К СТРАТЕГИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

При использовании материала статьи обязательна ссылка:

Шестаков Д.А. К Стратегии национальной безопасности Российской Федерации // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2016. № 4 (43).

 

Работа подготовлена в рамках обсуждения проблематики Беседы «Государственная политика на основе Стратегии национальной безопасности РФ и преступностиведение» от 14 октября 2016 года

 

Д. А. Шестаков

К СТРАТЕГИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

 

Внутренняя стратегия и нейтрализация основных причин воспроизводства преступности. Разбирая документы такого рода как Стратегия национальной безопасности РФ [8] (далее по тексту – «Стратегия»), преступностивед должен задуматься: 1) имеется ли в документе что-либо способствующее подавлению преступности, в частности, подавлению основных причин её воспроизводства, 2) как соотносится стратегический документ с последующим законотворчеством о противодействии преступности: ведёт ли он к повышению действенности уголовного и криминологического законодательства и, что не менее важно, к его нравственному совершенствованию, 3) нет ли в самом документе положений, способствующих преступному поведению?

Прежде всего, о мерах против основных причин воспроизводства преступности. Первой, важнейшей из трёх основных причин применительно к современной России мной неоднократно называлось противоречие между потребительством и духовностью, проявляющееся не в последнюю очередь в ослаблении национальной идеи. По справедливым словам А.П. Данилова, «российская духовность мешает сделать всё на этой планете товаром, у которого будет один продавец – глобальная олигархическая власть (ГОВ), желающая продавать нам и свободу» [2, с. 41].

В Стратегии это положение принято во внимание. В ст. 11 говорится о возрождении традиционных российских духовно-нравственных ценностей, о формировании у подрастающего поколения достойного отношения к истории России, об объединении гражданского общества вокруг важнейших ценностей: свободы и независимости России, человеколюбия и патриотизма. В ст. 70 записано, что для решения задач национальной безопасности необходимо повышение качества преподавания русского языка, литературы, отечественной истории.

Хуже дело обстоит с предпринятой в Стратегии попыткой преодоления второй причины воспроизводства преступности – противоречия между бедностью и откровенно украденным у народа богатством при отсутствии среднего зажиточного слоя. С.У. Дикаев полагает, что в целях безопасности России необходимо «обеспечить справедливое внутреннее перераспределение национального богатства» [3, с. 44].

Правда, в документе в числе показателей состояния национальной безопасности указан децильный коэффициент – соотношение доходов 10 % наиболее обеспеченного и 10 % наименее обеспеченного населения (ст. 115). Среди угроз качеству жизни российских граждан обозначено усиление дифференциации населения по уровню доходов (ст. 51). И даже одной из стратегических целей названо снижение уровня социального и имущественного неравенства населения, однако, с существенной оговоркой: выравнивание ожидается, прежде всего, за счёт роста доходов отстающей части народа!!! (ст. 50). Иными словами, спасение утопающих дело рук самих утопающих. Задача возвращения народу украденного у него богатства (даже в мягком виде компенсационного налога, предлагаемого рядом экономистов) в Стратегии не ставится, что, безусловно, бросает тень на нынешнее руководство России.

Непоследовательность в отношении второй причины влечёт за собой нежелание авторов Стратегии видеть третью причину воспроизводства преступности – авторы не увязывают преступность в её современном виде с противоречием между глобально-американизированной «олигархией» (воробогачеством) и суверенными цивилизациями. Не освоили они учения о преступности, не знакомы с азами невско-волжской криминологической школы… Третья причина при её преломлении из глобального в российское пространство предстаёт как противоречие между властью, слившейся с «олигархией», и большинством населения. Именно сращивание власти с частью воробогачества предопределяет её нежелание противостоять коренной угрозе, брошенной человечеству. Основной источник мирового зла – глобальная олигархическая власть – подменён в Стратегии лишь производными от неё, от ГОВ, силами, а именно западными государствами.

В ст. 12 говорится о том, что проведение Российской Федерацией самостоятельной внешней и внутренней политики вызывает противодействие со стороны США и их союзников, стремящихся сохранить своё доминирование в мировых делах. В ст. 18 Стратегии отмечаются практики свержения легитимных политических режимов, провоцирования внутригосударственных нестабильности и конфликтов. (Всё это, конечно, верно, но первоисточник преступной противороссийской деятельности – мировая и внутрироссийская олигархия, в Стратегии замалчивается).

Тем не менее, с преступностиведческой точки зрения следует положительно оценить то, что Стратегия в качестве национального интереса на долгосрочную перспективу устанавливает «закрепление за Российской Федерацией статуса одной из лидирующих мировых держав, деятельность которой направлена на поддержание стратегической стабильности и взаимовыгодных партнёрских отношений в условиях полицентричного мира» (ст. 30). Россия обречена быть сильной и самодостаточной. При нынешней власти она уже сыграла решающую роль в предотвращении очередной агрессивной войны, которую ГОВ в лице НАТО на сей раз пыталась развязать против Сирии. Воспользовавшийся в Совете Безопасности ООН с целью недопущения названного преступления правом вето В.В. Путин безусловно достоин присуждения ему за данный мужественной поступок нобелевской премии.

Однако подчеркну: в Стратегии скрыто отстаиваются интересы внутреннего воробогачества (хотите – называйте известный злокачественный слой общества «олигархией»; говорить о нём, как об элите, язык не поворачивается). Здесь не забывчивость, не упущение, но, увы, устойчиво проводимая политическая линия. 

Проводники зла. В Стратегии называются движущие силы, непосредственно угрожающие  нашей государственной и общественной безопасности (ст. 43): специальные службы и организации иностранных государств, террористические и экстремистские организации, международные неправительственные организации, финансовые и экономические структуры, частные лица, стремящиеся к нарушению единства и территориальной целостности Российской Федерации, внутриполитической и социальной дестабилизации в стране, включая развязывание «цветных революций», разрушение традиционных российских духовно-нравственных ценностей.

Только почему в Стратегии не названа внятно роль некоторых внутренних сил, так называемой пятой колонны? О визжащих подобно Лямшину, герою «Бесов» у Достоевского, псевдолибералах, Фёдор Михайлович метко сказал: «Они первые были бы страшно несчастливы, если бы Россия как-нибудь вдруг перестроилась, хотя бы даже на их лад, и как-нибудь вдруг стала богата и счастлива. Некого было бы им тогда ненавидеть, не на кого плевать, не над чем издеваться! Тут одна только животная, бесконечная ненависть к России, в организм въевшаяся…» [4, с. 145].

Впрочем, мне лично представляется правильным, что «бесам» в России дано открыто высказываться, например, по радиоканалу «Эхо». Люди получают шанс самостоятельно разобраться в сути и приёмах тех, кто работает против страны. Кроме того, из противороссийских источников больше, чем из источников пророссийских можно узнавать о подлинных просчётах и других отрицательных проявлениях нашей государственной власти. Это тоже важно.

Жизнь показывает, что сегодня среди посредников преступной деятельности ГОВ во многих странах ключевую роль по подготовке государственных переворотов играют лица из числа правозащитников.

Поднимая вопрос о преступной стороне деятельности правозащитного движения, мы никоим образом не бросаем тень на великое дело отстаивания прав человека на свободу слова, на равенство перед законом, его прав на жизнь, свободу и безопасность, прав на свободу от произвольного ареста, задержания, права на гласное рассмотрение дела независимым и беспристрастным судом и т.д. Ведь, когда мы говорим, например, о преступности фармакологии и медицины, что недавно имело место в Санкт-Петербургском международном криминологическом клубе, не идёт же речь о том, якобы здравоохранение – есть сплошное зло и будто не надо ни лечить больных, ни изготовлять лекарств [6]. Отнюдь нет!

Тем не менее, нельзя не видеть, что ГОВ в своих корыстных и властолюбивых устремлениях неизменно использует правозащитные организации. Преступность сферы защиты прав человека проявляется в системном участии правозащитников в направляемом ГОВ нарушении суверенитетов, в подготовке государственных переворотов, а также в разложении самосознания граждан и общественной нравственности. Такое особенно заметно в странах, которые проявляют независимость от однополярного миропорядка. Применительно к России преступная активность правозащитного движения включает в себя русоненавистническую («русофобскую») составляющую.

Впрочем, следует различать два пласта правозащиы, а именно: так называемых диссидентов и новых  правозащитников. Значительная часть «диссидентов» (старая волна движения) составляют ядро пособников ГОВ. Это и понятно, они в своё время взращивались и вскармливались из-за рубежа в целях ослабления ещё Советского Союза. Эти деятели озабочены не столько свободой личности, сколько развалом независимых государств. На смену им приходит новая волна людей, которые добросовестно отстаивают права и свободы человека, не стремясь при том причинить вред государственности в своих странах. Об их подготовке необходимо заботиться.

Нужна защита законотворчества и конституционного порядка от внешнего вмешательства. Послесоветское законодательство России выкраивалось и шьётся по выкройкам, привнесённым «с Запада», благословлённым ГОВ. Законодательные нормы навязываются, посредством «щедрых» грантов на разработку законов, а также на зарубежных советчиков.

Новые гражданские правоотношения у нас теперь выстроены, увы, в интересах воробогатеев. В этой области законодательства всё сделано для сохранения и преумножения украденных у народа огромных средств. Взять хотя бы отказ от виндикации в пользу права добросовестного приобретателя. Теперь закон не обеспечивает возврата обманутому собственнику незаконно отобранного от него имущества, которое продано и перепродано. Краденная недвижимость в кратчайшие сроки переходит от одного приобретателя к другому многократно.

Также обстоит дело и в законе уголовном. Мне представляется совершенно неприемлемой внедрённая в России так называемая двухвекторная его модель: чрезвычайное ужесточение по отношению к лицам, совершившим тяжкие и особо тяжкие преступления при ослаблении ответственности за преступления небольшой и средней тяжести. Не приемлю я, собственно, сверхсуровость, которая на примере длительности лишения свободы возросла в сравнении с поздним советским временем более, чем в два раза. В сочетании с мерами законодательного снисхождения к экономическим преступникам (материально преуспевающая часть общества) и со сбережением от конфискации имущества, похищенного по ходу приватизации, двунаправленная модель может быть представлена формулой: народу – самозащита и тюрьмы, богачам – льготы! Про это мною не раз сказано.

Двунаправленная модель преобразования уголовного законодательства отрицает классические идеи (Ч. Беккариа, А.Н. Радищев и др.) о первенстве предупреждения перед карой и об очеловечивании наказания. На службе капитала в известной мере оказывается и постановка дела исполнения наказания. По мнению Л.Б. Смирнова, стержень Концепции развития уголовно-исполнительной системы России до 2020 года составляет переход от колонистского к тюремному устройству. Тюрьма становится основным видом лишения свободы, открывается дорога внушительному оплачиваемому государством бизнесу по обслуживанию тюрем, который будет надёжно защищён от кризисных проблем рыночной экономики. Тюремная система, исходя из предпринимательских соображений, станет определять, сколько преступников следует отправить в тюрьмы, и volens nolens те же «деловые интересы» станут влиять на наказательную практику судов [7, с. 56, 58]. 

Нет, не в духе Конституции России, не в духе смягчения нравов и предупреждения зла, не для народа пошла реформа. А ведь, согласно ст. 3 Конституции, народ – носитель суверенитета. Он вправе оградить себя от вредного ему внешнего вмешательства в законотворческую деятельность и конституционный порядок.

Законодательство, в том числе более близкое преступностиведу законодательство о противодействии преступности, в нынешнем 2016 году упрямо развивалось своим путём, невзирая ни на принятую накануне нового года Стратегию, ни, собственно, на безопасность государства и его граждан. Весьма некомпетентным предстаёт Федеральный закон от 23 июня 2016 г. № 182-ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» (далее по тексту – Закон о профилактике). А опирающимся на «пятую колонну» зарубежным советчикам (в данном случае, яростным феминисткам, в конце шестидесятых – начале семидесятых годов XX века для обозначения феминизма мной часто употреблялось более выразительное слово «бабизм») удалось-таки провести вредящую защите граждан и общественному согласию норму, вложенную ими в новую редакцию ст. 116 УК РФ. В обоих случаях законодатель прошёл мимо настоятельно высказанных ему со стороны семейной криминологии советов.

Слабенький Федеральный закон от 23 июня 2016 г. № 182-ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации». Закон о профилактике поверхностен и несодержателен. Он напоминает скорее не закон, а главу из устаревшего учебника криминологии, далеко отставшего от современного видения преступности и противостояния ей, закон стоит в стороне и от разработок невско-волжской преступностиведческой школы. Он не устанавливает, не регламентирует каких-либо правоотношений с правами, обязанностями и ответственностью сторон, а лишь описывает некоторые направления предупреждения преступлений, да и то, как сказано выше, исходя из позавчерашних представлений.

Закон о профилактике направлен без учёта враждебных действий против нашей страны главным образом на обыденный уровень преступности. Значительно более опасные уровни (внутренний государственный, внутренний олигархический, внешний государственный, планетарно-олигархический) в законе вовсе обойдены вниманием. И это сегодня, когда, как справедливо отмечено в Стратегии, «укрепление России происходит на фоне новых угроз национальной безопасности, имеющих комплексный взаимосвязанный характер. Проведение Российской Федерацией самостоятельной внешней и внутренней политики вызывает противодействие со стороны США и их союзников, стремящихся сохранить своё доминирование в мировых делах. Реализуемая ими политика сдерживания России предусматривает оказание на неё политического, экономического, военного и информационного давления» (ст. 12).

В Законе о профилактике не отражены идеи Конвенции Совета Европы о возмещении ущерба жертвам насильственных преступлений от 24 ноября 1983 года. Не заложены предпосылки ренационализации стратегически важных отраслей экономики, обращение в частную собственность которых обострило криминогенные противоречия в России.

Нет в законе положения об обязательном виктимологическом мониторинге, состоящем, как известно, в ежегодном представительном опросе населения. В ходе опроса выясняется подлинное число жертв преступлений, которое обычно значительно превышает данные официальной регистрации [5]. Недостаточно регламентирована профилактическая деятельность по воздействию на ближайшее окружение лица, от которого можно ожидать правонарушение. Микросреда должна была быть указана, например, среди основных направлений предупредительной деятельности (ст. 6 Закона о профилактике). Следовало установить правила воздействия на микросреду. При этом в специальном правовом регулировании нуждается предупредительная работа с криминогенными семьями [9].

Не называет Закон о профилактике в числе объектов предупреждения и криминогенную информацию. Вопрос о блокировании стимулов к совершению преступлений, поступающих из СМИ и интернета, в том числе политическую дезинформацию в законе надо было, конечно, отразить [1].

В чахлом профилактическом законе ничего нет ни об одном из видов преступностиведческой экспертизы: ни об экспертизе законодательства, ни об экспертизе личности. По вопросу первого вида экспертизы мы плетёмся в хвосте Белоруссии, в которой криминологическую экспертизу законопроектов проводит возглавляемый В.М. Хомичем научно-практический центр при Генеральной Прокуратуре РБ.

Криминализация внутрисемейных насильственных преступлений – неграмотность или вредительство? Давным-давно, ещё в первом издании моей «Семейной криминологии», была разъяснена неразумность введения в уголовный закон специальных составов насильственных преступлений против семейного окружения. Все эти изобретения, которые усилиями некомпетентных в уголовном праве феминисток попали в кодексы ряда западных стран, являются законотворческими излишествами. Они дублируют испокон веку существующие составы преступлений против личности. Понятно, что подобные предложения делаются не просто так, а  с целью усилить наказание за «семейное насилие» по сравнению с прочими насильственными преступлениями, в чём никакого смысла нет. Никаких дополнительных ужесточений не надо, в том числе не требуется вводить квалифицирующие, равно как отягчающие (в смысле ст. 63 УК РФ) обстоятельства. Это также ясно, как и то, что давно пора регламентировать в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве прохождение примирительной процедуры либо курса психотерапии в качестве условия освобождения от уголовной ответственности, условного осуждения и условно-досрочного освобождения.

И всё же упомянутым выше дамам удалось-таки протащить в УК РФ состав семейного насилия, пока применительно к побоям, что они, впрочем, рассматривают в качестве только первого шага, их цель – произвести на свет составы преступлений, жертвы которых – исключительно женщины. Ст. 116 УК РФ в редакции ФЗ № 323 т 03.07.2016 года теперь устанавливает наказание за нанесение побоев или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль конкретно «близким лицам», перечень которых даётся в примечании к данной статье. Понимает ли наш законодатель, нет ли, но такое нововведение, не давая ничего нового для безопасности семейного окружения, в то же время лишает безопасности людей «прочих», т.е. не являющихся «близкими родственниками». А чем они хуже? Налицо нелепость… или нечто худшее.

Чем хуже вор-карманник вора-бухгалтера? Мы ещё не очнулись от шока, вызванного попустительствующим смягчением ответственности за те корыстные преступления, которые совершаются в экономике (ст. 76.1 УК РФ «Освобождение от уголовной ответственности по делам о преступлениях в сфере экономической деятельности» введена Федеральным законом от 07.12.2011 № 420-ФЗ), а теперь вот неразумное (?) ужесточение за преступления в семье.

Не способствуют ли преступному поведению какие-то стороны самой Стратегии, да и уголовного законодательства? Конечно, ряд отмеченных выше вольных или невольных упущений Стратегии, а также очевидно неверных положений уголовного закона выступают в качестве благоприятных условий для воспроизводства преступности.

Криминогенны, в частности, нижеперечисленные упущения:

В Стратегии даже не поставлен вопрос о национализации имущества, присвоенного по ходу преступной приватизации лицами, сделавшимися в итоге этой деятельности сверхбогачами, не поставлен вопрос о том, чтобы в той или иной форме осуществить изъятие сверхкрупных состояний, созданных путём манипуляции деньгами, но без производства общественного блага;

– В этом документе не названы первоисточники преступной противороссийской деятельности – глобальная олигархическая власть и, отчасти, внутрироссийская «олигархия»;

В нём присутствует отстаивание интересов внутреннего воробогачества;

– Не намечено продуманных, гибких мер в отношении «пятой колонны», ратующей за «цветные революции», в том числе за революцию у нас в стране;

– Законодательное смягчение уголовно-правовых последствий преступлений в экономической сфере, осуществляемое на фоне общего озверения уголовной политики, становится фактором нарастания преступности экономики, провоцирует социальную напряжённость;

– Изменение нормы о побоях после принятия Стратегии, с одной стороны, влечёт повышение опасности для граждан, не являющихся близкими родственниками причинителю вреда, с другой стороны, выражает устремление к бессмысленному повышению жёсткости закона относительно выборочной части правонарушителей;

Появившийся наконец Закон о профилактике не увязан с  разработанными в криминологии закона общими положениями о праве противодействия преступности, не впитал он в себя и конкретных научно разработанных мер некарательного противодействия ей. Он очень мало даёт для укрепления безопасности.

 

 

Пристатейный список литературы

 

1.     Горшенков Г.Н. Криминология массовых коммуникаций. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета, 2003.

2.     Данилов А.П. Преступность мировой экономики – нет свободе! // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2016. № 3 (42). С. 40–41.

3.     Дикаев С.У. Об угрозах безопасности России и не извлечённых уроках истории // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2015. № 2 (37). С. 42–45.

4.     Достоевский Ф.М. «Бесы». Собр. соч. в 10-ти томах. Т. 7. М.: «Художественная литература», 1957.

5.     Лунеев В.В. К проекту закона о предупреждении преступности // Государство и право. 1996. № 11. С. 38–48.

6.     Милюков С.Ф. Врачи-отравители или нашествие «Ионычей»: сможем ли устоять перед ним? // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2016. № 3 (42). С. 58–60.

7.     Смирнов Л.Б. Кризис европейской постмодернистской уголовной и уголовно-исполнительной политики и его последствия // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2016. № 2 (41). С. 55–61.

8.     Стратегия национальной безопасности Российской Федерации. Утверждена Указом Президента РФ № 683 от 31.12.2015 года // СЗ РФ. 2016. № 1 (часть II). Ст. 212..

9.     Харламов В.С. Противодействие внутрисемейным насильственным преступлениям милицейскими подразделениями. СПб.: Санкт-Петербургский ун-т МВД, 2007.

 

Сведения об авторе

 

Дмитрий Анатольевич Шестаков – доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, соучредитель, президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий криминологической лабораторией Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: shestadi@mail.ru