16 июня 2023 г. Санкт-Петербургский международный криминологический клуб проводит беседу «Криминологическая экспертиза - вывод из теории преступного законодательства (проблемы криминологии закона)»
С докладом «Криминологическая экспертиза публичного правообразования как система социального упреждающего контроля криминогенного злоупотребления правом» выступит Владимир Михайлович Хомич – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Республики Беларусь, профессор кафедры государственно-правовых дисциплин Белорусского государственного экономического университета (Минск, Республика Беларусь)
Очное участие: Санкт-Петербург, Наб. реки Мойки, д. 48-50-52АВ, аудитория 222 (юридический факультет РГПУ им. Герцена). Начало в 17.00
ДЛЯ ОЧНОГО УЧАСТИЯ не позднее 13.06.2023 НЕОБХОДИМО ПРИСЛАТЬ НА АДРЕС ЭЛЕКТРОННОЙ ПОЧТЫ КЛУБА (Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.) СВОИ Ф.И.О. (для оформления пропуска на проходной университета)
Выжимка из основного доклада
В. М. Хомич (Минск, Республика Беларусь)[1]
Криминологическая экспертиза публичного правообразования как система социального упреждающего контроля криминогенного злоупотребления правом
При всём многообразии подходов и теоретических взглядов на преступность её исходные причины остаются неизменно прежними. Они коренятся в объективных и субъективных социально-экономических проблемах и противоречиях социальной жизни людей, c одной стороны, и, с другой стороны, неспособности (?) или нежелании (?) публичной власти посредством правового регулирования и правового принуждения совместить экономический прогресс, частную собственность, частную инициативу с социальной защищённостью людей, консолидированной социальной справедливостью и равенством.
Зарождение и развитие в содержательном контексте в рамках невско-волжской криминологической школы политического преступностиведения, представители которого обратили внимание на глубинно-олигархические (воробогаческие) пласты или истоки современной преступности и её глобально-олигархический и социально-организованный характер[2] (не без деятельного участия в этом властной силы), не может не приветствоваться.
В дискурсе теории преступных подсистем важнейшим предметом политической криминологии является оценка криминогенного фона современной системы публичного правообразования, породившего серьёзные последствия для современного мироправопорядка человеческих сообществ с весьма серьёзными криминогенными последствиями, включая преступность ненависти и насилия – агрессия, терроризм и тому подобное, что Л. Н. Гумилёв применительно к праву называл «принципом отрицания права на несходство», наконец отрицания права на равенство.
В уголовном праве это выразилось в так называемой «новой криминализации», криминологическое и философско-правовое обозрение которому дано, например, в монографии под таким же названием (И. Я. Козаченко и Д. Н. Сергеев, 2020). На сегодня это одна из фундаментальных проблем, связанных с социально неоправданным и разбалансированным, а также явно завышенным социальным предназначением сферы применения уголовного права, пониманием того, что является преступным.
Сказанное относится ко всему спектру проблематики правопонимания: не только уголовного, но и в целом в организации и регулировании достойного для всех индивидов правомиропорядка, а отсюда и к решению ключевых методологических проблем криминологии закона[3], уголовного права, криминологического понимания преступления[4] и далее – к криминологической оценке современных правовых систем и их влияния на социальную активность воронки преступности[5]. Стремление расширить границы применения и использования уголовно-правовых средств для решения чуть ли не всех значимых общественных проблем без должной обще-социальной правовой легитимации систем правового установления и регулирования соответствующих социальных систем организации общества и государства ведёт к отчуждению большинства членов общества от позитивного права, формируемого государством, и пока непонятным и внутренне противоречивым изменениям на самом верху воронки преступности.
Сегодня криминологический дискурс о том, что должно признаваться преступным, формируется на государственных платформах (концепциях) национальной безопасности. В этом понятии сфокусированы болевые точки и недоразумения нашей (отечественной) и мировой криминологии. Отсюда функциональный и содержательный разрыв между предметностью криминологических исследований и использованием их результатов в законодательной и правоприменительной деятельности. Онтологическим же основанием обеспечения единства уголовного права и криминологии может быть только человек и его интересы. Без улучшения социально-свободного качества его внутренней жизни решить базовые задачи, стоящие перед криминологией, невозможно[6].
Вопрос состоит в том, как обеспечить это единство. Просто говорить о криминолого-политическом содержании современной преступности в контексте глобально-олигархической власти (ГОВ)[7] без выяснения в ней роли не вполне понятных и рассогласованных интересов политико-организованной власти на внутренне-государственном уровне уже невозможно. Во-первых, не следует допускать на фоне рассогласования интересов наблюдаемую тенденцию «политизации зла»[8], нужно сосредоточить внимание на предупреждении всё более возрастающей преступной активности ГОВ. Во-вторых, как справедливо замечает Д.А. Шестаков, необходимо задуматься над разработкой соответствующих правовых средств обуздания мировой олигархии, её криминогенной политической организации и самоорганизации на принципах одностороннего миропорядка[9].
Но, прежде всего, следует обуздать деструктивную и неправовую активность национальных элементов и социальных систем ГОВ, исходя из универсального её построения и проявления в современных человеческих сообществах, что обеспечивается и организуется не без помощи правового регулирования и правового воздействия. В какой-то степени взглянуть на этот сложный механизм самосохранения и воспроизводства преступности в дискурсе влияния ГОВ позволил институт криминологической экспертизы правовых актов, который существует и, насколько это возможно с учётом современной политической ситуации в мире, эффективно функционирует только в Республике Беларусь.
Криминологическая экспертиза нормативных правовых актов в Республике Беларусь – это официально-публичная, криминолого-прогностическая конструкция системного и социального контроля за обеспечением безопасного (некриминогенного) функционирования объективного права. Она устанавливалась как государственно властная деятельность в системе законодательной деятельности государства, учитывая, что система объективного права, формируемого компетентными органами государства, «содержит в себе и правоукрепляющий, и праворазрущающий, в том числе преступный потенциал»[10].
Важнейшее теоретико-методологическое положение, имеющее самое непосредственное отношение к определению сущности криминологической экспертизы правовых актов, заключено в определении «риска криминогенного характера как деструктивного фактора правового свойства». Это «деструктивные факторы нормативно-регулирующего свойства, заключённые в нормах объективного права, обусловленные социальной неадаптированностью, конфликтностью, отчуждённостью и неопределённостью этих норм, вследствие чего в процессе их реализации (соблюдения, исполнения, использования и применения) создаются объективные предпосылки (условия) и мотивация допустимого или возможного отклонения от правомерного поведения или злоупотребления правом независимо от того, являются или не являются такие отклонения правонарушающего характера уголовно-наказуемым деянием и независимо от того, совершаются эти деяния управляющими или управляемыми».
Вследствие отсутствия единства в приоритетах защиты базовых социальных ценностей, а равно единства в их оценке в качестве таковых, определение преступности деяния на основе констатации соответствующего уголовно-правового уровня его общественной опасности не обладает достаточной объективной и субъективной правовой достоверностью, а потому уголовное право всё более утрачивает свою исконную функциональную эффективность в предупреждении действительно преступного. Отсюда всё более очевидным становится правовая неопределённость признака общественной опасности при криминализации ряда деяний, его монополизация и манипулирование им не в интересах обеспечения безопасности и достойно-свободной жизни человека.
Неслучайно главную угрозу праву в XXI веке В. Д. Зорькин видит в изменении способов и методов правовой коммуникации (в системе, способах, методах правового регулирования и применения права в социальных практиках), наблюдаемое в связи с неопределённостью правовых регуляторов (правовых моделей регулирования) в эпоху «постмодернистской автоматизации общества». Выход из создавшегося кризиса права – недопущение наметившегося отчуждения человека от государственно-правового пространства и более «тонкая настройка механизмов правового регулирования».
Собственно, правовыми (не криминогенными) вводимые государством нормативы регулирования будут, если они ориентированы на формирование и удовлетворение социально-значимых интересов и общественных потребностей людей, прежде всего, их безопасного и достойного существования (в этом дискурсе должны обеспечивать надлежащую правовую защиту указанных социальных ценностей).
Обеспечить такую многофакторную, социально-эффективную и бесконфликтную модель правового регулирования сегодня невозможно без криминологического прогнозирования (без оценки на наличие криминогенных рисков) нормативно-регуляторных свойств права. При этом криминологическая экспертиза, как уже отмечалось, организована как публично- и властно обязывающая функция контроля и снятия негативных последствий в процессе нормотворческой деятельности, исходящих из дефектных форм, норм и методов правового регулирования, вследствие которых объективно или субъективно в процессе правового регулирования формируется или активируется социальный конфликт или допускается возможность противоправного поведения или злоупотребления правом в личных, групповых интересах в ущерб обще-социальным правоохраняемым ценностям и интересам.
В свою очередь, криминогенность правовых регуляторов не следует понимать буквально как риск совершения конкретного деяния, запрещённого уголовным законом. Юридический аспект преступления (применительно к криминологической экспертизе) не имеет принципиального значения. Учитывая взаимосвязь детерминант различных форм деструктивных девиаций, риск любого нежелательного и, следовательно, общественно вредного поведения является криминогенным и составляет предмет и результат криминологической экспертизы проектов нормативных правовых актов.
В этом криминолого-исследовательском контексте криминологическую экспертизу не следует отождествлять по содержанию и целям с криминологическим исследованием причин и условий преступности даже в той области социальной деятельности, на регулирование которой направлен нормативный правовой акт.
В ходе проведения криминологической экспертизы нормативных правовых актов устанавливается правовая криминогенность нормы, совокупности норм или системной совокупности норм, точнее их квазиправность. Социальная реакция субъектов социума на такие квазинормативы – открытый или скрытый отказ в их легитимации, в том числе посредством их несоблюдения, нарушения, конкурентного или компетенционно-служебного злоупотребления правами и правоохраняемыми интересами других лиц, наконец – формирование тлеющих (скрытых) или открытых социальных конфликтов. В этом и состоит концепт криминогенного риска в нормах объективного права – акт его схватывания, понимания его смысла и содержания.
Считаю необходимым обратить внимание на такой, по нашему мнению, глобальный критерий криминогенности систем правового регулирования, который объективно и субъективно активирует состояние социально-правовой отчуждённости человека от нормативов регулирования. Это очень ёмкий социально-правовой критерий, охватывающий уровень связки объективных интересов и целей правового регулирования с общечеловеческими социальными ценностями и их учёт во всех социальных системах и сферах правового регулирования.
Право, чтобы отвечать современным вызовам, должно отличаться многогранностью и человекомерностью, социально-конструктивным и культурным содержанием. Только при таких характеристиках оно будет способно эффективно и бесконфликтно предупреждать правовые риски, связанные с отчуждением человека от стандартно-правового поведения.
Г. Н. Горшенков (Нижний Новгород, Россия)[11]
От криминологической экспертизы – к криминологической экспертологии
В своих суждениях по поводу содержания доклада Владимира Михайловича Хомича выделю три следующих. Первое суждение – о диаметрально противоположном. В тезисах доклада нашего белорусского коллеги представлена блестящая оценка «криминогенного фона современной системы публичного правообразования». При этом В. М. Хомич данную оценку рассматривает как важнейшую предметную составляющую криминологической теории закона, в связи с чем акцентирует внимание на важной роли криминологической экспертизы правообразования. Учёный определяет её как систему «социального упреждающего контроля криминогенного злоупотребления правом». Обращает на себя внимание критическая констатация неопровержимого факта – функционального и содержательного разрыва «между предметностью криминологических исследований и использованием их результатов в законодательной и правоприменительной деятельности».
Знаменательно то, что Владимир Михайлович – представитель братской Белоруссии. Как сам он, должно быть не без гордости, подчёркивает, «институт криминологической экспертизы правовых актов эффективно функционирует только в Республике Беларусь». Добавлю – функционирует вот уже 16 лет.
На этом радужном фоне грустно осознавать, что более 20 лет отечественные учёные безуспешно пытаются доказать законодателю необходимость введения такового института в России. Так, известные криминологи С. В. Бородин и В. В. Лунеев в результате научных исследований выявили десятки тысяч банкротств, носивших криминальный характер, хотя внешне они совершались в рамках действующего законодательства[12]. Исследования, подобно приведённому, позволили получить убедительный эмпирический материал, свидетельствующий о необходимости криминологической экспертизы правовых актов, разработать ряд предложений теоретико-прикладного характера. А. И. Долговой был разработан проект Федерального закона «О криминологической экспертизе», в который затем регулярно вносились изменения и дополнения. К сожалению, проект так и остался невостребованным.
Второе суждение – о функциональности института криминологической экспертизы. Нормативный правовой акт – лишь один из инструментов (или специальных (правовых) мер), применяемых в деле противодействия преступности. И здесь, как отмечает докладчик, «криминологическая экспертиза... организована как публично- и властно обязывающая функция контроля и снятия негативных последствий в процессе нормотворческой деятельности». Однако важно обратить внимание на результативность применяемых специальных мер (например, уголовной ответственности, учитывая пессимистические заключения ряда учёных о кризисе наказания).
Необходимость криминологической экспертной деятельности видится не только для законодателей и правоприменителей, но и для субъектов, ответственных за обеспечение прав и законных интересов человека и гражданина, осуществляющих мониторинг в сфере противодействия преступности. Под ним понимается система наблюдений за состоянием предупреждения правонарушений, анализ и прогнозирование обстоятельств, способствующих совершению преступлений, а также оценка эффективности профилактических мер.
Сегодня и белорусский опыт указывает на необходимость пересмотра предмета и функциональности криминологической экспертизы. В частности, открылись перспективы её применения в других сферах, например, в массово-информационной: оценка продукции средств массовой коммуникации в целях обнаружения в ней криминогенных, криминалосодержащих элементов, продуцирующих «цифровую преступность».
Третье суждение – о криминологической экспертологии. Разработку этой концепции следует активизировать в нашей невско-волжской криминологической школе. Например, если обратить внимание на ту же массово-информационную сферу, которая сегодня значительно криминализирована, представляется крайне необходимым сотрудничество лингвистики и юриспруденции. Однако, как замечает один из специалистов в данной области П. Тиерсма, перспективы совместных исследований лингвистики и права недооцениваются, и одной из причин тому является отношение к языку: он рассматривается лишь как инструмент, но никак не объект исследования[13], в том числе, добавлю, как инструмент превенции.
Примечательно, что именно специалистами-языковедами был введён в научный оборот термин «лингвистическая криминология», означающий комплексную науку о языке как криминогенно-криминальном вербальном явлении. Не столько о самом явлении, сколько о том, что его создаёт, кем оно создаётся.
Но и в нашем научном мире есть определённые достижения в криминолого-экспертной деятельности. В частности, можно указать на разработку генезиса молодёжного деструктивизма. Экспертные материалы нижегородских криминологов во главе с А. А. Глуховой (Нижегородская академия МВД России) были положены в основу решений Верховного Суда РФ, который признал террористическим международное движение «Колумбайн» и запретил его на территории страны. Сегодня в России начала складываться практика проведения судебных криминологических экспертиз по делам о преступной деятельности сторонников деструктивной тюремной субкультуры.
В моём представлении, криминологическая экспертиза есть урегулированная нормами права экспертно-аналитическая деятельность, направленная на криминологическую диагностику и обнаружение деструктивных явлений и процессов в разработке и реализации законодательных, правоприменительных и иных специальных мер предупредительного воздействия на преступность в целях последующей криминологической корректировки деятельности по отысканию эффективных решений в области противодействия преступности.
Д. А. Шестаков (Санкт-Петербург, Россия)[14]
От криминогенного закона к закону преступному (Вопросы преступностиведческой теории)
Что было сначала? Назову звенья интересующей нас цепи научного развития: преступный закон, его криминогенная разновидность, криминологическая экспертиза, преступность политики. Теоретические корни криминологической экспертизы нормативных актов, о которой идёт речь в очередном докладе Владимира Михайловича Хомича, лежат в криминологии закона – итоговой отрасли школы преступных подсистем. Напомню, что с появлением криминологии закона завершается построение остова школы. Эта отрасль нацелена не только и не столько на законодательство о противодействии преступности, сколько на феномен преступности законодательной. Да, законодательная сфера, как и все другие подсистемы общества, содержит в себе не только правоукрепляющий, но и праворазрушающий, в том числе преступный потенциал.
Толчком для возникновения криминологической экспертизы нормативных актов послужило появление научной категории криминогенного закона. Криминогенный закон – род преступного закона. Приведённое суждение непонятно звучит только для тех, кто не углубился в преступностиведческую теорию. Ведь, согласно теории, преступность как процесс воспроизводства преступлений включает в себя наряду с ними также обусловливающие их обстоятельства. Криминогенный закон – это такой закон, положения которого способствуют совершению преступлений.
Ещё одной немаловажной вехой на обозначенном здесь мыслительном пути стала научная разработка вопроса о преступлении не в юридическом, а в криминологическом понимании. Преступностиведы не должны и уже не могут проходить мимо деяний, которые представляют собой значительное зло, даже если ли за это зло законом не установлено наказание. Криминологически значимые положения закона суть нормы преступные, криминогенные или же нормы, способствующие противодействию преступности – не только присутствующие в уже существующем законе, но и предлагаемые для узаконения.
Вновь о криминологической экспертизе нормативных правовых актов. Она может быть плодотворной только тогда, когда опирается на достаточно глубокое понимание сложного процесса воспроизводства преступности. В своё время мною были в общем виде набросаны вопросы, которые должны обращаться к конкретным установленным или предлагаемым нормам: 1) Не является ли юридическая норма «мёртвой», т.е. такой, которая неисполнима значительной частью населения? В частности, вследствие того, что её нарушение является правилом для большого числа людей? 2) Не является ли норма криминогенной, т.е. не способствует ли она совершению преступлений? 3) Не является ли норма преступной? Не противоречит ли она, в частности, международному уголовному праву, а также естественному праву?
Этот вид криминологической экспертизы – прямое и неизбежное последствие теоретической разработки вопросов о криминогенном законе. В Республике Беларусь, благодаря деятельному Владимиру Михайловичу, данное последствие проявляет себя быстрее и в более завершённом качестве по сравнению с Российской Федерацией, где узаконена пока лишь антикоррупционная экспертиза законодательства.
В Методических рекомендациях по проведению криминологической экспертизы проектов законов Республики Беларусь риски криминогенного характера определяются как деструктивные факторы нормативного свойства, создающие предпосылки и мотивацию отклонения от правомерного поведения, независимо от того, является ли такое отклонение уголовно наказуемым деянием [Методологические рекомендации по проведению криминологической экспертизы проектов законов Республики Беларусь // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2009. № 2 (17), с. 21].
В. М. Хомич определяет правовую криминогенность нормы, её «квазиправность» как производимую ею «активацию (во всех социальных системах и сферах правового регулирования) социально-правовой отчуждённости человека от нормативов регулирования». По его огорчительным словам, в действительности «всё более очевидной становится правовая неопределённость признака общественной опасности при криминализации ряда деяний, его монополизация и манипулирование им не в интересах обеспечения безопасности и достойно-свободной жизни человека». По существу, он рассуждает о том, что в обществе желательно наладить связь между правовым регулированием и общечеловеческими социальными ценностями. Такой образ мысли не может не вызвать одобрения и поддержки. Однако, двинемся далее.
Преступный закон как таковой (per se). Преступный закон – это закон, содержащий положения, которые нарушают международное уголовное право, либо попирают внутреннее уголовное право или которые представляют собой весьма значительное зло, безотносительно к тому, признаётся ли такое зло преступлением, согласно официальным нормам. В лучах категории преступного закона надо бы рассмотреть и оценить, в частности, установленное постсоветским законодательством российское налогообложение.
Сегодняшнее время, время войны против России, развязанной ГОВ, осложнено также олигархическим укладом постсоветского пространства, оно требует от преступностиведения повышенного внимания к проблемам политической криминологии. Нынешний 2023 год криминологический клуб начал с доклада, представленного Е. П. Андрущенко, о посягательстве на жизнь видных российских политических деятелей: отца и дочери Дугиных. Представляется целесообразным и далее отслеживать на наших беседах ключевые военно-политические события, углубляясь в их политико-криминальную природу. Как у нас заведено, будем стараться делать это не поверхностно, а опираясь на развивающуюся в последние десятилетия общую преступностиведческую теорию и на положения, которые выдвигаются криминологией закона. Продолжим осмысление преступности законодательства: зарубежного, международного и внутреннего.
Взгляд в будущее. Понятно, что от школы преступных подсистем и её клуба ожидаются очередные идеи по противодействию глобальной олигархической преступности, в том числе законодательные, соответствующие военной ситуации в мире. Скромный вклад автора настоящих строк состоит в высказанном и неоднократно повторённом [2022 г.] соображении о потребности в создании Евразийского Международного Уголовного Суда.
Ждём Ваши отклики на доклад
Вы можете присылать их на адрес электронной почты Клуба: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[1] Владимир Михайлович Хомич – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Республики Беларусь, профессор кафедры государственно-правовых дисциплин Белорусского государственного экономического университета (Минск, Республика Беларусь); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[2] Шестаков Д. А. Планетарная олигархическая преступная деятельность // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. № 2 (25). С. 12–23.
[3] Шестаков Д. А. Введение в криминологию закона. СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2011. 75 с.
[4] Шестаков Д. А. Криминология: преступность как свойство общества. Краткий курс. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, Издательство «Лань», 2001.
[5] Шестаков Д. А. Планетарная олигархическая преступная деятельность // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. № 2 (25). С. 12–13.
[6] Рыбак А. З. Криминология в человеческом измерении: новая методология. М.: Юрлитинформ, 2020. 296 с.
[7] Шестаков Д. А. Планетарная олигархическая преступная деятельность // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. № 2 (25). С. 13.
[8] Горшенков Г. Н. Политизация зла // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2014. № 3 (34). С. 14–25.
[9] Шестаков Д. А. Преступные подсистемы: криминологические исследования // Ценности права и гражданско-правового образования в современном мире: к 20-летию создания юридического факультета РГПУ им А. И. Герцена. СПб: РГПУ, 2023.
[10] Шестаков Д. А. Введение в криминологию закона. СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2011. С. 6.
[11] Геннадий Николаевич Горшенков – д.ю.н., профессор, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, профессор кафедры уголовного права Нижегородского государственного университета им Н. И. Лобачевского (Нижний Новгород, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
[12] Бородин С. В., Лунеев В. В. О криминологической экспертизе законов и иных нормативных актов // Государство и право. 2002. № 6.
[13] Тиерсма П. Лингвистика и юриспруденция: насколько они полезны друг другу. URL: https://lingex.ru/lingvistika-i-yurisprudenciya-naskolko-oni-polezny-drug-drugu/ (дата обращения: 10.05.2023).
[14] Дмитрий Анатольевич Шестаков – д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации; соучредитель и президент Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий криминологической лабораторией РГПУ им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург, Россия); e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.