вы можете найти в фотоальбоме Клуба.