КРИМИНОЛОГИЯ – УГОЛОВНОЕ ПРАВО – ПРАВО БЕЗОПАСНОСТИ: СХВАТКА ИЛИ ЕДИНЕНИЕ?

12 октября 2018 года международная беседа по криминологии закона: «Криминология – уголовное право – право безопасности: схватка или единение?».

 

С докладами выступили: Д.А. Шестаков – д.ю.н., профессор (Санкт-Петербург, Россия), тема доклада: «На пути от «права безопасности» к единому законодательству о противодействии преступности», Х.-Й. Альбрехт – доктор права, профессор, директор Института зарубежного и международного уголовного права им М. Планка (Фрайбург, ФРГ), тема доклада: «Криминология безопасности и опасности», Й. Арнольд – доктор права, профессор, руководитель исследовательской группы Института зарубежного и международного уголовного права им. Макса Планка (Фрайбург, ФРГ), тема доклада: «К соотношению (уголовного) права, безопасности и свободы в виду преобразований безопасности, понимания «угрозы», а также судебной практики Федерального конституционного суда».

 

Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов.

На беседу собрались криминологи из Баку (Республика Азербайджан), Санкт-Петербурга (Россия), Фрайбурга (ФРГ).

28 студентаов вузов (РГПУ им. А.И. Герцена: О.А. Стадникова – 1-й курс, А.Ю. Зайцева, Д.А. Мухин, А.В. Слинько – все 2-й курс, К.Р. Шурмалёва – 3-й курс, У.В. Емельянова, М.В. Лихобабина, Е.А. Смолина, Д.Л. Хачатрян – 4-й курс, З.М. Оруджева – 5-й курс; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: В.И. Бурячек, Г.Р. Гаджиев, А.С. Гнедова, М.Ю. Жантуев, С.Х. Салманов, А.А. Киршина, С.А. Кожин, Е.О. Коршачек, Е.А. Корякин, Л.Р. Малышева, В.О. Мартынова, Ю.С. Матвеева, Е.Г. Осадчук, М.И. Савичев, Д.В. Скалкин, В.У. Фролова – все 4-й курс, Е.В. Сазонов – 5-й курс, Северо-Западный филиал Российского государственного университета правосудия: А.Н. Лысенко).

7 гостей (писатель Н.В. Кофырин, переводчики А. Батаев, Е. Ушакова, ассистент кафедры уголовного права и уголовного процесса юридического факультета Санкт-Петербургского государственного экономического университета А.А. Григорьева, секретарь кафедры уголовного права юридического факультета РГПУ им. А.И. Герцена Д.Д. Искандарова, адвокат В.В. Станкевич, И.С. Мордвин).

4 аспиранта (РГПУ им. А.И. Герцена: Л.К. Деркач, М.А. Пахомова, Н.А. Седок, Д.В. Семерич).

2 адъюнкта (Санкт-Петербургский университет МВД России: О.Н. Гончаренко, А.Д. Рубан).

11 кандидатов юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Л. Гуринская, А.П. Данилов, М.С. Дикаева, А.В. Комарницкий; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: Н.А. Крайнова; Санкт-Петербургский государственный университет: Г.В. Зазулин; Санкт-Петербургский университет МВД России: Н.В. Кузнецова, Н.В. Лантух, А.В. Никуленко, В.С. Харламов, М.В. Шкеле).

1 доктор медицинских наук (Государственный университет морского и речного флота имени адмирала С.О. Макарова: Л.Н. Галанкин).

7 докторов юридических наук (Институт зарубежного и международного уголовного права им. М. Планка (Фрайбург, ФРГ): Х.-Й. Альбрехт, Й. Арнольд; Центр правовых исследований (Баку, Республика Азербайджан): Х.Д. Аликперов); РГПУ им. А.И. Герцена: Л.Б. Смирнов; Санкт-Петербургский университет МВД России: С.У. Дикаев, С.Д. Шестакова, среди которых 1 заслуженный деятель науки РФ (РГПУ им. А.И. Герцена: Д.А. Шестаков).

 

 

 

Выжимки из основных докладов и поступивших откликов:

 

 

Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия).

От «права безопасности» к единому законодательству о противодействии преступности.

 

В российском преступностиведении проблемой мер безопасности занимаются уже свыше 20 лет.[1]

Понятие и виды мер безопасности. В моём понимании мера безопасности – это причинение чрезвычайного вреда (лишение жизни, здоровья, свободы, разрушение имущества), не основанное на установленном судом совершении преступления, но решающее задачу устранения угрозы, нависшей над государствами, государством, обществом либо над отдельными людьми.

На сей день видятся нижеследующие разновидности мер безопасности: 1. Меры безопасности против международной агрессии; 2. Уничтожение предполагаемых особо опасных преступников, чьё преступное поведение не установлено судом: 3. Правила лишения жизни невиновных людей «заодно» с опасными преступниками; 4. Лишение жизни либо здоровья людей, попросту неугодных государству; 5. Пытки; 6. Всеобъемлющее нарушение  тайны общения; 7. Причинение от имени государства вреда преступникам, назначаемое судом на основании отрицательных их личностных особенностей, а не совершённого ими преступления; 8. Запрет на посещение места жительства поссорившемуся супругу; 9. Меры безопасности, «освобождённые» по уголовному законодательству от ответственности.

Не все меры безопасности, даже если они установлены законом, по существу являются правовыми. Вот почему на сей день рано ещё говорить о сформировавшемся праве безопасности (Sicherheitsrecht). Меры безопасности всё более заметно теснят уголовное право извне и внутри него, размывая ценности правового государства. В этом процессе находит отражение заземлённая, «обывательская» готовность дать безопасности предпочтение перед свободой.

Потребность в качественно новом международном уголовном суде. В связи с мерами безопасности против международной агрессии нужен новый международный уголовный суд, задачей которого стала бы выдача заключений о соответствии нормативных актов и иных решений государственных властей, а также международных соглашений, с одной стороны, утвердившимся нормам и принципам международного уголовного права, с другой стороны.

Ещё раз о праве противодействия преступности (ППП). В качестве средства безопасности против мер безопасности мною предлагается модель единого законодательства о противодействии преступности. Согласно этой модели, в рамочном законе «Основы законодательства о противодействии преступности» устанавливаются общие положения и принципы. В соответствии с Основами принимаются новые кодексы: Кодекс предупреждения преступлений и ресоциализации; Кодекс мер безопасности, Кодекс уголовной ответственности молодёжи (несовершеннолетних?) и восстановления её положения в обществе. Соответственно Основам должно произойти взаимопроникновение установлений новых кодексов с прежними: Уголовным, Уголовно-процессуальным, Уголовно-исполнительным.

Задачи единого законодательства о противодействии преступности (ЕЗПП). Объединение принципов, целей и задач ЕЗПП обеспечило бы его единство. Основы должны определить направление совершенствования этого пласта законодательства, не позволяя его подотраслям ни разойтись в стороны, ни разрешить им себе слишком многое.

Основы позволят выстроить лестницу значимости: некарательное предупреждение преступления; наказание; обеспечение безопасности при чрезвычайных обстоятельствах. Таким образом будет исключено первенство уголовно-правовых мер и тем более мер безопасности в деле противодействия преступности.

В Основах должна быть записана неприемлемость призыва к «двунаправленности» мер против преступности. (Суть этого призыва, как известно, такова: тех, кто поопаснее, кто потрясает устои, очень надолго лишить свободы, с другими же преступниками пускай разбирается не государство, а сам народ).

Основы должны очертить пределы дозволенного собственно государству – не только в назначении уголовного наказания, но и во всех прочих разновидностях противодействия преступности. В них надо установить запрет на уничтожение захваченного воздушного или водного судна, если на судне имеются иные, кроме захватчиков, люди.

От Основ ожидается выставление заслона принятию преступных, в том числе криминогенных законов.^[2]

К принципам ЕЗПП. Пока в первом приближении назову следующие принципы:

1) Взаимоувязка, взаимодополнение и взаимопроникновение[3] подотраслей (5 кодексов) ЕЗПП,

2) Минимизация репрессии,

3) Под страхом уголовной ответственности запрет на причинение мерами безопасности третьим лицам смерти, вреда здоровью, иного невосполнимого вреда,

4) Сопровождение ряда уголовно-правовых установлений и мер безопасности сопутствующей им социальной, образовательной, психологической, педагогической, медицинской поддержкой лиц, совершивших преступление, а также потерпевших от преступления или  третьих лиц, пострадавших от применения меры безопасности. Эта сопутствующая помощь регламентируется в Кодексе предупреждения преступлений и ресоциализации.

 

 

Й. Арнольд (Фрайбург, ФРГ).[4]

К соотношению (уголовного) права, безопасности и свободы в виду преобразований безопасности, понимания «угрозы», а также судебной практики Федерального конституционного суда.

 

В последние годы концепция безопасности претерпела значительные изменения. Речь идёт не о в буквальном смысле слова «установившемся» правовом понятии. Безопасность юридически не определена. Это действительно имеет вескую причину в том, что правовое государство и безопасность соотносятся как антиподы. Однако безопасность относится к дискурсу политики безопасности и оказывается медленно действующим ядом для правового государства, которое им разрушается.

Ощущение опасности, включая страхи и угрозы, реально, что ныне обсуждается особенно применительно к исламскому терроризму и не может игнорироваться.

Реакция на это ощущение заключается в конструировании далеко разветвлённой сети политических мер, обеспечивающих безопасность законодательными средствами, что должно вылиться в право безопасности. В моём сообщении эта сеть мер показывается посредством представления проведённых в Германии важных научных исследований.

Концепция «угрозы», разработанная в дискурсе безопасности, оказывается, так сказать, вёртким прыгуном в этой сети. Иногда она выпрыгивает в превентивной области, иногда в области безопасности, время от времени в уголовном праве. На нарисованной здесь картинке она могла бы быть большим кузнечиком, цель которого, постоянно прыгая между разными областями сети, охватить контуры и структуры этих областей, а также и их исключительные компетенции. Сеть становится более проницаемой, области права и политики безопасности сближаются, они объединяют силы, чтобы атаковать кузнечика, они берут того, кто представляет собой опасность, на прицел.

Отныне идеально видно, каково чувство безопасности среди населения, насколько серьёзно оно принимается обществом, и всё то, что специально сделано для обнаружения и защиты от террористической опасности.

Перед критической наукой стоит несколько задач:

1.            Во-первых, сделанные разработки необходимо дополнительно проанализировать в отношении конкретных угроз.

2.            Потом на фоне конкретных эмпирических выводов надо задаться вопросом: «Имеются ли достаточные основания для того, чтобы право безопасности и право на свободу объединить в соответствующем правовому государству праве безопасности, как это предложил профессор Хассемер на заседании защитников по уголовным делам в январе 2006 года во Франкфурте-на-Майне?». Этот вопрос должен быть рассмотрен, по крайней мере, с присоединением выводов критической криминологии. Соответствующие предписания уголовного права, политики безопасности, правового государства и свободы не должны очень уж ориентироваться на обыденную жизнь, на СМИ и, конечно, не в контексте демократических выборов они должны, прежде всего, осуществить честную и интеллектуальную рефлексию. Наука должна также задаться вопросом об общественном, социально-экономическом, социальном, политическом и культурном фоне и социальных переменах, которые привели к изменению архитектуры безопасности.

Как можно – именно в контексте фундаментальных социальных перемен, протекающих под ключевыми знаками глобального неолиберализма, в контексте обусловленных этими переменами обнищания и несправедливости, в то же время при росте неофашистских событий (по крайней мере, в ряде европейских стран) при наступлении расизма, антисемитизма, авторитаризма в демократических институтах и специфической межгрупповой враждебности среди населения – обеспечить, чтобы архитектура свободы служила корректировке таких угроз в «мировом сообществе»?

3.            Очень важно обмениваться опытом с другими странами, не только из ЕС, но и с теми, которые до сих пор шли по-иному, нежели западные демократии общественно-политическому пути и в которых преобразования безопасности, возможно, должны осуществляться также иначе, чем в западных странах. Моё сообщение не претендует на знание истины и, в частности, того как строить отношения между уголовным правом, безопасностью и свободой, оно, конечно же, не претендует на то, чтобы представить образец для других стран. Поэтому в моих комментариях нет никакой привязанной к инцидентам критики понимания безопасности в России. Я не знаю этого достаточно хорошо, но вполне могу себе представить, что здесь и там оно всё ещё состоит в советской традиции, и основано оно также на конкретных национальных, конкретно-исторических, политических, экономических и культурных, а также социальных условиях и обстоятельствах. Тем не менее, мне представляется необходимым обоснованно обсудить общие предпосылки из области прав человека для демократической, либеральной концепции безопасности и соответствующего ей права безопасности. При этом не следует забывать об одном положении, которое бывший судья Федерального конституционного суда и профессор конституционного права в Университете Фрайбурга Эрнст-Вольфганг Бёкенфёрде постулировал много лет назад: «Либеральное, секулярное государство стоит на основаниях, которые само не в состоянии гарантировать. Это рискованное предприятие, на которое оно идёт из воли к свободе. С одной стороны, существовать в качестве либерального оно может лишь тогда, когда свобода, предоставляемая его гражданам, регулируется изнутри моральной субстанции личности и однородности общества. С другой стороны, государство не может искать гарантии этих внутренних регуляций в самом себе, то есть в средствах правового принуждения и авторитарного установления, не жертвуя своим либеральным характером и не отступая (на секулярном уровне) к тем тоталитарным притязаниям, от которых избавилось в итоге гражданских религиозных войн».[5] 

 

 

А.В. Никуленко (Санкт-Петербург, Россия).

Право безопасности в системе обстоятельств, исключающих преступность деяния.

 

Долгое время в отечественном уголовном законодательстве были закреплены лишь два обстоятельства, исключающие общественную опасность и противоправность деяния, – необходимая оборона и крайняя необходимость. В современном УК РФ их список расширен до шести. В науке уголовного права выделяются и иные, не включённые в законодательный перечень, обстоятельства. Например, согласие потерпевшего, выполнение специального задания, оперативный эксперимент. Кроме того, положения других нормативно-правовых актов позволяют включить в этот перечень ещё ряд обстоятельств, при которых возможно правомерное причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам[6].

На сегодняшний день, с учётом всё нарастающих угроз со стороны различных террористических и экстремистских организаций, на первый план выходит концепция, получившая название «право безопасности».

Понятие «мера безопасности» дано Д.А. Шестаковым[7]. Кроме него вопросами о мерах безопасности на протяжении длительного времени активно занимается Н.В. Щедрин[8]. Право безопасности в некоторых случаях рассматривается в качестве возможности причинения любого вреда для обеспечения общественной безопасности и личной безопасности причинителя вреда.

В последнее время мы видим множество примеров уничтожения «боевиков», иных опасных преступников. Причём задерживать их явно никто и не собирался. Ни у надзирающих органов, ни у подавляющей части населения страны это не вызывает ни малейших вопросов. О внесудебном способе расправы (правда, не называя и не понимая под ним «права безопасности») в своё время писали Д.А. Корецкий и С.Ф. Милюков[9]. Кроме того, право на причинение вреда прямо предоставлено ст. 22 Федерального закона «О противодействии терроризму»[10], ст. 16 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»[11].

О праве безопасности говорят нормы и других федеральных законов, в частности, регламентирующие основания применения оружия. Применение силового воздействия на правонарушителей полицейскими урегулировано Федеральным законом от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ «О полиции»[12]. В то же время мы вынуждены констатировать, что данный закон сильно отстаёт от жизни, выглядит устаревшим, особенно его глава 5. Это становится очевидным на фоне появления новых «силовых» ведомств и законов, регламентирующих их деятельность, в том числе, связанную с применением оружия[13].

Существующие законодательные ограничения на применение силы сводят на нет возможную силовую инициативу полицейских, которые в ущерб собственной безопасности и так избегают случаев применения оружия.

В то же время был отклонён и направлен на доработку проект № 147239 от 11 апреля 2017 года Федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон «О полиции» и отдельные законодательные акты Российской Федерации», которым предлагалось уравнять права военнослужащих и полицейских по применению оружия.

Правоприменительная практика складывается таким образом, что формальное соответствие фактов причинения вреда «силовиками» Уголовным кодексом РФ даже не рассматривается. Устанавливается лишь правомерность применения силы с точки зрения «ведомственного» законодательства. Остальное (имеется в виду соответствие нормам УК) незначимо!

Однако эта вопиющая несправедливость, когда уголовное законодательство становится вторичным по отношению к «ведомственному», находит поддержку среди отдельных учёных, утверждающих, что уголовное законодательство распространяется лишь на случаи применения силы и оружия обычными гражданами. Сотрудники правоохранительных органов должны действовать в соответствии с требованиями нормативных правовых актов, непосредственно регулирующих их профессиональную (служебную) деятельность[14].

Разумеется, ч. 3 ст. 37 УК РФ распространяется на всех лиц. Но п. 28 ППВС РФ от 27.09.2012 № 19 говорит: «Сотрудники правоохранительных органов … не подлежат уголовной ответственности за причинённый вред, если они действовали в соответствии с требованиями законов, уставов, положений и иных нормативных правовых актов, предусматривающих основания и порядок применения оружия…». Таким образом ограничивается сфера действия УК РФ отраслевыми (ведомственными) нормативными правовыми актами, на что Верховный Суд РФ права не имеет.

Разумеется, мы не подвергаем сомнению право государства на вооружённый отпор агрессору, в том числе путём его физического уничтожения. Даже если таковым «агрессором» выступают собственные граждане, объединившиеся в преступные террористические или экстремистские организованные группы.

С целью обеспечения общественной безопасности мы всецело поддерживаем применение жёстких силовых методов. Однако, на наш взгляд, таковой способ реагирования не вполне укладывается в рамки правового поля и потому не может служить универсальным основанием для правомерного причинения вреда охраняемым уголовным законом интересам.

 

 

Н.В. Щедрин (Красноярск, Россия).

Тезисы о праве безопасности.

 

1.         Человеческая история – это драма, в которой средства защиты превращаются в источники опасности, для защиты от которых создаются новые средства, которые вновь становятся опасными.. Один из парадоксов современности состоит в том, что никогда ещё человечество не имело столько разнообразных и мощных средств защиты и никогда еще не стояло так близко у порога, за которым уже ничто не спасёт. Мы просто обязаны осознать, что «наступила новая фаза развития цивилизации, в которой первой и главной целью людей должно стать уже не столько удовлетворение непрерывно растущих материальных потребностей, как было всегда до сих пор, сколько всестороннее обеспечение безопасности своей жизнедеятельности»[15].

2.         Этот глобальный вызов обращён и к юридическим наукам. Моя рабочая гипотеза состоит в том, что право в целом является правом безопасности, что вовсе не исключает бОльшей значимости в этом деле отдельных отраслей (уголовное право) и межотраслевых институтов (меры безопасности).

Правовое обеспечение безопасности осуществляется посредством нормирования. Правовая норма состоит из гипотезы, диспозиции и санкции. В диспозициях сформулированы правила поведения, которые подразделяются на технологические правила и правила безопасности[16]. К последним относятся правила, которые установлены по поводу защиты объектов охраны и обращения с источниками опасности.

3.         Конечная цель уголовно-правового регулирования – антикриминальная безопасность, то есть поддержание состояния защищённости провозглашённых Конституцией РФ ценностей (объектов особой охраны) от наиболее опасных посягательств (источники особой опасности). Для этого в диспозициях статей Особенной части УК РФ устанавливаются правила особой безопасности (не убий, не укради…), а к нарушителям применяются уголовные санкции наказания (Strafe), безопасности (Sicherungsmassnahmen) и восстановления (Wiedergutmachung)[17]. В уголовном праве, как, впрочем, и в других отраслях, меры безопасности представлены в виде правил и санкций безопасности.

4.         Все отрасли права и институты – это сложная система «сообщающихся сосудов». Признано, что значительная часть (я полагаю, что практически все) диспозиций уголовно-правовых норм являются бланкетными. Иными словами, при решении вопроса о том, имело ли место нарушение правил особой безопасности, криминалисты вынуждены обращаться к нормам иных отраслей права, где предписаны соответствующие правила безопасности – бытовые, производственные, антикоррупционные, антитеррористические, миграционные и т.п. В институтах необходимой обороны, крайней необходимости, задержания преступника сформулированы общеправовые правила безопасности. Соблюдающих указанные правила следует поощрять (в т.ч. освобождением от наказания), и, наоборот, нарушители должны преследоваться. Категоричное требование уничтожать захваченное воздушное или водное судно без учёта правил крайней необходимости является неправомерным.

5.         Обществу навязывается догматическая дилемма – «или безопасность, или свобода». Правильная постановка задачи диалектична – «и безопасность, и свобода». Вряд ли можно признать безопасным государство, где попираются права и свободы граждан. Устойчивой, а значит безопасной, следует считать только такую социальную систему, в которой обеспечен баланс индивидуальных, групповых, национальных и общечеловеческих интересов.

6.         Свобода не абсолютна. Ещё Цицерон говорил: «Мы должны быть рабами закона, чтобы стать свободными»[18].  Более благоприятные условия для обеспечения безопасности через минимально необходимые ограничения прав и свобод существуют в правовом государстве. Меры безопасности хороши в меру, которая должна быть четко обозначена в праве. Вред, причиняемый ограничениями безопасности, должен быть меньше, чем вред предотвращаемый. В этой связи чрезвычайно актуальной становится разработка пределов мер безопасности во времени, в пространстве и по кругу лиц, а также оснований и процедур их применения[19].

7.         Нормы безопасности (правила и санкции) содержат отрасли как частного, так и публичного права. В гражданском праве к ним относятся, например, институты дееспособности, неосновательного обогащения, в административном праве – специальные режимы оборота оружия, чрезвычайных ситуаций, досмотра авиапассажиров и багажа, пограничных зон, закрытых административно-территориальных образований, в трудовом и служебном праве – производственная безопасность, антикоррупционные запреты и обязанности.

Не стоит ломать исторически сложившуюся специализацию институтов и отраслей права. Необходима лишь более мощная их артикуляция на обеспечение безопасности. Для этого нужно двигаться сразу в двух направлениях: а) более жёсткая защита объектов особой охраны, которые закреплены в Конституции РФ и ратифицированных Россией международных правовых актах (права и свободы граждан, народовластие, разделение властей…); б) отказ от приоритетной защиты интересов несоразмерно трудовому вкладу богатеющей элиты. Вопиющее неравенство людей, социальных групп и государств опасно, так как оно усиливает неравновесность социальных систем и чревато социальными катаклизмами: войны, революции, перевороты, массовые миграции. 

8.         Правила безопасности – главная составляющая публичного международного права. Наряду с совершенствованием материально-правовой основы международной безопасности, чрезвычайно актуальна задача создания процедурных и исполнительных механизмов реализации международно-правовых мер безопасности. Но такое движение возможно только в случае преодоления национально-эгоистических настроений, которые провоцируются в интересах провластных элит. Рано или поздно это придётся сделать, иначе человеческая цивилизация прекратит своё существование уже в XXI веке.

9.         Поскольку меры безопасности имеют ярко выраженный криминально-предупредительный эффект, а их чрезмерное использование общественно опасно, исследование этого межотраслевого института – одна из основных задач криминологии. Именно криминология призвана разрабатывать рекомендации для криминализации, то есть для особой защиты подлинных устоев современной цивилизации, а также для декриминализации деяний, которые необоснованно возведены в ранг преступных. Надеюсь, что именно криминологи первыми откликнуться на социальный заказ и создадут алгоритм соразмерения причиняемого и предотвращаемого мерами безопасности вреда.

 

 

Н.А. Крайнова (Санкт-Петербург, Россия).

Место ресоциализации в системе единого законодательства о противодействия преступности.

 

Идея реализации мер безопасности, как элемента уголовной политики, в российской уголовно-правовой доктрине ненова. Наиболее известны в данной области труды Н.В. Щедрина и Д.А. Шестакова. Н.В. Щедрин в своих последних работах отмечает наличие концептуального кризиса в понимании идей классической школы уголовного права и необходимости их корректировки. Д.А. Шестаков привлёк внимание к рассмотрению данной проблемы в свете так называемого права безопасности и впервые в российском преступностиведении поставил вопрос о конфликте мер безопасности с основами правого государства, в частности, с уголовным правом.[20] Важной вехой в правовом осмыслении проблем угроз и безопасности стала состоявшаяся 1 ноября 2013 г. в Санкт-Петербургском международном криминологическом клубе беседа «Право безопасности».[21]

В качестве средства безопасности против мер безопасности[22] Д.А. Шестаков предлагает модель единого законодательства о противодействии преступности, определённое место в которой занимает Кодекс предупреждения преступлений и ресоциализации. Разделяя в целом предложенную концепцию, позволим себе порассуждать о месте норм о ресоциализации осуждённых в системе единого законодательства о противодействии преступности, правовой природе данного феномена.

Модель единого законодательства о противодействии преступности, предложенная Д.А. Шестаковым, основана, прежде всего, на принципе взаимопроникновения, взаимоувязки составляющих его подотраслей, позволяющем в то же время «выстроить лестницу значимости: некарательное предупреждение преступлений; наказание; обеспечение безопасности при чрезвычайных обстоятельствах. Таким образом будет исключено первенство уголовно-правовых мер и, тем более, мер безопасности в деле противодействия преступности».[23]

Сходную позицию высказывает и Н.В. Щедрин, по мнению которого «….уголовное воздействие в системе противодействия, безусловно, важное, но не единственное и отнюдь не универсальное средство. Противодействие преступности можно сравнить с комплексом мер, которые используются для обеспечения здоровья организма: правила здорового образа жизни, санитария, терапия и хирургия. Меры уголовного воздействия, как и всякое хирургическое вмешательство, должны применяться только в качестве последнего средства (принцип ultima ratio) для охраны особо значимых ценностей общества».[24]

Ресоциализация осуждённых относится, безусловно, к некарательному аспекту противодействия преступности. Несмотря на то, что в настоящий момент существует законодательно закреплённое определение «ресоциализация осуждённых», предусмотренное ст. 25 ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» от 23.06.2016 № 182-ФЗ, сколько-нибудь существенного практического эффекта данная норма не имеет.

Прежде всего, есть серьёзные претензии к самому определению ресоциализации, сформулированному Федеральным законом, как комплексу мер социально-экономического, педагогического, правового характера, осуществляемых субъектами профилактики правонарушений в соответствии с их компетенцией и лицами, участвующими в профилактике правонарушений, в целях реинтеграции в общество лиц, отбывших уголовное наказание в виде лишения свободы и (или) подвергшихся иным мерам уголовно-правового характера.

Кроме того, указанный закон является рамочным и не предусматривает конкретных механизмов по реализации мероприятий в сфере ресоциализации и социальной адаптации бывших осуждённых, на что неоднократно обращали внимание заинтересованные участники процесса. Например, член Общественной палаты РФ Валерий Васильев, выступая на прошедшем в Общественной палате РФ круглом столе «Подготовка к освобождению и последующая ресоциализация осуждённых как элемент безопасности и стабильности общества».[25]

Определяя ресоциализацию осуждённых как комплекс мер, законодатель, как представляется, неверно расставил акценты, что в случае возможности реального действия закона привело бы к чрезмерному сужению сферы применения данной нормы. Ресоциализацию осуждённых логично рассматривать в качестве процесса, протяжённого во времени, имеющего чётко обозначенные цели: отправной и конечный пункты. А комплекс мер следует именовать средствами ресоциализирующего воздействия (или средствами ресоциализации).

Мы поддерживаем идею Д.А. Шестакова о «сопутствующем» характере ресоциализаторской помощи[26], которая всецело укладывается в представление о ресоциализации, как о процессе. Реализация ряда уголовно-правовых норм и мер безопасности не может не сопровождаться (в противном случае многократно снижается эффективность) применением сопутствующей социальной, образовательной, психологической, педагогической, медицинской поддержки лиц, совершивших преступление. В данном случае меры ресоциализаторского характера (это именно меры, не сама ресоциализация) применяются к осуждённым, бывшим осуждённым, а также потерпевшим от преступлений, пострадавшим от применения мер безопасности. Перечень данных мер, порядок их применения должны быть детально регламентированы в Кодексе предупреждения преступлений и ресоциализации.

Другой пласт проблем, возникающих при прикосновении к вопросу о месте ресоциализации в системе единого законодательства о противодействии преступности, касается возможности и необходимости ресоциализации лиц, потерпевших от преступления, пострадавших от применения мер безопасности. Это правовые, моральные, этические, организационные и иные вопросы, от решения которых зависит дальнейшая жизнь человека в социальной среде. Совершение преступления, применение мер безопасности для потерпевших от таковых выступает в роли катализатора неких процессов, в результате которых наступают характерные для десоциализации последствия. Как следствие, потерпевшие (пострадавшие) нуждаются в ресоциализации не меньше, чем осуждённые. Данное положение, безусловно, будет верным, если рассматривать ресоциализацию в качестве процесса, представляющего собой методологическую основу противопреступной деятельности.

 

 

А.П. Данилов (Санкт-Петербург, Россия).

«Право безопасности» против уголовного права.

 

Нет суверенных государств. Миром правят представители глобальной олигархической власти (ГОВ).[27] В одних странах они занимают сильные, в других – очень сильные позиции. Для обеспечения контроля над государствами ГОВ изменяет социальные институты так, как того требует ситуация. Не является исключением и уголовное право, которое всё более вступает в коллизию с «правом безопасности».

Не существует объективных оснований (угрожающих ситуаций) для перехода от традиционного уголовного права к так называемому террористическому уголовному праву. Обеспечение безопасности не может выступать в качестве основания для смещения акцента в уголовном процессе от судебного разбирательства к расследованию c применением скрытых методов такового, развития террористического уголовного права, превентивных войн (войн возмездия), нарушающих международное право.

Обоснование расширения границ уголовного права – эффективное противодействие терроризму, преступлениям мигрантов – выдумано ГОВ и внедрено в сознание людей, фактически оно навязано населению. Сама ГОВ создаёт и управляет угрожающими ситуациями (международным терроризмом, глобальным переселением народов и др.). Ей необходимы и положения о «лице, представляющем опасность».

Так, Ассоциацией руководителей Федерального и Земельных управлений уголовной полиции ФРГ в 2004 году было сформулировано определение «лицо, представляющее опасность». В соответствии с ним, лицо является таковым в том случае, если определённые связанные с ним факты оправдывают предположение о возможности совершения им политически мотивированных, уголовно наказуемых преступлений высокой степени значимости, в частности, в смысле § 100a Уголовно-процессуального кодекса ФРГ.

Категория «лицо, представляющее опасность» находится за пределами традиционного уголовного права, вступает в противоречие с его основополагающим принципом – принципом вины. По-видимому, ГОВ, влияя на законодателей, будет стремиться назвать «лицом, представляющим опасность» тех, кто потенциально угрожает её порядку. Как следствие, видя всё укрепляющиеся позиции ГОВ, стоит ожидать дальнейшего развития норм о данном лице.

Российской криминологией для описания разнообразного зла, творимого государством на внутригосударственном и межгосударственном уровнях, однако, представляемом общественности в виде заботы о её безопасности, предложено определение «мера безопасности». Под таковой понимается «причинение чрезвычайного вреда (лишение жизни, здоровья, свободы, разрушение имущества), не основанное на установленном судом совершении преступления, но решающее задачу устранения угрозы, нависшей над государствами, государством, обществом либо над отдельными людьми».[28]

Имеющиеся на сегодняшний день в научном уголовно-правовом обороте и нормативных актах определения «лицо, представляющее опасность», позволяют говорить о том, что к существующим разновидностям мер безопасности следует добавить такую, как «Правила определения в уголовно-правовой сфере лица, представляющего опасность». Ведь уже сегодня в законе Баварии «Об усилении эффективного надзора за опасными лицами» закреплена возможность содержания человека, определяемого как «лицо, представляющее угрозу», в превентивном заключении неограниченное  время.

Устранение факторов угрожающих ситуаций. Чтобы уменьшить число угрожающих ситуаций, ставших благодатной почвой для развития права безопасности, требуется:

1)    Выявить их заказчиков (конкретных представителей ГОВ);

2)    Объяснить для чего они создаются (описать направления преступной политики и её конечные цели);

3)    Предложить меры противодействия преступной политике, в том числе уголовно-правовой;

4)    Учитывая колоссальную силу ГОВ, постепенно реализовывать меры противодействия.

Считаю, что в качестве важной меры, противодействующей угрожающим ситуациям, укрепляющей традиционное уголовное право, ослабляющей позиции ГОВ, выступает предложенное Д.А. Шестаковым единое законодательство о противодействии преступности (ЕЗПП). Оно состоит из рамочного закона «Основы законодательства о противодействии преступности» и группы новых кодексов: «Кодекс о предупреждении преступлений и ресоциализации», «Кодекс мер безопасности», «Кодекс уголовной ответственности и ресоциализации молодёжи (несовершеннолетних) и восстановлении её положения в обществе».[29]

В Основах законодательства о противодействии преступности предполагается предусмотреть его принципы. Один из них точечно устраняет угрозу традиционному уголовному праву со стороны «права безопасности». Это принцип соразмерности меры воздействия и предотвращаемой ею угрозы.

Как российским, так и немецким законодателям, придерживающимся государственнических, а не глобалистских убеждений, понимающим факторы возникновения угрожающих ситуаций, было бы целесообразно присмотреться к модели ЕЗПП и претворить её в жизнь.

Странам требуется не право безопасности, а ЕЗПП. Но его можно принять только в правовом государстве – государстве, в котором власть принадлежит народу, а не глобальной олигархической власти

 

 

Ждём Ваши отклики на доклады.

 

Фотопредставление беседы Вы можете найти в фотоальбоме Клуба.

 

Видеопредставление Беседы Вы можете найти в разделе «Наше видео».