ПРЕСТУПНОСТЬ СФЕР НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ

14 сентября 2018 года беседа «Преступность сфер науки и образования».

С докладом «Проблема качества криминологических исследований (истоки и симптомы болезни)» выступил В.Е. Квашис – д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки РФ (Москва, Россия).

Беседу вёл заместитель президента Клуба А.П. Данилов.

На беседу собрались криминологи из Калининграда (Россия), Москвы (Россия), Санкт-Петербурга (Россия).

14 студентов вузов (РГПУ им. А.И. Герцена: А.А. Деткова, Н.Г. Дуйшоева, А.Ю. Зайцева, Э.Р. Зиганшина, Е.А. Калинина, А.В. Слинько, Д.А. Мухин – все 2-й курс, С.М. Баранов, У.В. Емельянова, Д.Д. Искандарова, М.В. Лихобабина, Н.О. Осадчий, В.Э. Трофимова, Д.Л. Хачатрян – 4-й курс).

4 гостя (писатель Н.В. Кофырин; секретарь деканата очного отделения РГПУ им. А.И. Герцена З.М. Оруджева; секретарь кафедры уголовного права РГПУ им. А.И. Герцена: Л.С. Яндиева; В.А. Водяницкий).

1 аспирант (РГПУ им. А.И. Герцена: Ю.А. Витченко).

4 адъюнкта (Санкт-Петербургский университет МВД России: Е.В. Буряковская, О.Н. Гончаренко, С.З. Музафаров, А.Д. Рубан);

1 соискатель (РГПУ им. А.И. Герцена: О.В. Козьма);

1 преподаватель (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Л. Лебедь).

10 кандидатов юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: А.Л. Гуринская, А.П. Данилов, М.С. Дикаева, А.В. Комарницкий; Санкт-Петербургский государственный экономический университет: О.А. Чабукиани; Санкт-Петербургский университет МВД России: Н.И. Кузнецова, А.В. Никуленко, В.С. Харламов; Санкт-Петербургский университет МВД России (Калининградский филиал): Ю.А. Случевская; Санкт-Петербургский военный институт войск национальной гвардии Российской Федерации: Н.А. Петухов).

4 доктора юридических наук (РГПУ им. А.И. Герцена: С.Ф. Милюков; Санкт-Петербургский университет МВД России: С.У. Дикаев), среди которых 2 заслуженных деятеля науки РФ (РГПУ им. А.И. Герцена: Д.А. Шестаков; В.Е. Квашис).

В обсуждении доклада участвовали: А.Л. Гуринская, А.П. Данилов, В.С. Комарницкий, С.Ф. Милюков, В.С. Харламов, Д.А. Шестаков.

Выжимки из докладов и поступивших откликов.

В.Е. Квашис (Москва, Россия).

Проблема качества криминологических исследований (истоки и симптомы болезни).

Значение криминологической науки в современной жизни объективно возрастает, что обусловлено, главным образом, растущей криминализацией общественных отношений и процессов, происходящих практически во всех сферах общественной жизни. Она неизбежно ведёт к стагнации в экономике, деградации культуры, образования и науки, росту общего абсурда происходящего. С другой стороны, технологическое развитие общества стремительно ускоряется, оно уже живёт в условиях новой, цифровой реальности. Криминология призвана создать методологические основы для ответов на сложные вызовы. Отсюда растёт потребность в объективности и достоверности научного знания, без которых наполнение криминологической информации интеллектуальным содержанием невозможно.

Развитие криминологии, как и любой науки, предполагает владение навыками и приёмами анализа, основами методологии и современными методиками исследований. Успешно ли справляются с этими задачами те, кто проводит криминологические исследования? Анализ таких исследований в научном и прикладном аспектах не позволяет ответить на этот вопрос положительно. Общее негативное состояние современной криминологической мысли обусловлено комплексом взаимосвязанных причин. Трансформации и мутации качества многих исследований находятся в русле негативных изменений в общественной жизни. Они соответствуют общему тренду к застою и деградации, дилетантизму и снижению качества любой, в том числе, и научной продукции.

Указанный тренд во многом обусловлен абсурдной бюрократизацией управления отечественным образованием и наукой, в том числе, разрушительными установками на количественный рост публикаций, учёт их формализованных показателей (в качестве критериев оценки научной продукции), которые породили погоню за числом публикаций, индексами цитирования и т.п., во многом вынужденные девиации в сфере научного творчества.

В этих условиях особенно заметными стали поверхностность анализа и некомпетентность «специалистов», наукообразие, непонимание сложного характера взаимосвязей между явлениями и процессами в обществе, а отсюда – формулирование банальных, зачастую юридически неграмотных выводов и рекомендаций, дискредитирующих криминологию как науку, снижающих её востребованность практикой. Сказанное об уровне публикаций, разумеется, полностью относится и к снижению качества многих, в т.ч. докторских диссертаций. Криминологическая литература сегодня сильно инфицирована. Задача учёных – противостоять профанации криминологической науки и остановить поток наводнившей литературу контрафактной продукции.

Истоки идиотизма ситуации и в том, что ценность гуманитарного знания в России оказалась вытесненной на периферию общественного спроса. Причины этого явления связаны не столько с усилиями управленцев-технократов, сколько с общей деградацией и деградацией культуры.

Поразивший страну «симптом культурного иммунодефицита», разумеется, не мог обойти стороной и криминологическую науку. Одно из его проявлений – отсутствие культуры исследований и этики публикаций. Во многом они связаны и с «провинциальностью», усугубляющей названные негативные процессы. Важно отметить, что в нашем понимании, провинциальность исследований и исследователей вовсе не является понятием географическим. Наоборот, развитие криминологии вовсе не является прерогативой столиц. Более того, актуальные проблемы этой науки сегодня наиболее интенсивно разрабатываются именно на периферии страны, куда смещаются центры криминологической мысли (Н. Новгород, Екатеринбург, Омск, Владивосток). Провинциальность – это не только отсутствие научной базы и научной культуры; это и наукообразность, и пренебрежение к терминологическому аппарату, графомания и назойливый самопиар, отсутствие чувства меры, вкуса и самоиронии, порой порождающие манию величия. Не случайно в литературе последних лет накопилось так много «шумов и спама».

На этом общем фоне обращает на себя внимание терминологическая пестрота и разобщённость исследований. Между тем терминология определяет понимание  предмета и реакцию на него. Выбор терминологии и её единство крайне важны и потому, что за терминологическими различиями, как показывает практика, нередко стоят расхождения концептуальные.

Д.А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия).

О рынке диссертаций, синдроме пчелиной матки и не только.

Со дня последней беседы о преступности сфер образования и науки (20.09.2017), прошедшей в Санкт-Петербургском международном криминологическом клубе, не прошло и года. Однако мы вновь (14.09.2018) обратились к этой теме. Трудно, конечно, было рассчитывать на какие-либо новые констатации или суждения. Тем не менее, к сказанному ранее были сделаны некоторые дополнения, выявлены новые оттенки.

На этот раз основным докладчиком профессором Виталием Ефимовичем Квашисом была высвечена связь неблагополучных проявлений преступностиведения (криминологии) в сегодняшней России с по меньшей мере пренебрежительным отношением наших властей к конкретно гуманитарному знанию. Отсюда возникает вопрос: «Заинтересованы ли нынешние российские власти в углублении гуманитарного криминологического знания?». Ведь в политической отрасли преступностиведения появилось видение того, как руководство страной хотя и оттеснило на задний план внутрироссийскую, русофобскую олигархию, однако укрепляет «свою» – в том числе, связанную с ВПК – олигархию  в ущерб интересам большинства россиян. Политическая криминология находит в этом криминогенную составляющую, о чём у нас в клубе многократно говорилось. Сомнительно, чтобы властям был бы нужен преступностиведческий анализ их деятельности.

С.Ф. Милюков развил ранее высказанную им же мысль о формировании криминопедагогики. Он уместно отметил конкретные «энергичные усилия» по оглуплению среднего и высшего образования. Привёл важные для преступностиведения, я бы сказал, кричащие факты: уничтожение в стране книг – не только учебников, но и монографий, сборников материалов научно-практических конференций, журналов. Сергей Фёдорович привлёк внимание к неким «ритуальным действиям», а именно к тому, что новейшие методические директивы запрещают (!) употреблять сам термин «студент».[1]

К вопросу об управлении целенаправленным разрушением российской науки извне заочный участник беседы В.Н. Фадеев уместно заметил, что «вся публикационная деятельность РАН уже принадлежит американцу Александру Шусторовичу. Американо-российское совместное предприятие International Academic Publishing Co получило права на публикацию и распространение за рубежом работ РАН».[2]

Участники беседы (В.Е. Квашис, С.Ф. Милюков) справедливо говорили о необходимости остановить нарастающий поток торговли диссертациями. Ныне об этом много пишут. Вот и известный преступностивед А.И. Долгова называет уродливыми распространившееся «списывание» или изготовление по заказу курсовых, дипломных работ, а также диссертаций, их активное продвижение.^[3] А я бы ещё раз коснулся вопроса о «низком качестве услуг» на рынке диссертаций.

Сведения в тесных сообществах, в том числе научных, быстро распространяются. Все обо всех всё знают – закон всеобщей осведомлённости. Если, например, в небольшой деревне совершено убийство, то безотносительно к тому, раскрыто ли оно полицией, односельчанам обычно бывает известно, кто убил. Так и в области науки, многие работники не только понимают, но достоверно знают, если кто-либо купил, а не сам написал диссертацию. Знают, и какое из «творческих сообществ», торгующих диссертациями (их немного), написало, обеспечило защиту, протащило диссертацию через ВАК. Не составляют тайны имена непосредственно написавших, нередко те же люди выступают в качестве оппонентов, что увеличивает извлекаемую прибыль.

Казалось бы, кому какое дело? Спрос порождает предложение. Сейчас такое торговое время, продаётся всё, что покупается! Говорят также, дескать, творческие люди безымянно делают науку, и не надо им мешать зарабатывать своим трудом на хлеб.

Как бы не так… Ведь качество написанных не для себя, а на продажу диссертаций другое, оно совсем-совсем никудышное. Рыночная диссертация представляет собой смесь компиляции и плагиата, нечто вроде борща из позапрошлогодней свёклы со свежей украденной сметаной. Борщ этот непременно щедро наперчивается ссылками на публикации самих продавцов. Торговля диссертациями засоряет науку, вводит в заблуждение, «заблуждает» молодое поколение в её, увы, не всегда чистых дебрях.

Хорошо, что беседующие преступностиведы не обошли вниманием положение дел в разделе криминологии, который занят предупреждением преступлений. В.Н. Фадеев пишет о том, что преступностиведение в стране отодвинули от поиска и выявления субъектов криминологической профилактики, которых, у нас ­– отмечает он – сегодня пока просто нет, как нет и подходов к её созданию.[4]

Профессор Квашис отметил на беседе получивший распространение в науке самопиар.[5] Я же обращу внимание на вынужденное самопродвижение  преступностиведческой мысли. Ведь, как ни странно, в научном  сообществе случается воспрепятствование новому и намеренное его искажение, представление в нелепом виде – я бы сказал, даже некоторое паясничанье в знак протеста против новизны. Этапы воспрепятствования следующие: замалчивание, попытки высмеять. Затем приходит постепенное признание или полупризнание, а потом списывание и присвоение ранее не признававшихся положений и, наконец, следующее за списыванием цитирование не подлинных авторов, а тех, кто присвоил чужие научные мысли. Отсюда совет стреляного волка: изрёк что-то значимое – не уставай повторять, ссылаясь на самое раннее обнародование твоей мысли. Пусть лучше обвинят в нескромности, нежели обокрадут. Эту нетерпимость к новому назову синдромом пчелиной матки.

По ходу беседы были высвечены трудности, которые возникают при внедрении в жизнь предложений, исходящих из отраслевой криминологии.

Так, В.С. Харламов очень кстати показал некоторые из проблем в области законодательной регламентации противодействия внутрисемейным насильственным преступлениям.[6] А.В. Комарницкий в русле темы беседы говорил о продвижении в России идеи ювенальной юстиции.[7]

Зашла речь на беседе и о терминологическом многообразии. А.П. Данилов логично и убедительно высказался о необходимом сопровождении развития науки сопутствующим понятийным аппаратом. Таковое, вопреки всем трудностям, в России наблюдается как в общей преступностиведческой теории, так и в отраслевом преступностиведении. Убедительны его доводы и в пользу предпочтительного употребления в науке русскоязычных терминов.[8]

Наука естественно влечёт вместе с собой развитие языка, не только какого-то условного латинизированного, но и национального. Например, после того как преступностиведение осознало, что преступность – это не сумма преступлений, а некий общественный процесс (может быть, свойство общества воспроизводить множество преступлений), нелепо говорить о её «предупреждении». Упредить можно преступление, но как можно предотвратить то, что уже существует? Сегодня несуразно звучит и словосочетание «организованная преступность».

Русский язык – наше оружие, в том числе в области политического преступностиведения. Надо заботиться о его самобытном развитии, о его заточке.

С.Ф. Милюков (Санкт-Петербург, Россия).

От криминопедагогики к криминологии науки.

Всецело разделяю мнение основного докладчика, видного отечественного криминолога В.Е. Квашиса о том, что в современной России возрастает криминализация всех сфер общественной жизни, в том числе деградирующих образования и науки. Нам неоднократно приходилось высказываться на этот счёт на беседах в нашем Клубе, предлагая направить усилия криминологов на формирование криминопедагогики – новой отрасли отечественной криминологии (преступностиведения).[9]

Происходящие в нашем школьном просвещении процессы, увы, не дают оснований даже для осторожного оптимизма. Делаются энергичные усилия по дальнейшей дискредитации учителей как самостоятельных и определяющих фигур учебного процесса, превращая их в рутинных операторов разного рода ЭВМ, загружая составлением бесчисленных программ, отчётов, прочих никому в сущности (кроме проверяющих) не нужных методических документов. В старших классах идёт откровенное натаскивание учеников на сдачу пресловутого ЕГЭ. Бумажные книги заменяются  электронными, хотя авторитетные исследователи указывают, что запоминание прочитанного при пользовании бумажными носителями не менее чем на  7% выше, чем то, что ученик видит на мерцающем экране.

Эти же злокачественные процессы продолжаются и высшей школе. Удручает то обстоятельство, что студенты не знают порой элементарных вещей по истории России и зарубежных стран, не ориентируются на этих пространствах географически, не знают многих классических произведений литературы, живописи, музыки, не осведомлены о событиях внутри страны и внешнеполитической жизни.

Под маркой обновления библиотечных фондов уничтожаются книги (не только учебники, но и монографии, сборники материалов научно-практических конференций) и журналы, на их приобретение выделяется всё меньше средств, мнение кафедр и отдельных преподавателей о качестве приобретаемых новинок игнорируется.

Производятся даже, что называется, ритуальные действия – новейшие методические директивы запрещают (!) употреблять сам термин «студент».

Массивное давление происходит и на науку, в том числе юридическую. Её роль стремятся низвести до роли служанки законодателя и высших звеньев правоохранительной системы (прежде всего судов). Хорошо известен расцвет плагиата при массовом изготовлении кандидатских и докторских диссертаций. Большинство таких поделок изготавливается компьютерным способом и не влечёт приращения научного знания. Если 40–50 лет назад (при отсутствии возможности дистанционного ознакомления с текстами) успевающие студенты знали имена практически всех докторов юридических наук, названия их основных произведений и главные научные идеи, то сейчас вузовским педагогам мало что говорят фамилии ряда докторов наук, даже если они имеют высокие рейтинговые показатели (индекс Хирша и др.).

Следует согласиться с докладчиком в том, что обрисованные и иные негативные процессы должны изучаться криминологией, которая призвана дать надёжные рецепты излечения этих социальных болезней. Поэтому формирование криминологии науки как новой отрасли преступностиведения представляется нам вполне обоснованной и продуктивной мерой реагирования на искусственно моделируемый кризис вузовской и вневузовской науки.

В.Н. Фадеев (Москва, Россия).

Развитие криминологии будущего.

В ходе либеральных реформ в России 1990-х годов различные социальные институты общества, включая и самый криминогенный из них, живущий над правом и законом – либеральная власть, пересмотрели своё отношение к науке. Следствие этого – общесистемный кризис в науке, особенно гуманитарной, предметом которой является человек. Напомним, к гуманитарной науке относится и юридическая наука, в том числе криминология, как часть целого!

Конечно, внедрение новых технологий и новелл (типа цифровой экономики) очень важно, но практически нет предложений по кардинальному развитию гуманитарной науки. Вместе с тем в естественных науках, прежде всего, в физике, с открытием квантовой механики произошёл резкий скачок развития – в сторону неклассической (метафизической) её версии. Гуманитарная же наука по-прежнему базируется на материалистической философии. При этом «забыли» основную её часть – раздел метафизики.

В последние десятилетия свёрнуты многие криминологические исследования, снижается их качество. Минимизирована роль очной формы подготовки научно-педагогических кадров, практически до нуля опустили роль докторантуры, «…фактически угробили аспирантуру в академических институтах…» (академик РАН В.С. Кашин).

Необходима творческая свобода исследователя, свобода выбора темы научного исследования, а не навязывание её соискателю (академик РАН В.Е. Фортов).

Индекс цитирования – это атавизм 50-летней давности, а по гуманитарным наукам – это навязанный нам Западом парадокс. Гранты даются тем, кто свои статьи и книги готовит в угоду западной идеологии против России (председатель комитета образования и науки Государственной Думы РФ В.А. Никонов).

Технический и абсолютно вспомогательный показатель стал самодовлеющей величиной. Мир с большим удивлением взирает на эти бессмысленные построения. Впрочем, он не только взирает, но и мозги наши активно переманивает. Изучит индекс Хирша (технический показатель), и конкретный учёный получает конкретное предложение (д.ю.н., профессор Ю.В. Голик).

Вся публикационная деятельность РАН – святая святых российской науки – принадлежит американцу Александру Шусторовичу. Американо-российское совместное предприятие International Academic Publishing Co получило права на публикацию и распространение за рубежом работ РАН.^[10]

Глубоко коррумпирован механизм присуждения научных степеней и званий. Количество липовых кандидатов и докторов наук зашкаливает за все возможные пределы! (Д.А. Медведев)^[11]. Только в 2012 г. президиум Высшей аттестационной комиссии незаконно выдал 1323 диплома доктора наук^[12], а её председателю (Феликс Шамхалов – д.э.н., профессор, член-корреспондент РАН, орденоносец) было предъявлено обвинение в особо крупном мошенничестве^[13].

Криминологию пытаются подменить уголовной политикой с многозначной её трактовкой и утверждением о том, что уголовная политика – это и есть борьба с преступностью. Как правило, авторами современных работ по уголовной политике являются специалисты по уголовному праву, отдельные из которых слабо ориентируются в теории и практике криминологического знания[14].

Криминологию «отодвинули» от поиска и выявления субъектов, ответственных за развитие преступности, дали возможность поделить её на «научные делянки», «деляночки» и совсем «узкие полоски». Из-за этого мы получаем массу пустых диссертаций, вал наукообразных, но никчёмных публикаций, надуманных исследований. В результате – всё попросту в «никуда» или в бездонную «чёрную дыру», полная безответственность за то, что делается в криминологии, происходит со страной и народом!

Этим больна не только криминология, но и иные отрасли юридической науки, которые действуют в основе своей на уровне единичного, но мало функциональны на уровне особенного, не говоря уже о всеобщем уровне, если исходить из положений диалектической логики, хотя в литературе встречается немало призывов следовать ей.

Поэтому принципиальное значение приобретает проблема многопрофильной комплементарности вообще, и с государственной властью, особенно. Беспомощная в отношении глобализации преступности классическая криминология является одной из прикладных ветвей материалистической философии, в соответствии с которой она (криминология) может в полной мере рассматривать только реальные события, то есть уже свершившиеся деяния, в том числе криминального характера. Правда, ностальгия по профилактике преступлений, предполагающая иную философию, пронизывает очень многие профессиональные работы. Но развитие видов преступлений свидетельствует о том, что системы эффективной профилактики преступных деяний в обществе пока просто нет, как нет и подходов к её созданию.

А.П. Данилов (Санкт-Петербург, Россия).

Словарный запас преступностиведения: засорение или необходимое развитие?

Язык разум открывает.

Русская народная пословица.

Забудешь родной язык – забудешь родную мать.

Удмуртская пословица.

Видение докладчика. Виталий Ефимович в своём докладе о проблемах качества криминологических исследований обозначил видимые ему трудности современной науки. Остановлюсь на одном из намеченных им направлений – терминологической пестроте, причина которой, по его мнению, – «провинциальность» науки.

Под «провинциальностью» он понимает – отсутствие научной базы и научной культуры, наукообразность и пренебрежение к терминологическому аппарату. На этом общем фоне, замечает В.Е. Квашис, обращает на себя внимание терминологическая пестрота и разобщённость исследований. Между тем терминология определяет понимание предмета и реакцию на него. Выбор терминологии и её единство крайне важны и потому, что за терминологическими различиями, как показывает практика, нередко стоят расхождения концептуальные.[15]

Соглашусь с докладчиком в том, что пренебрегать терминологическим аппаратом не следует. Тем не менее, терминологическая пестрота, критикуемая им, является, по моему мнению, признаком развития науки, движения её вперёд. Изучая свойство общества воспроизводить преступления,[16] расширяя границы познания, исследователи предлагают новые определения, тем самым теоретически обогащают криминологию. В дальнейшем из множества терминов, описывающих одно и то же явление, в употреблении останется лишь несколько, а, может быть, и одно, наиболее точно подходящее к изучаемому объекту (явлению и т.п.).

В не меньшей степени важно и то, что отдельные российские учёные используют родной язык, успешно обходясь без тяжеловесных, трудно воспринимаемых англоязычных слов. Употребляют для облегчения понимания читающих образы из русской литературы. Чего только стоит взятый С.Ф. Милюковым для описания криминогенных явлений в сфере здравоохранения чеховский образ «Ионыча»,[17] к сожалению, в ущерб нам ныне незаслуженно забываемый.

Немного из истории развития словарного запаса невско-волжской криминологической школы. В нашей школе мы активно используем русские слова-определения. Одним из первых в научный оборот вошло «родолюбие» – осознание принадлежности к своему народу, его культуре, земле и основанное на нём глубокое уважение и почитание родителей, народа, Родины. Понятие «родолюбие» может стать заменой терминам, не имеющим отношения к исконной русской культуре: «национализм» – уже достаточно дискредитированному, и «патриотизм». Родолюбие по своей духовной, моральной, нравственной, социальной сущности является антикриминогенным фактором.[18]

Хорошо помню тот вечер, когда, размышляя над антикриминогенными возможностями национализма, пытался найти замену этому запятнанному термину. Его, по сути, наполняют два слова «любить» и «род». Так и появилось на свет «родолюбие». За ним пошли «беседы», как синоним конференций, «терпимость» подвинула толерантность, «преступностиведение» стало равным криминологии.

Критика развития. Но не так просто принимает научный мир что-то новое. Так, на всероссийской научно-практической конференции «Криминальные реалии, реагирование на них и закон» (23–24 января 2018 года), проведённой Российской криминологической ассоциацией, А.И. Долгова и В.А. Номоконов, задавая мне вопрос по сделанному докладу, несколько возбуждённо высказали своё отношение к вводимым в нашей школе терминам. Они не понимали, зачем нужно что-то менять. Их острые реплики были мной услышаны, и я дал простой ответ: «Новые определения проще, роднее и понятнее, например, вместо туманного «толерантность» у нас в обороте «терпимость». На этом уважаемые Азалия Ивановна и Виталий Анатольевич, как мне показалось, опустили «свои копья».

Народная мудрость. Возвращаясь к тезисам Виталия Ефимовича, подчеркну: отмеченное им «вытеснение гуманитарного знания в России на периферию общественного спроса, связанное с общей деградацией и деградацией культуры», можно преодолеть, вернувшись к своим истокам, в том числе языковым. Не зря у одного из народов России есть ёмкая пословица: «Забудешь родной язык – забудешь мать родную».

«Преступностиведение», «воробогачи» и многие другие термины – это не засорение, а развитие науки о преступности, способствующее возрождению российской культуры в целом.

О.В. Караченцев (Калининград, Россия).

Криминологические аспекты качества среднего образования.

Так как я являюсь представителем педагогического сообщества – преподавателем средней школы, мне хорошо видны проблемы общей деградации молодёжи, роста числа преступлений несовершеннолетних, при том, что численный состав указанной группы всё сокращается. С каждым годом в средней школе всё меньшее число детей садится за парты, среди выпускников 9-х классов всё больше лиц, обладающих статусом умственная отсталость и задержка психического развития. На фоне данного фактора оставшиеся выпускники довольно слабо справляются с государственной итоговой аттестацией (ГИА), зачастую не могут «поступить» в 10-й класс.

В.Е. Квашис справедливо отмечает, что криминализация всех сфер общественной жизни неизбежно ведёт к деградации культуры, образования и науки.[19] Фактически государство поддерживает маргинальные социальные общности и уклоняется от помощи талантливой молодёжи и её родителей.

Как замечает Д.А. Шестаков, «преподаватели, включая профессуру, задавлены небывалым опущением заработной платы с одновременным взваливанием на их плечи никому не нужных заданий по формализации учёбы: бесконечно меняющиеся поколения «учебно-методических комплексов» и т.п. При этом происходит увеличение нагрузки до такого уровня, когда не остаётся времени для подготовки к лекциям и занятиям, для совершенствования их содержания» [2].[20] Добавлю, что это проблема не только высшей, но и средней школы, где, кроме того, отмечается острый дефицит детей, способных по её окончанию поступить в высшие учебные заведения. Лишь 15–20 % выпускников 9-х классов идут в 10-й класс.

На фоне этой тенденции наблюдается уменьшение числа преступлений несовершеннолетних. Однако в 3 субъектах РФ (Иркутской, Челябинской, Свердловской областях) данный показатель из года в год имеет тенденцию к росту. Обратившись к статистическим данным о численности населения в возрасте от 14 до 18 лет, можно заметить, что количество данных лиц вплоть до 2016 года неуклонно сокращается.[21] Резонно предположить, что в связи с этим уменьшается и число преступлений, совершаемых ими.

По мнению экспертов Общественной Палаты РФ, большой процент преступлений, совершаемых молодёжью в Сибири и Забайкалье, связан, прежде всего, с развитием в регионе субкультуры, основанной на тюремной идеологии АУЕ (Арестантский уклад един). Подростки копируют поведение, используют лексику заключённых, романтизируют их образ. Более всего опасно то, что подростки, принимая данный образ жизни за образец, уверены, что следующая инстанция их культурного социогенеза будет проходить именно в пенитенциарных учреждениях и готовиться к такой жизни нужно уже сейчас, снабжая арестантов деньгами. Мировоззрение ребёнка сводится к тому, что «я помогаю им сейчас, затем сяду, будут помогать мне…».

Очень печально, что во всех упущениях в воспитании детей всегда обвиняют школу, хотя, в первую очередь, воспитание – задача родителей. Согласно данным официальной статистики, в 70 % случаев несовершеннолетние совершают преступления, будучи занятыми в какой-либо секции или кружке. Для решения проблемы преступлений несовершеннолетних необходимо изменить подход к качеству образования. В ФЗ «Об образовании в РФ» мы видим парадоксальную ситуацию: воспитание является обязанностью образовательной организации и лишь правом родителей.

Выйдя на рынок образовательных услуг, учителя максимально ориентируются на образовательные потребности и запросы населения, то есть с самого начала используется маркетинговый подход. Образование рассматривается как услуга. Вопрос о необходимости повышения качества образования обсуждается практически на любом совещании с педагогическим сообществом. Возможности повышения качества образования объясняются классической теорией стоимости А. Смита. То есть, чем больше нагрузка на работника (педагога), тем ниже качество образовательной услуги. Для повышения качества необходимо сохранить заработную плату и снизить нагрузку. Заработная плата педагога должна позволять ему полностью посвятить себя воспитанию и обучению детей, не вынуждая искать подработку на стороне.

Печальными последствиями упущений в сфере образования являются резонансные преступления обучающихся против преподавателей. Например, убийство учителя географии Андрея Кирилова десятиклассником школы № 263 г. Москвы Сергеем Гордеевым в 2014 году. В том же году 16-летний ученик школы олимпийского резерва Джамшет Хаманов в Новокузнецке застрелил во время тренировки своего тренера. В 2016 году в г. Нижний Тагил ученик Илья Булдаков нанёс смертельный удар 23-летнему учителю-инвалиду истории Вячеславу Пушкину. Ученик московского профессионального учебного заведения «Западный комплекс непрерывного образования» Андрей Емельянников 1 ноября 2017 года убил преподавателя ОБЖ Сергея Данилова, а потом покончил с собой.

Очевиден тот факт, что проблема данных преступлений кроется не в качестве образования, а в качестве воспитания, в первую очередь, семейного. Так С. Гордеев совершил убийство, желая доказать теорию солипсизма. Учитывая всё это, нам необходимо воспитывать в детях чувство сопричастности к обществу, отторжения преступного, их социальную ответственность.

Пожелание к нашим докладчикам на будущее.

Дорогие коллеги! Когда Вы обращаетесь к разработкам невско-волжской школы, не ограничивайтесь выражением тех или иных эмоций, но, пожалуйста, вступайте в полемику по существу, с достаточным знанием наших исследований, положений, предложений.

Ждём Ваши отклики на доклад.

Фотопредставление беседы Вы можете найти в фотоальбоме Клуба.

Видеопредставление Беседы Вы можете найти в разделе «Наше видео».