Доклад Д.А. Шестакова на Международной научно-практической конференции «Социально-психологические, уголовно-правовые и криминологические проблемы семейно-бытового насилия» (29 февраля 2016 года, Академия Полиции МВД Азербайджанской Республики)

При использовании материала статьи обязательна ссылка:

Шестаков Д.А.  Теоретические основы семейной криминологии в применении к противодействию внутрисемейным насильственным преступлениям // Социально-психологические, уголовно-правовые и криминологические проблемы семейно-бытового насилия. Материалы международной научно-практической конференции. Баку: Академия полиции Азербайджана, 2016.  С. 17–24. 

Д.А. Шестаков

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СЕМЕЙНОЙ КРИМИНОЛОГИИ В ПРИМЕНЕНИИ К ПРОТИВОДЕЙСТВИЮ ВНУТРИСЕМЕЙНЫМ НАСИЛЬСТВЕННЫМ ПРЕСТУПЛЕНИЯМ

Суть и предыстория семейной криминологии. Семейная криминология (криминофамилистика) – отрасль криминологии, исследующая преступность сферы семейных отношений (преступность семьи) и изыскивающая возможности сдерживания преступности в целом и в отдельных её проявлениях посредством воздействия на семью. При этом под преступностью семьи понимается свойство конкретных семей и самого социального института семьи воспроизводить (участвовать в воспроизводстве) преступлений. Таким образом, семейная криминология исследует семейные причины различных видов преступной активности (насильственной, корыстной, рецидивной, молодёжной, женской и т. д.), а также закономерности совершения преступлений внутри семьи. Можно сказать и так, что семейная криминология исследует взаимосвязь семейных противоречий и преступности.

Развитие  семейной криминологии на сей день складывается из трёх этапов. Первый этап, диалектический (70-е – 80-е годы), связан с осмыслением преступлений как результата действия социальных, в том числе относящихся к институту семьи, противоречий. Второй, феминистский (90-е годы), – характеризуется распространением на постсоветском пространстве при финансовой поддержке из США объяснения внутрисемейных преступлений тем, что в обществе доминируют мужчины. Третий этап –  интегративный (начиная с первого десятилетия ХХ в.). На нём отмечается некоторый отход от феминистских тенденциозности и упрощений. Разрабатывая меры противодействия внутрисемейным насильственным преступлениям, отдельные криминофамилисты возвращаются к диалектике взаимоотношения полов.[1]

О семейной криминологии как об отрасли преступностиведения можно говорить с начала 80-х годов прошлого века, т.е. со времени, к которому сформировались общая криминофамилистическая теория и частные исследования. В общей теории появились приведённое выше, основанное на семантической концепции понятие преступности семьи, учения о многоуровневом семейном механизме воспроизводства преступности и о криминологической коррекции семейных отношений. Частные исследования накопили значительный материал о внутрисемейных насильственных преступлениях, роли семье в формировании корысти и агрессивности, в воспроизводстве правонарушений несовершеннолетних и рецидива.

Бытовые или внутрисемейные преступления? Воспроизводство преступлений в сфере быта очевидно связано с состоянием института семьи и, стало быть, разрушением в современном обществе сложившихся отношений между мужчиной и женщиной. Именно поэтому надо специально (отдельно, целенаправленно) сосредоточить внимание на преступлениях против семейного окружения. Только так мы сможем докопаться до социальных закономерностей и приблизиться к более высокому, философскому, осмыслению современных проявлений насилия в семье, необходимому и для понимания преступности в целом.

Возрастание преступной активности женщин? Уже начальные изыскания в области семейной криминологии в своё время позволили автору настоящих строк предположить, что преступная активность женщин будет возрастать. Ожидалось повышение женской агрессивности в семье. Это должно было сказаться на соотношении числа жено- и мужеубийств. Вот почему потребовалось ввести показатель половой уязвимости (для любителей латинизмов – гендерный коэффициент виктимности):

      П_Ж

К _{ПУ = --------------- ,}

        П_М

где П_М – потерпевшие мужчины, П_Ж – потерпевшие женщины.

Есть основания полагать, что за четыре десятилетия криминофамилистических исследований этот показатель в России круто изменился – с 7 до 1. В 70-е годы жён, убитых мужьями, было в семь раз  больше, чем мужей, убитых жёнами. А в первом десятилетии XXI века чѝсла потерпевших мужчин и женщин как будто бы сравнялись! Надо сказать, что в отсутствие должного государственного учёта приведённые выше данные получены посредством исследований (по большей части выборочных), предпринятых энтузиастами в отдельных российских регионах: Санкт-Петербург, Башкортостан, Мордовия и др. Конечно, результаты этих исследований нуждаются в уточнениях, возможно, существенных. Так или иначе благодаря этим разработкам стало очевидным, что не только «борьба полов», но наступательность каждой из сторон (мужчины – женщины) этой борьбы, должна отслеживаться криминофамилистами.

Распределение потерпевших. Первое препятствие, на которое наталкивается исследователь внутрисемейных преступлений, – это недостаточность государственной статистики. Вот почему годами мне приходилось выступать за налаживание соответствующего учёта потерпевших, в частности, в моём доктринальном законопроекте о предупреждении насилия в семье.[2] Данная инициатива реализована в Кыргызстане и других странах, ранее входивших в состав СССР. А в самой России – с опозданием, только в 2005 г.

Теперь в Российской Федерации в соответствии с Положением «О едином порядке… учёта преступлений…» от 29.12.2005 статистическая карточка о потерпевших подразделяет их на знакомых, сожителей, членов семьи, в том числе супругов, матерей, отцов, сыновей, дочерей, родственников.^[3] Но получить эти важные сведения о жертвах внутрисемейных преступлений из официальной российской статистики по-прежнему практически невозможно. Исследователи, кто как может, раздобывают их самостоятельно.  

Конечно, для уяснения действительного положения дел с внутрисемейными насильственными преступлениями необходимо иметь достаточно разветвлённую статистику потерпевших.

Теория причинности и криминологическая коррекция семейных отношений. Углубляясь в семейные причины преступлений, а также в причины семейных преступлений важно не только использовать разработки диалектической школы криминологии (В.Н. Кудрявцев, П.С. Дагель, П.П. Осипов и др.), но и держаться на некотором расстоянии от натиска грантового феминизма, который в лице множества авторов удивительно единообразно наступает под знаменем борьбы с domestic violence. В последнее время с критикой феминистской модели насилия в семье выступил и всемирно известный американский специалист в данной отрасли М. Штраус.[4] Диалектическая же модель, раскрывающая механизм действия семейных причин преступлений, мне видится следующим образом.

В целую систему преступности вплетена подсистема криминогенных факторов семейной сферы. Она имеет три уровня: общесоциаль­ный, непосредственного окружения и уровень инди­видуального поведения. На каждом из трёх уровней действуют очаги воспроизводства преступности. К их числу отно­сятся: на общесоциальном уровне – противоречия института семьи; на уровне непосредственного окружения – семей­ная десоциализация и семейная конфликтность; на уровне инди­видуального поведения – криминогенная семейная ситуация. [5] (См. схему в конце статьи).

В применении к уровню индивидуального преступного поведения можно также описать некую малую модель криминогенной супружеской (сожительской) ситуации. Она включает в себя: 1) обострение супружеских противоречий, 2) повышенную эмоциональную связь между супругами, 3) нарушение баланса между центростремительными и центробежными устремлениями супругов. Противоречия, присущие конкретной семье, являются отражением противоречий семьи как социального института. Человеческие взаимоотношения в семье изменились. Женщины, обретя равные права, утрачивают некоторые традиционные преимущества «слабого пола». И то и другое протекает не безболезненно и не бесконфликтно.

Понятно, что научное изучение преступности – в данном случае, преступности семьи и быта – должно строиться на твёрдом теоретическом основании. Объяснение внутрисемейных насильственных преступлений, если оно выдаётся вне концептуальной модели, не приносит весомых, нужных обществу результатов. Более того, как показывает жизнь, такая бесхребетная трактовка причин ведёт к «пляске под дудку», играющую издалека, пренебрежению местными особенностями и, стало быть, искажённому видению.

Криминологической коррекцией семейных отношений принято именовать систему мер противодействия преступности, осуществляемых посредством воздействия на семью. Они должны зеркально соответствовать системе семейных причин преступлений воспроизводства преступности, обрисованной в общих чертах выше.

Правовая сторона противодействия выражена как в криминологическом, так и уголовном законодательстве.  Среди международно-правовых норм, направленных против внутрисемейных насильственных преступлений, надо отметить страдающую значительными недостатками Стамбульскую Конвенцию Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и насилием в семье (2011 г.). Россия в ней не участвует. Следует иметь в виду также Модельное законодательство ООН о насилии в семье,[6] определяемом в этом рекомендательном акте как «серьёзное преступление против личности и общества». В обоих документах при наличии ряда полезных положений определён – увы, в духе воинствующего феминизма – перечень категорий лиц, рассматриваемых в качестве жертв насилия (только женщины), что находится в явном противоречии с отмеченным выше возрастанием в быту числа преступлений женщин против мужчин.

Криминологическое законотворчество. Первый законопроект в России о предупреждении насилия в семье был предложен автором настоящих строк. Он имеет принципиальные отличия от инициатив, идущих с запада. По существу – это концептуальная модель закона,  исходящая из  недопущения противопоставления интересов мужчин и женщин. Понятие внутрисемейного насильственного преступления, предложенное в моём законопроекте, предполагает потерпевших любого пола. В нём очерчена государственная система предупреждения насилия в семье, названы права и обязанности социальных работников. Регламентирована административная ответственность за насилие в семье в качестве альтернативы уголовному наказанию. Урегулированы особенности принудительного жилищного обмена, условного осуждения, осуществления семейной психотерапии как мер предупреждения насилия в семье. В законопроекте содержится положение об информационном обеспечении противодействия насильственным преступлениям в семье. Как сказано выше, законопроект предусматривает статистический учёт потерпевших по признаку родственной связи с виновным и профилактический учёт криминогенных семей. Там же имеется положение о семейных судах.

Упомянутые Стамбульская Конвенция и Модельное законодательство предусматривают выдачу судами женщине так называемых охранных ордеров, устанавливающих, в частности, запрет поссорившемуся с ней мужу посещать место своего жительства. Такая мера предусмотрена в целом ряде стран. Но для России она представляется мне неприемлемой, помимо прочего, в связи с нерешенностью у нас жилищной проблемы. В моём законопроекте за насильственные действия в семье в целях прерывания опасной ссоры предлагается превентивный административный арест длительностью до 15 суток. Возможность ареста как альтернатива уголовной ответственности видится автору настоящих строк в русле необходимой гуманизации общества.

Уголовное законотворчество. В национальных законодательствах ряда стран имеются специальные составы внутрисемейных преступлений: «тяжкое нарушение неприкосновенности близкой персоны» – абз.1 §4а гл. 4 УК Швеции; «домашнее насилие» – ст. 153 УК Испании; «жестокое обращение с подопечным» – § 225 УК Германии и др. В России раздаются неосновательные призывы ввести специальные составы убийства и причинения тяжкого вреда здоровью члену семьи. Все эти изобретения полагаю законотворческими излишествами, поскольку ими дублируются давно существующие составы преступлений против личности. Понятно, что подобные предложения делаются не просто так, а  с целью усилить наказание за «семейное насилие» по сравнению с прочими насильственными преступлениями, в чём никакого смысла мной не усматривается. Никаких дополнительных ужесточений не надо, в том числе не требуется вводить квалифицирующие, равно как отягчающие (в смысле ст. 63 УК РФ) обстоятельства.

Давно пора регламентировать в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве прохождение примирительной процедуры либо курса психотерапии в качестве условия освобождения от уголовной ответственности, условного осуждения и условно-досрочного освобождения.

Судоустройство. В России, как и в других странах, поднят вопрос о создании семейных и ювенальных судов. На мой взгляд, нужна подлинно семейная юстиция, основой которой служили бы семейные суды. Она охватила бы правонарушения несовершеннолетних и в отношении несовершеннолетних, все внутрисемейные преступления, независимо от возраста виновных и потерпевших, а также гражданско-правовые споры, затрагивающие интересы семьи и несовершеннолетних. 

Почему психотерапевтичесие программы предупреждения «domestic violence» в США оказались неэффективными? Вопрос об использовании специальной психологической помощи для разрешения криминогенных конфликтов в российской семейной криминологии поставлен давно.^[7] Предлагалось установить возможность освобождения от уголовной ответственности лиц, виновных в преступлениях небольшой или средней тяжести, если они дают согласие на прохождение курса психологической помощи.^[8] Как сказано выше, обязанность пройти курс (программу) психологической поддержки следует связать с условностью осуждения или условно-досрочным освобождением от отбывания наказания.

При этом надо иметь в виду неудачную практику психотерапевтических программ по предупреждению повторного насилия, которые адресованы лишь одной стороне конфликта. Такие программы широко распространены в США. Лица (только мужчины), уголовное преследование в отношении которых приостановлено, под руководством психолога и за свой счёт делятся друг с другом опытом преодоления собственного гнева, безотносительно к порой провокационному поведению другой стороны конфликта. Исследования известного американского  специалиста Э. Гондолфа показали низкую эффективность подобных программ. Насильственное поведение возобновляется практически с одинаковой частотой как в случаях прохождения программы, так и без него.^[9] Причина, очевидно, заключается в неверном концептуальном подходе. Работать надо не с одним лишь, а с обоими участниками конфликта с учётом известной истины: когда двое ссорятся, оба неправы.^[10] Перспективным для совершенствования уголовно-правовой реакции на насилие в семье является институт примирения с потерпевшим, который надо было бы законодательно увязать с медиацией.

Пожелания. Итак, представляется, что в области противодействия внутрисемейным насильственным преступлениям надо:

– иметь подробный статистический учёт внутрисемейных преступлений как социального явления;

– осмыслять развитие этого явления, опираясь на фундаментальную диалектическую концепцию;

– избегать участия в международных соглашениях, базирующихся на односторонних концепциях либо не учитывающих особенности государств-участников;

– иметь социальную базу помощи семьям в разрешении их конфликтов (центры помощи, стационары для сторон конфликта и др.);

– создать семейную юстицию;

– предусмотреть в законе такую альтернативу уголовному преследованию и реальному отбыванию наказания, как психологическая помощь в разрешении конфликтов.

Механизм действия семейных причин преступлений